Белые лилии

Одинокий юноша сидел за белым роялем. Тонкая как первый снег рубашка почти не касалась его худого изящного тела, пока прямые румяные пальцы легко касались клавиш, ловко и точно ударяя по октавам и аккордам. Мягкие кофейные волосы, прячущие затылок и темные брови, плавно следовали за ними, а размером с персиковое семя карие глаза прикрылись, чувствуя каждый звук, и от наслаждения собственной игрой тонкие губы расплылись в слабой улыбке. Спина иногда выгибалась и склонялась к клавишам, создавая гибкую волну на кульминациях. Рояль слушал этого юношу, и белые лилии, посаженные в керамические вазы вокруг него, наблюдали за их гармоничной связью, будто с восхищением вздыхали их красоте и качали лепестками зеркально мелодии. Юноша играл и влюблялся. Влюблялся в этот рояль, в эти лилии. Он недавно влюбился в солнечный медовый свет, проникший в просторную чистую комнату через большое окно напротив. Юноша долго наслаждался своей игрой, долго слушал, как ему подпевают лилии… Тут дверь в комнату открылась, и за порог вошел взрослый красивый парень в черных брюках и точно такой же рубашке. Лучи упали на его нежно-мятные причесанные волосы и бледное продолговатое лицо, но он не щурился. Он тихо прошел вперед, звеня низкими каблуками, и остановился рядом с роялем, слушая игру юноши. Почти сразу мелодия утихла, юноша соскочил с места и низко поклонился, растерявшись от неожиданного визита. -Здравствуйте, Юнги-сонбенним. Парень тепло улыбнулся в ответ. -Твои навыки улучшились, Бомгю. Мне нравится твоя игра. Прошу, садись и продолжи играть. Юноша смутился. Он занял свое место на широком длинном пуфе, подождал немного и снова начал играть. Юнги сел рядом с ним и увидел, как играющие пальцы задрожали, отчего его улыбка обрела заботливый оттенок. Он посмотрел на Бомгю. Мышцы на лице юноши сильно напряглись; тот почти не моргал и не дышал. Волнующий пронзительный взгляд чуть не вызвал у Юнги добрый смех. -Бомгю, ты слишком сильно напряжен для этого произведения, - сказал он и накрыл отвердевшие руки своими ладонями, прося остановиться. Юноша постыдился своей ошибки, однако не испугался посмотреть учителю в глаза, признавая вину. -Простите меня, сонбэн-ним… Мягкие аккорды со ступенчатой мелодией заставили его смолкнуть. Юнги прогнулся, глубоко заполняя легкие воздухом и нажал на педаль, продолжая лесенку. Бомгю замер, как и покорные лилии. Его потрясло то, как учитель жил в этой песне, голосом которой была душа сонбэн-нима; то, как сильные пальцы бесстрашно странствовали по клавишам и шагали по ступеням. Юноша видел на лице учителя только безмятежность и полную свободу. Порой его брови хмурились и жмурились глаза, и Бомгю еще больше постыдился своей игры. Его щеки порозовели, но смотреть он не прекратил до конца «песни». Юнги аккуратно уместил руки на коленях, последний раз глубоко вобрав воздух, открыл глаза и с улыбкой взглянул на юношу, рядом с которым лилии в восторге затрепетали лепестками. -Твое произведение должно дышать тобой вот так, - произнес он. – Понимаешь? Забудь обо мне. Я знаю, ты любишь играть в одиночку, но позволь мне тоже пожить в твоей мелодии. Сможешь показать мне ее такой красивой, такой живой, какая она есть? Бомгю быстро закивал, сильнее краснея от доброты учителя, и белые лилии загадочно склонились, счастливо хлопая лепестками.