Хёнджин кусается

Хёнджин кусается. Феликс шипит, морщится, отодвигает руками лицо старшего (втф, полгода разницы, а его ещё и хёном называть? много хочет) и спрашивает, всё ли нормально с головой. А Хёнджин лишь плечами пожимает, губы (слава богу) свои же лижет и довольно жмурится. — Ты сладкий. — А ты больной. Феликс наконец выдёргивает свою шею из захвата чужих губ и поправляет ворот рубашки. Хёнджин видит это и смеётся звонко, совсем без стеснения, ему не стыдно, не неловко, он чувствует себя отлично. — Жесть, какой же ты охреневший, — не выдерживает Ли, пытаясь скрыть смущение. В ответ плечами пожимают, мол, ну что поделать, лямку рюкзака перехватывают поудобнее, что-то смотрят в телефоне, глаза округляют и… — Ох, так мы опаздываем на пару. У Феликса почти вырывается целая речь, что мы опаздываем на пару, потому что ты затащил меня в туалет, чтобы покусать за чёртову шею, чёртов Хван Хёнджин, но лишь шумно выдыхает. Похрен на пару, если честно. А вот отличнику рядом явно не должно быть, поэтому Феликс глаза скашивает в сторону и следит за сменяющимися обеспокоенными эмоциями на чужом лице. Карма довольно чешется где-то внутри. — Ох, у нас же история, — ещё раз охает Хван, теряя всю спесь. — Быстрее идём! И за руку хватает так, что не вывернуться, тянет на прицепе Феликса через коридоры, по лестнице и мимо столовой до аудитории, молясь, чтобы впустили. И Ли смотрит на него и не понимает, что вообще происходит с его жизнью и как он нашёл это чудовище. Лекция идёт минут семь, когда они врываются вдвоём, за руку, растрёпанные, а у Феликса ещё и шея красная вся. На них пялятся долго, кто-то шепчется, ничего нового. Феликс наконец выдёргивает свою руку из огромных кошачьих лап Хёнджина, садится за одну из задних скамейи, даже не оборачиваясь, слышит и чувствует, как рядом с ним садятся вплотную. — С каких пор отличники сидят на последних рядах? Хёнджин улыбается в ответ и ничего не говорит. Очень тяжело писать лекцию, кстати, когда тебе еле слышно лектора, а ещё на тебя пялятся всё время, дышат в ухо и коленом колена касаются. Хочется сдохнуть объективно. А ещё целоваться с этим чудовищем, у которого любвеобильность и наглость на каких-то совершенно других уровнях. Вой застывает посреди горла. Чужая рука неуверенно ложится на колено, длинные пальцы щекочут едва ощутимо, а улыбка становится ещё слаще. Феликса током прошибает от этого и он быстро сбрасывает чужую руку, чтобы она вернулась обратно туда же через пару секунд. — Чего ты хочешь? — громким шёпотом спрашивает Феликс. Но даже так его слышат те, кто сидят спереди, оборачиваются, внимательно взглядами скользят по ним обоим, отсутствующему расстоянию между ними и покусанной шее одного из, краснеют и делают вид, что ничего не видели. В ответ Феликсу колено сжимают и голову на плечо кладут. — Всё, чего я хочу, уже при мне. Феликс подпрыгивает на месте от поцелуя в шею. Трёт мокрое место и пинает локтём Хвана в живот. — До весны ещё три месяца, откуда обострение? — щёки горят и скрыть смущение за возмущением слишком плохо выходит, Хёнджин очень проницательный. — Не знаю. Мне кажется, ты сводишь меня с ума. — Ты справляешься и без меня. Хёнджин на это наигранно грустно вздыхает и губы дует. — Никакой поддержки в этом доме. Феликс закатывает глаза и даже чувствует укол совести, а потом голову на своём плече и как дуют в шею. — Идём домой? — уже куда мягче предлагает Ли, понимая, что никто из них тут сидеть не хочет, а их уже отметили сто процентов, как можно было не заметить. Хёнджин неуверенно мнётся на месте. — А если проблемы будут потом? — А у нас без этого проблем не будет? Звучит логично, потому что ещё минут десять и препод не выдержит, пригласив их в деканат, впервые что ли. Феликс уже смирился с тем, что они та самая раздражающая парочка, которая сосётся при всех посреди лестницы, чтобы удивляться таким вещам. — Погнали, — Хёнджин тоже это понимает и первый сгребает их тетради к себе в рюкзак, даже не спросив, и дёргает младшего за руку. Феликс хочет как-то пошутить, но понимает, что для Хёнджина прогулять пару — это уже подвиг, поэтому позволяет пальцы переплести и вытянуть себя через весь пустой ряд и до двери. — Ко мне потом? — уточняет только. Хёнджин кивает и дверь со скрипом открывает, чтобы максимально заметно вдвоём выбежать из аудитории под тяжёлым взглядом лектора. К чёрту историю, у Феликса дома гораздо интереснее. Тем более тот живёт сам и не будет к ним никаких вопросов. Феликс тоже об этом думает, когда они едут в метро и Хёнджин трогательно кладёт голову на плечо и выглядит настолько очаровательно, что сердце схватывает и невозможно не погладить тёмные волосы пальцами. Особенно если при этом Хёнджин мяукает. Даже наигранная вредность сходит на нет и Феликс не может сдержать мягкую улыбку и контролировать блеск глаз не выходит тоже. Круто жить без родителей, когда те далеко и не знают, что на диване квартиры их сына сидит какой-то Хван Хёнджин и показывает этому сыну всякие тиктоки, целоваться лезет, за бёдра мацает и увлечённо кусается куда попадётся, будто на Феликсе ещё остались живые места. У Хёнджина зубы острые, а губы мягкие, контраст взрывоопасный. Феликс глухо стонет, когда чужое колено оказывается между его ног, когда к дивану несчастному своим телом прижимают, шею лижут, кусают, целуют со вкусом, будто реально съесть пытаются. У Хёнджина нет совести, а из святого только крест на шее. Но хорошенький и добрый очень, чтобы остаться равнодушными хоть кому-то. Феликс смотрит в эти наглые счастливые глаза и позволяет делать всё, что Хван захочет. Честно говоря, ради него Феликс бы и сальтуху на лестнице головой вниз сделал, и это его (уже даже не) пугает. — Жесть, ну и как я в тебя так безнадёжно вляпался… — сам себя спрашивает Ли, пальцами гладя чужое лицо. Сердце замирает вместе с улыбкой Хёнджина. — Любишь? — хёнджинова наглость звучит вместе с недоверием. Нет никаких сомнений, что это, на самом деле, серьёзный вопрос. Слово звучит очень откровенно, очень чётко в повисшей тишине, и пробирает до кости, кажется. У Феликса дыхание перехватывает и нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя. — Конечно, дурак, мы вообще-то встречаемся, в курсе? — он хмыкает, стараясь говорить уверенно, без взволнованной дрожи в голосе, и пальцем меж нахмуренных бровей Хвана тычет. — То есть типа всё серьёзно? — уточняет Хёнджин, и выглядит так обеспокоенно, что страшно становится. Феликс не выдерживает и за ворот рубашки рывком прижимает старшего к себе, наслаждаясь его растерянностью, широко распахнутыми глазами и кучей чувств в них. И сердце сжимается так, что ещё немного и врачей звать можно. Пронзает насквозь. Феликс обнимает Хёнджина за шею и лбами соприкасается, слыша и своё, и чужое сбитое дыхание. — Кажется, очень.