Пять «да» в начале, и одно «да» навсегда

Катастрофа. Всё, происходящее на этой планете, огромная ёбаная катастрофа. Особенно, если это связано с Пак Чимином. - Я могу взять этот корректор? Вы знаете, ребята, как профессор На проверяет чистоту написания конспектов, а у меня потекла ручка, не хочу терять средний балл из-за такой глупости. Так я возьму? Ким Намджун, действительно, собирает все свои скудные силёнки (не будем вспоминать, как он, открывая банку майонеза на прошлой неделе, раскрошил ее голыми руками, крышку, кстати, так и не открыв), и всё, что он делает – открывает и закрывает рот, так ничего и не говоря. Сокджин рядом, как всегда, услужлив – сам берёт баночку с замазкой Намджуна, и отдает Чимину в руки, поясняя за друга: - Он не выспался. Чимин вздергивает брови очень понимающе и сочувственно, кивает, и, взяв нужное, направляется обратно к своему месту. «Вернись», - думает Намджун отчаянно, широко распахивая глаза, - «дай мне сказать, как ты мне нравишься, поцелуйся со мной и узаконь отношения в Лас-Вегасе!». - Ты – олицетворение безнадёги. Серьёзно. Можно открыть толковый словарь, и на слове «тлен» там будет вот это вот твое лицо, - Юнги даже не отрывается от партии в Heartstone в телефоне, пальцем указывая на Намджуна, но почти сразу же шипит от лёгкой боли. Сокджин, ухвативший своего горе-суженого за ухо, потянув, как нашкодившего школьника, шипит отчитывающим тоном: - А ты не задирай его! Не всем так повезло, как тебе, знаешь ли, ему тяжело самому справляться со всеми этими чувствами. И, Боже, Намджун, отомри же ты уже! Юнги, проигравший карточный бой из-за слишком долгого времени ожидания хода, фыркает, убирая телефон, и, глянув туда, куда смотрел, оторопев, Намджун, усмехается, вальяжно откинувшись на стуле за своей партой: - Нет, детка, ты можешь его не ждать в ближайшее время. На самом деле, ничего страшного не происходило там, куда смотрел Намджун. Там не было пожара, массовой кровавой драки, никто не выломал стену и даже баллончиком на ней не рисовал… Просто по-быстрому с неба прилетели святые апостолы, привели под ручку Иисуса, тот пару деньков, не покладая рук, потрудился, и создал, наконец, задницу Пак Чимина, которую завороженно лицезрел вот уже четыре месяца безнадежно влюбленный Ким Намджун, что делать сейчас было очень удобно, ведь Пак наклонился поднять с пола ту самую замазку, которую умудрился уронить через пару минут. «Урони меня, и сядь на меня сверху, я молю тебя». Ожидаемо, Сокджин ревниво взвивается (ведь Юнги тоже туда ненароком посмотрел), его супруг, конечно же, защищается (да ну кто бы туда не посмотрел?!), и всё, на что опять хватает Намджуна – уронить голову на парту с таким громким звуком, что несколько других студентов оборачиваются проверить, всё ли в порядке. Пришедшие за пару минут до звонка на пару Чонгук и Хосок ситуацию не улучшают. Младший из братьев Чон, плюхнувшись на место перед Намджуном, спрашивает лениво, шарясь рукой в сумке в поисках ручки: - Что, так и не набрался смелости и не пригласил его? За горе-любовника отвечает Сокджин, уже удобно пристроивший под партой свои длинные ноги на коленях Юнги, снова беззаботно втыкающего в телефон: - Нет. -Хос, гони мне пять баксов. Снова, - Чонгук, получив из рук заворчавшего старшего пятерку, благоговейно чмокает смятую купюру, убирая ее в нагрудный карман рубашки, - ах, какие же легкие деньги! Внезапно, впервые за всё утро, Намджун, наконец, решает подать голос, с хмурым видом поднимая взгляд на мелкого: - Думаешь, это так легко? - Как два пальца обоссать. - Что ж, тогда иди вымой руки, и пригласи Тэхена на свидание. О, чёрт, ребята, это серьезно. Никто в здравом уме не смог бы сказать, кто пользуется большей гей-привлекательностью в их университете – супермягкий и нежный, но танцующий, словно ему в чулки нужно засовывать бабки, Пак Чимин, с перламутровыми фиолетово-розовыми волосами, или же Ким Тэхен, глазастый и весь такой загадочный студент отделения живописи, с волосами, наполовину розовыми, наполовину жёлтыми, больше делающими его похожим на какого-то пришельца, особенно учитывая эти его губы в виде сердечка. Чимин и Тэхён всегда сидят вместе, занимая целую парту, и вот они сидят там даже сейчас, словно неприступный гей-оплот, и даже Хосок, натуральный натурал до мозга костей, вступается за младшего брата, быстро глянув на часы: - Это глупо, ведь до звонка осталось буквально 42 секунды, и… - Изи, - говорит Чонгук, вставая с места, поводя плечами, словно бык на корриде, готовый зарядить рогами прямо по шарам тореодору, и, не задержавшись на месте ни на секунду, уверенно направляется к Той Самой Парте. - Да ну нахуй, - тянет Юнги, закладывая руки за голову, так же, как и все друзья, наблюдая за тем, как Чонгук что-то говорит Тэхену, слегка склонившись над их с Чимином партой, - да ну нахуй, не может быть! Сокджин дергает его за ухо снова, удобно притискиваясь рядом, давая обнять себя за плечи: - Не ори, как старый дедуган. Чонгук с видом победителя идет обратно, а Намджун, совершенно не рассчитывающий, что его спалят за разглядыванием чужого затылка, встречается глазами с Чимином так внезапно, что даже не успевает отвернуться. Пак поджимает губы на секунду, но улыбается почти сразу же, но как-то печально, пожимая плечами и разворачиваясь обратно. Стоп. Что? - Изи. Это было изи. Сколько до звонка? - Пятнадцать секунд, Чонгук. Красавчик. А у тебя яйца не съемные, случайно? Не одолжишь Намджуну? - Заткнись, Юнги, - вздыхает Намджун, роняя голову на руки, и буквально через пятнадцать секунд в коридоре действительно начинает надрываться звонок, трелью своей призывая студентов выбросить из головы всё, кроме учёбы, но в голове Кима нет ничего, кроме Чимина. Чёрт бы его побрал, этого Чимина. Намджун даже понять не мог, в какой именно момент он влюбился в этого мелкого, с которым он имел только две совместные пары в неделю и несколько кратких переглядок в вестибюле их универа. Может в тот момент, когда их руки столкнулись возле стаканчика с матчей в кофейне у универа? Они стояли в очереди друг за другом, и это был заказ Чимина, который случайно забрал Намджун, заказавший после танцора то же самое, правда, Пак клал намного больше сахара, что делало его еще слаще и милее. О, или может после конкурса талантов в сентябре этого года? Чимин тогда танцевал так горячо, что Намджун, даже не стараясь, мог бы показать фокус с удержанием шляпы в воздухе, совершенно не используя руки. Или всё же, это было уже в октябре, когда Чимин каким-то образом оказался в том клубе, где по ночам Юнги, Хосок и Намджун читали рэп, и оказался Пак не просто где-то на периферии, а аж в первом ряду, и более того, когда Намджун дочитал свою партию, Пак просто взял, и… Взял и снял свою футболку, кинув ее прямиком на сцену, а на следующий день вежливо поздоровался с ним, как ни в чем ни бывало, проходя за свою парту (гей-парту) на их общей вторничной лекции по праву. Понять Намджун не мог, в какой момент он, простой композитор, точнее, зародыш композитора, учащийся на четвертом курсе, упал в гей-болото под названием «Пак Чимин» и утонул там насмерть, но факт оставался фактом. Намджун упал. Намджун тонет. Намджун не может никуда пригласить того, кто ему до чёртиков нравится, потому что стоит ему только увидеть эти карие глаза, обращенные на себя, он ощущает себя оленем в свете фар – шевелиться нет уже смысла, всё равно собьют. Ну, пизда. - Почему мне не может повезти, как тебе? Просто облить красавца на первом курсе своим горьким гадким эспрессо, и уже через три месяца жениться на нём? Почему я тут четвертый месяц мучаюсь? – Намджун тихо бормочет в сторону лучшего друга, рисуя что-то невнятное в своей тетради вместо конспекта своей лекции, угрюмо поджав губы. Юнги, каким-то чудом умудряющийся обнимать одной рукой задремавшего на его плече Сокджина, а другой писать лекцию в тетрадь возлюбленного, хмыкает, не отводя взгляда от доски: - Потому что ты ссыкунец обыкновенный. В чем проблема провернуть ту же фишку, что сегодня провернул Чонгук? - Просто взять и подойти? - Просто взять и подойти, ёбаный ты гений. - Он слишком… Слишком для меня. Я себя просто теряю в его присутствии, мне кажется, что я вообще ничего не значу и не стою, когда он рядом где-то находится. Слишком хорош. Слишком… - Слишком пизже тебя, - Юнги понимающе кивает, аккуратно, чтобы не разбудить Сокджина, ерзает на месте с явно затекшими за сорок минут ногами и задницей, но как сидел, так и сидит, списывая термины с доски и бормоча в сторону друга, стараясь не привлекать внимание профессора На, - понимаю, я тоже себя так ощущал. Но эгоистичное желание торчать с ним до конца своих дней как-то, знаешь ли, перевесило все остальные минусы. - Не ты ли сегодня жаловался, что вы поедете выбирать новые розовые занавески в спальню, и, цитирую «ты лучше сдохнешь, чем поедешь снова в Икею»? Юнги вздыхает, легонько стукая ручкой по лбу Намджуна: - Ты ничего не понимаешь в любви. - Будто ты понимаешь… Остаток лекции проходит в тишине, и, честно говоря, Намджун откровенно засыпает, потому что дописывать то, что он и не начинал писать, смысла нет, говорить не хотелось, а еще больше думать про Чимина сил уже не было, по правде говоря. Пока он спит вторую половину пары, ему снится Чимин и его печальная улыбка, когда Чонгук пригласил Тэхёна на свидание. Ну, пизда. - …вставать. Тебе нужно вставать, Намджун-хён. Открывать глаза не хочется от слова абсолютно, но Ким вдруг понимает, что голос, будящий его, не похож ни на один из голосов его друзей (да и будить так мягко его никто бы из них не стал), и он стартует с места, словно ракета с Байконура, и, наконец, когда он разлепляет глаза, он действительно видит перед собой Пак Чимина, в этом своем уютном мятном свитере, с небрежно уложенными волосами, взволнованным видом, и всё это кажется ему Раем Небесным, не меньше. Откуда-то прорезается и собственный голос: - С… Спасибо, что разбудил. Я пойду. Спасибо. Он буквально бежит к выходу из аудитории, но вдруг его затылку становится… Мокро? - Что за… - Тебе не стыдно?! Намджун словно в замедленной съемке оборачивается, на ходу трогая свой затылок, и честно говоря, не знает, что его удивляет больше – собственная белая ладонь, перепачканная, как и волосы, замазкой, или Пак Чимин, знаменитая милая булочка их универа, который сейчас пребывает в состоянии убийственного гнева. - Да что я тебе сделал?! Чимин топает ножкой: - Вот именно, что ничего! Ничего ты мне не сделал! Ни кофе не купил, ни одного сраного цветочка не подарил, не сводил никуда, даже номера своего не дал! Ничего, блять! Ким ощущает, как слегка умирает внутри, слыша, что это чудное создание умеет материться, но осекает себя, не желая упускать возможность поговорить наедине, и, сглотнув, тихо произносит, словно их может кто-то еще услышать, хотя они совершенно одни в аудитории: - Тебе же нравится Чонгук, как я мог тебя позвать? Я видел, как ты расстроился сегодня, когда он пригласил Тэхёна, и сразу всё понял, я… «Пособие по семейному праву и уголовному кодексу» летит чётко ему в лицо, и, спасибо Господи, он успевает увернуться, потому что книженция в четыреста страниц может реально ранить не только муторностью своего содержимого. Чимин на этом останавливаться не думает совершенно, выгребая из своей сумки всё, что попадется под руку, кидая в Намджуна, обиженно крича во весь голос: - Идиот! Придурок! Тупой ты придурок, Ким Намджун! Какой, нахрен, Чонгук, когда я четыре месяца жду твоего приглашения?! Намджун откровенно бегает по классу, уклоняясь от расчески, нескольких ручек, пары тетрадок и кошелька Чимина, и, видя, что ругательства и предметы начинают заканчиваться, начинает медленно подходить к танцору, давая, всё же, пудре и карандашу для глаз попасть ему в лоб, айфон Чимина он ловит, и когда Пак, уже устало топнув ногой, бросает в него пустой рюкзак, Ким ловит его одной рукой, откладывая его на ближайшую парту. Подходит вплотную, передавая телефон в чужие маленькие руки, и хватается за одну из них, словно утопающий, переплетая пальцы, и, заглянув в покрасневшие глаза, выдыхает, соглашаясь, наконец: - Я идиот. - Да. - Я трусливый дурак. - Да. - Тебя расстроило, что Чонгук смог, а я – нет? - Да. - Ты сходишь со мной поужинать завтра вечером? - Да. - Я могу поцеловать тебя сейчас? - Боже, да. Телефон Чимин всё же роняет, привстав на носочки, не обращая на разбитый девайс никакого внимания, лишь трепетно прикрывая глаза, обхватывая шею Намджуна руками, прижимаясь к нему всем телом, тепло и чувственно целуя в ответ, издавая какой-то высокий, не совсем понятный, но приятный для слуха Кима звук, когда его руки наконец-то находят своё место на талии Пака. Юнги был прав, Намджун ничего не понимает в любви. Но это только поначалу. Через год Чимин говорит их самое важное «да», и всё остальное меркнет по сравнению с ним.