Кап…
Кап…
Кап…
Ливень барабанит по крышам города… Вода ревёт в ржавых водосточных трубах, разливается грязными реками по асфальту, заливается ледяными струями за ворот старой косухи… Мокрые берцы хлюпают на ногах, шагая по бесконечным лужам… Одинокая фигура бредет в ночи по безлюдному тротуару: плечи ссутулены, руки спрятаны глубоко в карманы в тщетной попытке согреть коченеющие пальцы… В лужах отражаются яркие неоновые вывески, раздражающие своими кислотными цветами, в стене дождя пляшут огоньки фонарей и фар… Жалкая попытка хоть как-то раскрасить угрюмую жизнь, скрывая за взрывными цветами серую действительность… Порядочные люди давно сидят по домам. Лишь редкие машины, проносятся мимо, торопясь домой, в тепло и уют, окатывая одинокого пешехода грязной волной. Вот и снова… Парень лишь поправляет обшарпанный футляр скрипки за спиной и убирает с глаз мокрую чёлку, не поднимая безразличного взгляда от земли. Холод. Предательство. Ненависть.Как просто выпрыгнуть из-за угла и дать битой по голове. Как просто обобрать последние гроши с полубессознательного тела, а затем сломать нос в наказание за столь скудный улов… Люди… Что за мерзкие существа… Собственная мать отказалась от меня, едва взглянув на мое лицо после той злосчастной аварии. Всю жизнь надо мной издевались эти бессердечные твари из-за этого треклятого шрама.
Холодные пальцы неосознанно прошлись по пересекающей наискось лицо рваной отметине, что отталкивающе выпячивала на фоне остальной кожи. Лицо выглядело так, словно неумелый ребенок ставил заплатку на любимую игрушку, но у игрушки судьба была намного радужней… Парень оскалился в гримасе ненависти и отвращения, не то к себе, не то ко всему остальному миру, отдергивая руку и снова пряча ее в карман.Я что-ли, блять, виноват в этом?! Спасибо, сукины дети, благодаря вам я свалил из этого чертового приюта. Если бы не ваши каждодневные пытки, я бы никогда не встретил Сэм. Никогда не научился бы играть на скрипке. Не знал бы этого кайфа, когда ты несешься на полной скорости под завывания сигнализации, хохоча словно безумец… Саманта, ты была единственным близким мне человеком. Ты полюбила меня больше чем родная мать. Ты меня воспитала. Ради меня ты пыталась уйти из банды, зажить нормальной человеческой жизнью… Но нас снова предали. Снова люди сгубили мою жизнь своей бессердечной жестокостью. Ты ушла поговорить с Амбецем, а на следующий день я увидел тебя в новостях… «…обнаружено тело зверски убитой женщины…» И я снова один…
К ледяному дождю прибавился северный ветер, стену небесной воды перекосило, капли стали настойчивее биться в бок, словно пытаясь выпихнуть несчастного пешехода на проезжую часть. Парень слегка сощурился, ища хоть какое-то укрытие от непогоды. Из груди вырвался судорожный кашель, и парень остановился, хватаясь за ткань куртки на груди и едва сгибаясь. На ладони, что секунду назад закрывала рот, осталось кровавое пятно, бурое в свете уличного фонаря, но беспощадный дождь смыл его меньше чем за минуту, оставляя парня неосознанно вглядываться в ладонь. Перечеркнутое лицо искривила холодная усмешка…Интересно… Давненько такого не было… Но укрытие от непогоды не помешает. Зачем портить настроение людям живописной картиной трупа на тротуаре с утра пораньше?
Взгляд безразлично скользит по прилипшим друг к другу обшарпанным высоткам, что вросли в тела друг друга, будто сиамские близнецы. Хоть бы небольшой просвет, хотя бы маленький закуточек… Наконец-то. Узкий закоулок завален хламом, стены расписаны непотребствами, кажется, под ногой хрустнул старый шприц… Мерзость. Переулок пару раз вильнул и вывел парня в какой-то двор. Он будто находился в сердце целой паутины улочек и закоулков, что маленькими нитями отходили от него в разных направлениях. Казалось, будто городская жизнь осталась где-то в другом измерении, будто она покинула это место много лет назад, оставив дворик медленно стареть и ветшать… Немногочисленные окна разбиты, они зияют слепыми глазницами, едва удерживая в обветшалых рамах остатки стекла. Двор оглашается новым приступом хрипящего кашля, а парень, судорожно хватаясь за куртку в районе груди, прислоняется к грязной стене, дабы устоять на ногах. Он сплевывает набежавшую кровь под ноги и, утирая губы рукавом, отстраненно наблюдает, как быстро она растворяется в потоке дождевой воды. Окинув двор повторным взглядом парень замечает побитый ларек. Его козырек немного перекосился, кое-где зияют дыры, но в целом это хоть какое-то укрытие, а на старом прилавке вполне можно присесть. Он в несколько шагов пересекает дворик и прячется под навесом, с ногами забравшись на ржавый прилавок. Кап… Кап… Кап… Холодно… Капли громко стучат по металлическому козырьку, будто выстукивая какой-то замысловатый ритм, а небо озаряет молния, что перечеркивает затянутое тучами небо, словно шрам — лицо парня… Кап… Кап… Кап… Он немного кривится он звука грома и достает из футляра скрипку. Холод, гнев, отчаяние, презрение, ненависть к миру, людям и самому себе… Все эти чувства вскипали внутри, грозясь разорвать тесную грудную клетку, убивая еще раньше, чем это могло бы произойти. Нужно выплеснуть все это, отпустить… Хоть как-то… Пальцы бережно пробегаются по аккуратным изгибам, каждая царапинка, каждая отметинка таит за собой целую историю. Некоторые из этих историй полиция до сих пор не может раскрыть… Из груди вырвался нервный хриплый смешок, что почти сразу потонул в очередном раскате грома. Наконец по дворику разнеслись первые, нерешительные ноты. Старые здания будто прислушались, уставившись своими слепыми окнами на нежданного гостя. Мелодия стала чуть увереннее перекрывая собой шум дождя. Дерганные движения смычка делали ее такой нервной и озлобленной, будто скрипка пыталась докричаться до безразличного неба. В попытках рассказать историю хозяина, срывала голос, но хотя ее крики оставались без ответа, она не сдавалась. Струны дрожали от напряжения, готовые порваться в любой момент, больно хлестнув хозяина по рукам и лицу, оставляя новые шрамы… Скрипач закусил губу, брови его сошлись на переносице, образовывая складку. Смычок двигался так отчаянно, будто пытался убежать от всего этого. Хотелось кричать вместе со скрипкой, срывая голос, кричать тому, кто сидит там, наверху и безразлично наблюдает… Что он такого сделал? Чем провинился? Чем заслужил это?! Да только что толку? Все равно никто не ответит на его крики, не придет на помощь… Из прорехи на козырьке холодная вода капнула прямо на лицо, обдавая своим мокрым холодом старый шрам. Скрипач оскалился, едва ли не рыча, а мелодия стала еще более агрессивной, хотя казалось, что больше уже некуда. К горлу медленно подступал приступ кашля, грозясь прервать композицию, но парень стискивает зубы. Он закончит. Обязательно. Он так сильно зажал струны, что кожа на пальцах лопнула… Темная кровь брызнула на скрипку, каплями падая на корпус, струйками покрывая струны. Скрипач скривился, с силой закусывая губу. Еще чуть-чуть… еще немного… Последние движения смычка и надрывный голос скрипки замолкает, оставляя после себя какой-то осадок в душе. Пару минут во дворике слышен лишь шум дождя. Скрипач тихо дышит, гневно смотря куда-то в тучи, а может и дальше… за грань того, что привыкли видеть люди, на того, к кому пытался достучаться… Но смычок падает из его ослабевшей руки, а легкие разрывает кашель… Кровь смешивается в его руках, капает с пальцев, пачкая одежду… Но он смеется… задыхаясь, брызгая кровью, хрипло хохочет, и эхо вторит его безумному смеху. И никакой гром не сможет заглушить этот смех…