***
Эррор вздыхает. Тяжело, после целого насыщенного дня. Он участвовал в допросе двух, как он про себя их называл, умственно отсталых. Парень вообще почти всегда так считал, смотря, как под его строгим взглядом и громким голосом потеют провинившиеся, как сглатывают после заученных привычных фраз. Они все такие разные, но до тошноты похожи этим поведением. И, кажется, Глюк помнил лишь одного человека, который стойко держался, кидая ответный суровый взгляд. Он был необычайно красивым: подтянутое тело, еле видные скулы, его бледность заставляла безотрывно смотреть на этого парня, сладкое ощущение пробегалось по коже от одного взора разноцветных глаз, а его нейтральность пленила. Он однажды сказал: — Если преступник захочет измениться - он изменится. И это зависит не от Вашей строгости и наказания, мистер Эррор. И мулата заворожили его слова, слетевшие с тускло-малиновых губ, оставляя едкую ухмылку после себя. С того допроса, помнится, все изменилось. Этот парень постоянно смотрел вслед молодому охраннику, облизываясь, воображая пошлые сцены. Да, ему нужен был только секс, он слишком зависим от секса. Ведь он не умеет чувствовать любовь. Ну, он так думал. Но какое-то светлое чувство, терзающее его, растекалось прятной истомой по грудной клетке, стоило только этим ярко-карминовым глазам взглянуть в его сторону. И это его бесило. Ему было 29 лет и все эти 29 лет он не любил, даже если пытался. Это чувство было совсем в новинку, неизвестным, и с этим чувством не скоро пришло смирение. С жажды удовлетворения до жажды внимания, ласки и взаимности прошло всего два месяца. И эти два месяца те самые глаза не переставали смотреть на заключенного. Именно сейчас наступило время обхода. Эррор поднялся с мягкого кресла в своем кабинете и, перед уходом, посмотрел в зеркало. О, да. Он шикарен. Он четко помнил, как выкрал форму с работы, подшил ее дома и сделал почти облегающей. Он мысленно твердил: "Да, красавец, Инк это заценит". И это было правдой. Охранник прошел мимо камеры, все происходящее в которой было четко видно, не скрываясь за толстыми и прочными узкими прутьями. Чернильный, завидев полюбившегося паренька, взвыл и упал на пол, стукнувшись головой. Работник вздрогнул. Он начал быстро рыться в карманах, доставая три нужных ключа и отпирая ими дверь. Пленник лежал. Веснушчатый обернулся и ногой прихлопнул дверь, медленно подходя к пострадавшему. Кудрявый только присел на одно колено, протянув руку, как бледная конечность перехватила ее, тело в миг поднялось, усаживаясь на кровать. Эрр поддался, садясь на колени белокурого, чуть не стукнувшись лбами. Светлый уткнулся носом в шею своего надзирателя и пальцами впился в задницу, которую плотно обтягивала ткань. — Ты выглядишь супер сексуально, малыш, — горячий воздух опалил шею, заставляя мулата вздрогнуть, — но необязательно было это делать. Теперь все увидят твои достоинства. Ты мог бы просто прийти ко мне, сесть на мой хуй и я был бы еще радостнее. Разве не этого ты добивался? — Пф-ф, — смотритель отводвинулся, когда обкусанные губы чуть не коснулись его собственных, — мечтай. Заключенный злобно топнул ногой, когда дверь снова была заперта, а его собственный наркотик скрылся. Он дразнит его. Но Инк ответит тем же. С их первого взгляда прошел ровно один год и четыре месяца. А еще они ни разу не потрахались. И именно Эррора это сильно смущало, а Инка уж тем более. А совсем скоро их сочные мечты воплотились. Чернильный подрался с наглым и агрессивным, типичным зэком с куполами на спине, который, даже под суровый и столь злобный взгляд, свалил всю вину на бледного. Его посадили в темную тесную комнатушку вдали от всех, которая была заперта тяжелой металлической дверью с кучей замков и без единой щелки. Он рвал и метал, пинал стены, покрывшиеся мелкими трещинами, матрас, избивал подушку, пытаясь унять гнев от несправедливости. Однако он услышал тихое шуршание, что заставило его замолкнуть и затаить дыхание. Он, с подушкой в обнимку, сел на кровать, в непонятках смотря на тяжелую дверь. Щелкнул первый засов. А после и второй. И так еще три раза. До ушей донесся скрип, который сразу испарился в воздухе, превращаясь в эхо. В комнатушку всунулся кудрявый низкий охранник, неспешно заходя в нее и закрывая за собой дверь. Парнишку сразу же прижали к холодной стене, а ярко-карминовые и разноцветные глаза встретились, обменявшись мелкими искрами, блистающими в них. Чернильный приблизился, уже дыша в губы и коснувшись лбами, как небольшая ладошка уперлась в его лицо, отталкивая. Заключенный взгрустнул, отойдя от Оши и подумав, что тот в ответ ничего не испытывает. Он сел на кровать, откинув подушку в стену, сгорбился и ухмылка его пропала с лица. Эррор посмотрел на него. Улыбка озарила его лицо и с концами подтвердила его догадки, так что, крепко-крепко заперев дверь, он вмиг оказался на коленях недоумевающего Инка. Смотритель вильнул тазом, лица обоих покраснели, а пленник резко прижал тело возлюбленного к себе, но все так же медлил с поцелуем. И он дождался, когда желанные и столь мягкие губы сами коснулись его собственных, утягивая в их обоюдный порыв эмоций. Тонкие ручки в форме оплели шею, несильно оттягивая прядки белесых волос, в то время как каждый игрался с губами, оттягивая то нижнюю, то верхнюю, то прикусывая и часто касаясь языками. — Ты правда хочешь зайти так далеко? — спросил Инк, когда охранник пролез под его футболку. — Инк, тебе нужен только секс? — Нет, — Ошибка просиял, — мне нужен ты, ведь ты помог мне полюбить. — Инки, дорогой, — мулат прослезился, — я люблю тебя. — Я люблю тебя. Инк был повален на койку, а на его бедрах победно восседал возлюбленный, активно двигая тазом и возбуждая. Беловолосый взвыл, закусив губу, и принялся снимать форму с его половинки. Чернильница восхищенно смотрит на изумительное тело, касается нежными подушечками пальцев, проводя незамысловатые маршруты. Изящная спина пассии выгибается, он пытается подарить те же возбуждающие касания в ответ, но его руки останавливают. С Ошибки снимают штаны, руки исследуют бедра, проходятся по веснушкам, в каких-то местах надавливают, оглаживая выпирающие тазовые кости. Кожа Глитча совсем мягкая, словно у младенца, ее хочется трогать и трогать, упиваясь властью и приятными прикосновениями для обоих. Эрри вытаскивает руки из не очень крепкой хватки, снимает тюремную одежду с заключенного, ложится голой грудью на грудь актива и оставляет на ней яркий засос. И еще один. И еще. Ласкает смуглыми руками чуть видный пресс, касается языком, целует, поднимается выше и под тихие вздохи доставляет удовольствие, лаская шею. Тонкие пальцы с нажимом гуляют по тонким лозам. Оба обнажены и оба в одной кровати, в узкой комнате и уже ночью, после отбоя, нежно целуются и касаются друг друга после года и четырех месяцев переглядок. Гетерохромный так и приговаривал: "Осторожно, малыш", или " Не сделай себе больно". Глюче аккуратно садится на вставший член, глухо простонав и почуствовав приятную истому, которая разливается по всему телу отголосками яркого возбуждения. Белоснежные зубы закусили пухлую губу, пытаясь сдержать стоны. Бедра приподнялись и с тихим шлепком снова присели, и так снова, разгоняя огонь по обоим телам, слившимся воедино. Инк пытается не кричать от счастья, волнения, смущения и возбуждения, от всех этих чувств, переполняющих его и его партнера. Пассия двигается как можно быстрее, стараясь доставить удовольствие обоим. Худые руки до синяков впиваются в бедра. — Мхм, И-инк, — охранник выглядит возбужденным, — я сейчас либо закричу, либо кончу. — Подожди.. еще.. немного. Заключенный закрывает рот пассиву и резко встает, подхватывая того под бедра. Они меняют позу, Инк прижимает свою пару к стене, его бедра к себе и начинает быстро и агрессивно двигаться, выбивая из партнера дух и тихие стоны. Пальцы, которые находятся во рту у мулата, уже искусаны, по ним и по подбородку скатываются мелкие дорожки слюны, скулы у парней горят, бедра Эррора болят, а Чернильный, будто назло, сминает задницу пальцами, оставляя на ягодицах и бедрах огненные шлепки, заставляя пассива громче мычать и кусать фаланги. Еще толчок, еще шлепок и Эррор изливается в бледную руку, чувствуя горячее семя внутри себя. Оба облегченно вздыхают, беловолосый подхватывает тело, и укладывается на койку, прижимая к себе худое тело и укрывая обоих.***
На следующее утро Инк просыпается в одиночестве, но от боли в бедрах приятно улыбается, чувствуя себя счастливым и удовлетворенным. Уши улавливают знакомый голос, который громко кричит и пинает двери, чтобы заключенные проснулись. Звуки затихают, а дверь отворяется, пропуская возлюбленного. Беловолосый улыбается, когда смуглая рука нежно поглаживает по волосам. — Из-за тебя бедра болят, — Оши изобразил обиженный голос. — Пф-ф, — парень переплетает их пальцы, — детка, а что мы будем дальше делать? — М? — Хочешь уволиться после того, как меня выпустят и сбежать в другой город? — Я.. я не знаю, — Глитч неловко почесал затылок, — нет, я не против, но нужно будет поговорить с братьями. Не знаю, будут ли они за, когда узнают, что ты сидячий. — Помнишь, я сказал тебе, что любой тюремный изменится, если захочет? Так вот. Я изменюсь, но только ради тебя, детка.