Мой Белый Дьявол

— Ну что, выдвигаемся? Довольно спросил Стендлер, разваливаясь на кровати. — Да, завтра утром. Как и всегда холодно ответил Лэнгдон. Он сидел за своим столом и писал письмо кооперативу, рассказывая последние события. — Почему не сейчас? — Какой смысл делать это ночью? Выспимся и поедем утром на свежую голову. Стендлер кивнул. Он повернулся к Майклу и стал смотреть на него, думая о том, стоит ли ворошить прошлое. Но, если подумать, другого момента представиться и не могло. — Мы можем поговорить? Блондин промолчал, продолжая равнодушно стучать пальцами по клавиатуре. Разговаривать с Джоном о чем-то, кроме работы, он более, чем не желал. А уж если Стендлер надеялся на восстановление прошлых отношений, то ему это совершенно точно не светило. Майкл не терпел предательства. Никогда. — Пожалуйста, дай мне высказаться. Неслышно вздохнув, Антихрист продолжил заниматься своими делами. — Майкл, прошу тебя, дай мне хотя бы минуту! Стендлер чуть повысил голос, чтобы хоть как-то повлиять на бывшего парня. Лэнгдон все же неохотно обернулся и окинул того надменным, вопросительным взглядом, приподняв брови. — Спустя столько лет я понял, что тратил время не на то, что мне было действительно нужно. Майкл сразу же отвернулся обратно к ноутбуку и равнодушно ответил. — Надо же, озарение все-таки пришло. — Майкл, блядь, хоть на ебаную секунду, прояви немного интереса! Я о многом прошу или что?! Вспыльчивый характер Стендлера снова дал о себе знать. Блондин же, понимая, что отделаться от этого паренька будет намного проще и быстрее, если выслушать, аккуратно закрыл ноутбук и снова обернулся. Но, никакого интереса в его глазах так и не появилось. — Я в буквальном смысле морально погибал в Чикаго. Когда мне пришлось уехать от тебя, я каждый день не мог забыть о нас, о том, что было. Я ходил к психологам, но все эти тупые идиоты хотели вылечить меня от чего угодно: от глубоко засевшей обиды на отца, от депрессии, от гейства, но только... Но, только не от любви к тебе. Ты и понятия не имеешь, что я пережил тогда. Каждый раз, когда я упоминал твое имя в доме, папаша, как и всегда, избивал меня. Говорил, что я больной, что со мной что-то не так, что я не должен любить мужчин, что я ошибка природы, что это ненормально. А потом я узнал, что этот ублюдок устроил внезапный переезд, чтобы мы расстались и на самом деле не было никакой проблемы с деньгами. Он это подстроил, понимаешь?! Все это было умышленно. Но, лицо Майкла все еще не менялось, как было совершенно равнодушным, непоколебимым, так и осталось. — И тогда я решил свалить из этого сумасшедшего дома, поехал учиться в магическую академию, полностью погрузился в учебу, надеясь, что смогу отвлечься, убежать от боли. Но, чем больше я копил ее в себе, тем больше она увеличивалась. И вот однажды я дал ей выход. Меня исключили через два месяца, потому что я наставил ствол на какую-то одногруппницу, когда она посмела заикнуться про тебя. Просто... Просто я не мог больше так... Пошел на какой-то старый обломанный мост. Это было последней каплей моего терпения, я был готов покончить с жизнью, потому что не представлял ее без тебя. Лэнгдон же стал буквально сверлить Джона взглядом, пытаясь понять врет он, либо действительно говорит правду. — Вода была холодной, сука, очень холодной... Я заработал сильное обморожение и сломал два ребра, высота была слишком большая. Майкл молчал. — Через пол года кое-как встал на ноги. И снова тишина. — Знаю, я кажусь самовлюбленным ублюдком, который живет только ради себя и собственных целей. В святилище все думают, что я противный парень с короной на голове, но ты-то меня знаешь... Я не такой. Совсем не такой, Майкл. И я... Джон прикрыл глаза и тяжело выдохнул, пытаясь сдержать поток наступающих слез. — Я прошу у тебя прощения. Я был слишком глуп, боялся все потерять. Но, в итоге потерял самое важное - тебя. Поэтому... Постарайся простить, если сможешь, а я постараюсь доказать, что достоин твоего прощения. После случая с Дарианой Лэнгдон пообещал, что больше никогда не покажет настоящего себя, больше никогда не ответит на чувства взаимностью. Больше всего он не любил казаться уязвимым. И пусть Стендлер один из тех людей, кто понимает и знает Майкла намного лучше, чем самого себя, это не значит, что он станет мягче. Уже слишком поздно что-то менять. — Джон... Я скажу, как есть. Скажу то, что считаю нужным сказать. Все, что между нами было, безусловно, прекрасно и я ценю эти моменты точно так же, как и ты. Но, во всей этой истории есть одно ключевое слово "было". Прошлое должно оставаться в прошлом. Но и это не самое главное. Я изменился и ты уже никогда не сможешь увидеть прежнего Майкла, как бы ни хотел и ни пытался. Я просто-напросто не смогу дать тебе то, чего ты так хочешь. И, если быть честным, я не горю желанием сближаться снова даже на уровне дружбы. Дружба строится на доверии, которого у меня к тебе больше нет. Если бы тогда ты остался со мной и послал на хрен садиста-папашу, все было бы совершенно иначе. Но, увы... Ты выбрал судьбу послушного мальчика на побегушках у родителей. Последняя фраза, кажется, прозвучала намного хуже, чем отказ от общения, ведь у Стендлера была серьезная травма из-за отца и Майкл, зная об этом, почему-то не смог сдержать едких высказываний. Он действительно сильно изменился, раньше бы себе такого ни за что не позволил, даже в мыслях бы не промелькнуло. Джон резко поднимается с кровати, подходит к Лэнгдону и со всей дури ударяет того ладонью по лицу. Со всей силы, которая у него только была. Мужчина пошатнулся, но все же сумел удержаться на стуле. — Как у тебя только язык повернулся такое сказать?! Да ты... Ты такой же, как он. Как я вообще мог полюбить тебя?! Джон крепко сжимает кулаки, сдерживаясь от новых ударов. — Ты монстр, который в итоге останется один. Черт, какого хрена я сказал тебе о том, что испытываю, когда ты забыл обо мне сразу же после разрыва... — Это не... — Сближайся с кем хочешь, встречайся хоть с той певичкой Дарианой, с которой знаком меньше недели. Да с кем угодно, только ни с тем, кого знаешь больше четырех лет. Удачи, блядь! — Закрой свой рот, Джон. Ты мне слова вставить не даешь, а уже орешь, как девчонка. — Ну и? Что ты опять собираешься ляпнуть? Но, Лэнгдон не злится, ибо знает, что трогать детскую травму с его стороны было очень подло. — Хочешь общения? Хорошо, но если ты снова посмеешь поступить подобным образом, знай - я не задумываясь перережу твою глотку, смотря прямо в глаза. Как тебе такое условие, Джонни? Тем временем за дверью прозвучала тихая женская усмешка. — Ну надо же, как трогательно.