Дом смотрителя маяка

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Сонхва резко нажимает на тормоз, когда видит открытую дверь машины, трясущимися руками отстёгивает ремень безопасности и бежит по песку, увязая в нём и спотыкаясь. Хонджун стремительно приближается к воде, но замирает у кромки океана. Они решили провести выходные вместе, вдали от города и от печалей. Сонхва надеется, что это поможет Хонджуну немного отвлечься и прийти в себя после такого болезненного разрыва.        — Хонджун! Ну кто из машины на ходу выпрыгивает?! Ты в своём уме? Иди назад, ты же без куртки, простынешь. Хонджун, ну пожалуйста, — последние слова Сонхва произносит совсем жалобно, поднимает воротник свитера и тянет с плеч куртку, чтобы укрыть от задувающего во все щели ледяного ветра Хонджуна, но вместо этого кричит.        Потому что, сделав шаг с бревенчатого пирса, Хонджун идёт под воду. Ледяную, стылую воду января. Сонхва спешно отбрасывает куртку и кидается следом, задыхаясь от леденящих объятий зимнего океана. Темнеет, ничего не видно, но, благо дно не так далеко, и он нащупывает руку Хонджуна, тянет на себя и выныривает, отплёвываясь и выгребая со всей силы к берегу.        Ботинки превращаются в кандалы, а намокший свитер в бетонную рубашку, но Сонхва стискивает зубы и гребёт, а потом тащит на холодный песок успевшего наглотаться воды Хонджуна. Он хлюпает носом и готов разреветься от бессилия, дрожа от холода, он просит Хонджуна дышать. Хотя у самого дух выбивает от усиливающегося ветра и стремительно падающей температуры.        Сонхва не понимает, откуда взялся парень в свитере грубой вязки и тяжёлых ботинках, который перегибает Хонджуна через колено и похлопывает по спине, отчего Хонджун начинает кашлять и отплёвывать солёную воду, которой успел вдоволь напиться. Его выворачивает на песок, а Сонхва думает только о том, что Хонджун жив. Одежда у парня промокает, но он будто не замечает и кивает Сонхва:        — Идём.        Сонхва машинально поднимается и на негнущихся ногах идёт за парнем, который почти несёт ослабевшего и продрогшего Хонджуна. Тот едва ноги переставляет, повиснув на незнакомце. Сонхва с удивлением замечает маяк и дом у его подножия, а о куртке вспоминает лишь тогда, когда серый, больше похожий на волка, пёс приносит её и кладёт к ногам хозяина дома у маяка.        В доме тепло, и продрогший Сонхва ощущает его искрящимся покалыванием. За окнами воет ветер, но сквозняка нет, хотя он и не заметил, когда дверь дома закрылась. Сонхва подходит к Хонджуну, которого спешно разувает и раздевает незнакомец, но тот поднимает на него глаза и строго приказывает:        — Сам раздевайся. Нужно согреться.        Кивнув, Сонхва непослушными пальцами стягивает свитер и бросает его в миску, принесённую псом, туда же летит вся одежда. Взамен каждый получает пахнущее травами полотенце и одеяло. Сонхва садится в кресло у камина, выстукивая зубами барабанную дробь. В соседнем кресле сидит поникший Хонджун.        — Есть хотите?        — Нет. Спасибо.        Незнакомец уже сменил одежду на простые джинсы и серый свитер, подозрительно по цвету напоминающий мех собаки, вешает на крюк чайник и садится прямо на пол. Пёс мостит косматую голову у него на коленях, и тот поглаживает густой мех, глядя в огонь. Ничего не спрашивает, будто ему в порядке вещей кажется вытаскивать парней, сиганувших в воду среди зимы.        Порывы ветра бьют в окна, сыплют песком, но в доме уютно и тепло. Хонджун не шевелится, лишь хлюпает носом, закутавшись в одеяло с головой. Сонхва смотрит на него и надеется, что вскоре ему станет легче. Чайник закипает раньше, чем Сонхва успевает открыть рот. Он берёт из рук незнакомца благоухающую травами кружку и осторожно отхлёбывает.        Незнакомец улыбается, отчего на щеках проступают ямочки, и ставит между креслами невысокий стол с вареньем в надщербленной тарелке и старинными ложками. Хонджун безропотно сжимает пальцы на выданной ему кружке и мутным взглядом мажет по незнакомцу, а потом отводит глаза от Сонхва, смотрит на огонь и молчит.        — Спасибо вам.        — Да не за что, — незнакомец прячет улыбку в пиале, которую держит двумя руками. То ли чашек больше нет, то ли любит пить чай из большой посуды.        — Вы так спокойны, будто каждый день спасаете, — сипло говорит Сонхва и прокашливается, а потом кладёт в чай ложку похожей на мёд, но пахнущей хвоей жидкости.        — Как знать… — загадочно улыбается незнакомец. — Уже приходилось спасать одного смельчака из Австралии, чья яхта затонула в шторм, напоровшись на скалы, и ещё пару туристов, так что вы уж точно не первые, кто зимой удумал ванны принимать, — ямочки на щеках становятся глубже, и он осторожно вынимает из пальцев Хонджуна кружку, отставляя на стол. — Уснул, бедняга. Меня Сан зовут.        — Меня Сонхва, а это мой друг Хонджун. Вы со всеми так добры?        — Нет, только с влюблёнными.        — Но мы не…        Сан одаривает Сонхва хитрым взглядом и залпом допивает чай, поднимается и уходит, следом за ним, цокая когтями по деревянному полу, уходит пёс. Сонхва отставляет опустевшую кружку и тянется к Хонджуну, но так и не касается, боясь, что разбудит. Лишь тяжело вздыхает и смотрит на огонь. Сан возвращается с одеждой для Сонхва.        — Жаль будить, пусть спит. Океан и в тёплое время года может больно ужалить, будто медуза, а зимой выматывает похлеще марш-броска. Прости, одежда не под стать вашей, городской.        Сонхва внезапно краснеет и с благодарностью принимает шерстяные брюки и такую же рубашку, у которой шнуровка у горла. Носки того же цвета, что и свитер Сана, и это наталкивает на мысль, что всё-таки свитера и носки из шерсти пса. Их одежда всё ещё мокрая, на пол с неё стекает вода, но пар уже валит вовсю.        Засмотревшись на огонь, Сонхва понимает, что Хонджуна нет, и сердце мигом падает вниз. Маньяки, как есть маньяки, заманили, сейчас убивать будут. Но оглянувшись, он замечает, как Сан укладывает Хонджуна на большую кровать, а тот сонно что-то шепчет и хватается за руки Сана. Жилистые, смуглые, крепкие. Такими сети тащить да утопающих спасать.        — Иди, он зовёт тебя.        — Меня? — удивляется Сонхва, но послушно заглядывает в комнатку, убранство которой — кровать, шкаф и сундук у подножья. Он слышит шум ветра, даже сквозь закрытое ставнями окно, а потом всё-таки разбирает в невнятном шёпоте своё имя.        Сонхва накрывает Хонджуна ещё и своим одеялом поверх кокона, в котором Хонджун уснул, и лежит, разглядывая его лицо в колеблющемся пламени оставленной Саном свечи в старинном фонаре. Отсюда хорошо видна комната, где их принимал хозяин. Пёс начинает скрести дверь и махать хвостом, а Сан мягко улыбается и обнимает вошедшего мужчину.        — У нас гости?        — Да, искупаться решили в январе.        — В одежде? — неверяще спрашивает мужчина и сбрасывает с плеч стоящую колом от океанической соли ветровку.        — Тебе же это не помешало, — Сан смеётся тихо и мягко.        — Вот так спас утопающего, а он возьми да останься, — поддерживая его, смеётся мужчина и ерошит волосы Сана. — Может, стоит в больницу?        — Вытащили вовремя, обогрели…наутро и узнаем.        Сердце Сонхва в который раз за сегодня ёкает, когда он становится свидетелем чужого поцелуя. Такого тёплого и интимного, словно из книг о единственной и вечной. И ямочки у них на щеках на двоих. И свет в глазах. Пёс трётся об их ноги, и его чешут за ушами в две руки. И пока мужчина возится, выйдя снова на улицу, Сан накрывает на стол. Сонхва почти не дышит, подглядывая за чужой жизнью.        — Тучи заходят, не нравится мне это, к ночи заметёт. Может, пригоним их машину? Это же их Хюндай на обочине?        — Их. Не будем будить, идём, пусть подремлют. И шапку надень.        — Тебя тоже касается, — говорит мужчина, на что Сан отзывается коротким «пфф», но вскоре сдавленно хохочет под радостное фырканье пса.        Все последующие события выпадают из его сознания, потому что во сне Хонджун начинает поскуливать, а когда Сонхва осторожно касается его плеча в попытке отогнать кошмар, он сталкивается со взглядом, полным слёз. Хонджун придвигается ближе, и Сонхва его обнимает так крепко, как только может, когда слышит сдавленные рыдания, а рубашка промокает от чужих слёз.        — Сонхва? Ты прости меня, я дурак…        — Просто скажи, зачем ты это сделал? Зачем из машины на ходу, зачем в океан? Так торопишься сбежать, что забываешь обо всём?        — Я не знаю, правда не знаю. Мне казалось, что так станет легче.        — И полегчало? — горько спрашивает Сонхва, вглядываясь во влажные глаза Хонджуна. — Оно стоило того, чтобы с головой в ледяную воду?        — Стоило, — шепчет Хонджун, придвигаясь к Сонхва и прижимаясь ещё ближе, хотя кажется, что дальше — уже сплошной интим. — Меня словно оглушило, и в то же время я понял, что из последних сил цеплялся за то, чего давно уже нет. Но есть нечто другое, что я пытался отрицать всё это время. И лишь сегодня окончательно понял.        — И что же это?        — Ты мне давно нравишься, и в отличие от него ты всегда рядом, а я кроме неприятностей ничего не приношу.        — Эй, позволь мне самому судить, что ты приносишь в мою жизнь, — перебивает тираду Сонхва. А Хонджун неловко улыбается, сверкая глазами из одеяльного кокона.        — Сонхва, поцелуй меня, — просит Хонджун.        — У тебя жар? — спрашивает Сонхва и кладёт руку Хонджуну на лоб, но тот не горячий, обычной человеческой температуры. Хонджун приближает своё лицо к лицу Сонхва и осторожно касается его губ своими. — Что ты?..        — Делаю то, что давно должен был сделать, — в губы шепчет Хонджун и обвивает шею Сонхва руками, притираясь ещё ближе. Целовать Хонджуна приятно до сладкой боли в подреберье.        — Вы уже не спите? — весело интересуется Сан, Хонджун сдавлено хихикает, а Сонхва прикрывает лицо рукой. Отчего-то становится так неловко, хоть под землю проваливайся. — Присоединяйтесь к ужину, сейчас ещё комплект одежды дам. Началась метель, потому вы тут застрянете надолго. Машину мы в гараж перегнали.        — Кто в здравом уме бросает ключи в машине? — подаёт голос мужчина, имени которого Сонхва не знает. — Надеюсь, у вас в запасе есть день-два, пока до нас техника доберётся.        — Мы не хотим вас стеснять! — поспешно выкрикивает Хонджун и с благодарностью принимает одежду, которую ему протягивает Сан, тактично удаляясь.        — Вы не стесняете, — Сан смешно морщит нос в ответ на взъерошенные крепкой рукой волосы, — давайте к столу, мы с Чаном заждались.        Неловкость и стеснение к концу ужина отступают. Сан с Чаном оказываются приятными собеседниками и радушными хозяевами, которые уступают гостям свою постель, а себе стелют футоны у камина и игриво переругиваются между собой, а потом с собакой, которая норовит влезть между ними. Сонхва с Хонджуном наперебой их благодарят, получая смущённые улыбки. Будто они просто указали дорогу, а не жизнь спасли.        Глаза Хонджуна так блестят, что Сонхва притворно зевает. И они спешно ретируются в комнату, прикрывая двери. За окном кружит метель, швыряет пригоршни снега в окна, океан бушует и ревёт, а в доме тихо и тепло. Хонджун горячий и такой жадный, что у Сонхва сносит крышу.        Сонхва глушит стоны Хонджуна и собственные поцелуями, двигает рукой, поверх которой лежит рука Хонджуна, срываясь с ритма и отчаянно краснея, потому что за дверью уступившие им постель хозяева. От мысли, что и они занимаются тут не только тем, что спят, становится жарко. А рядом с Хонджуном кровь и вовсе кипит.        — Спасибо, что со мной.        — Это тебе спасибо, что позволил.        Хонджун тихо хихикает и впервые за всё время расслабляется. Блаженно вытянувшись и лёжа в объятиях с Хонджуном, Сонхва понимает, что вся боль, которую они пережили, каждое решение и действие привело их к тому, что происходит сейчас в доме смотрителя маяка. И Сонхва ни капли не жалеет, что отменил встречу со спонсорами ради Хонджуна.