Между Савадой и Савадой...

На церемонии передачи Греха Реборн был почётным гостем. Этот момент должен был стать его триумфом, он должен был с гордостью принимать благодарности (в том числе, и материальные) за воспитание новой Десятой… Незаслуженные. Не то чтобы Аркобалено волновала справедливость, но было любопытно, что из всего этого получится, да изредка становилось слегка не по себе от ощущения перемен. Савада Акико стала Десятой отнюдь не благодаря его усилиям. Реборну оставалось отшлифовать её таланты, но основы… основы были заложены другими. А уж титул она и вовсе получила благодаря своему брату. Киллер огляделся. То, что девушка стояла в окружении Хранителей, которые никого к ней не подпускали, не значило ровным счётом ничего. Савада Тсунаёши, её брат, мог прятать своё внимание от Реборна, даже когда был ещё школьником. С возрастом его навыки лишь улучшились. Нынешний Девятый дон Вонголы шёл к своей преемнице. На старческих губах – тёплая улыбка деда, гордящегося внучкой. Какая ирония, какое лицемерие… На этом месте старик хотел видеть другого человека, а когда детишки – по глупости ли, по здравому расчёту – провернули то, что не могли изменить ни Емитсу, ни всемогущий дон Вонголы, у Тимотео не осталось выбора. Только играть теми картами, что выпали. – Сегодня я объявляю своего наследника… Наследницу. Доны Вонголы принимают на себя не только власть, но и грехи всех поколений. Начиная с самого первого. Савада Акико, будущая Десятая... ты приняла кольца, была признана ими. Теперь перед тобой Грех Семьи Вонгола. Прими же и его и никогда не забывай о том, что великая история творится не без великих жертв. Акико, идеальная неподвижная статуя, пошевелилась. Губы её растянулись в мягкой улыбке. Сделав шаг вперёд, она присела в намёке на реверанс и почтительно приняла из рук Тимотео Грех. – Ты знаешь, дедушка: я приму всё, что ты захочешь мне дать. О, да. На что Тимотео рассчитывал, Реборн не знал. Но он сам чётко слышал в нежном голосе предупреждение: «И когда-нибудь я отдарюсь тебе за всё разом». Взгляды нынешнего босса и будущего встретились. Девушка склонила голову, признавая своё подчинённое положение… пока ещё подчинённое. А Реборн уцепился взглядом за человека, стоящего за её плечом. Явился всё-таки. Не утерпел. Под ревнивыми взглядами Хранителей, Савада Тсунаёши поддержал сестру под локоть и тихо добавил: – Мы оба, дедушка. Мы примем всё, что ты отдашь. А потом прогремели взрывы, и всё вокруг заволокло дымом. …Реборн никогда не думал, что такая связь, неправильная, калечная, вообще может существовать. Но столкнувшись с её последствиями, он понял причины раздражения Емитсу, с неохотой говорившего о своих детях, обтекаемых объяснений Тимотео, назвавшего своей преемницей девочку, хотя у неё был более предпочтительный для насквозь традиционного общества брат-близнец. Их противоестественная связь будто зудела на грани сознания тех, кто умел чувствовать, и словно требовала, чтобы её уничтожили. Вот только… Уничтожить её было возможно лишь вместе с близнецами. А на это ни Ноно Вонгола, ни его Внешний Советник не пошли бы. Хотелось верить, что из великодушия, но на деле – потому что других наследников у них в запасе не было. Савада Акико в школе блистала: маленькая умница, любимица учителей, талантливая, гениальная даже. Ей легко давались школьные предметы, она преуспевала, как представитель класса в студенческом совете и была председателем кружка каллиграфии. На этом фоне её брат, Тсунаёши, казался… серостью. Никчёмностью. Вечно помятый, вечно не выспавшийся, неряшливо одетый, кое-как переползающий из класса в класс с минимумом проходных баллов. Казалось, он не интересовался ничем, кроме видеоигр, из-за которых спал потом на ходу, не успевая выполнять свои задания. Реборн даже позволил себе обмануться этой маской. Решил, что девчонка для Тимотео будет просто удобнее, но всё оказалось сложнее. Как репетитор он приехал к Саваде Акико, и девочка с достоинством приняла неожиданный удар судьбы. Она не ныла, не возмущалась, и вопреки высказанным Реборну перед отъездом пожеланиям Емитсу не спешила плакать кровавыми слезами от нагрузки. Такой ученицей, пожалуй, можно было бы гордиться. Реборн и гордился поначалу. Вот только причина её стойкости всегда была рядом, зримо и незримо для остальных. …Когда под падающими с крыши Акико и Такеши внезапно оказалась гора матов, будто бы случайно вытащенных из спортзала именно в этот день, в этот час… …Когда под прикрытием дыма от динамита Хаято некто парой ударов по нужным точкам заставил руки нападавшего подрывника бессильно повиснуть, а Акико сделала вид, что сильно удивлена своим везением… Реборн грешил на Хибари Кёю, уделявшего девчонке внимание. Специфическое внимание, не имеющее ничего общего ни с романтическим интересом, ни с жаждой драки… …Когда Реборн устроил похищение Акико для проверки кандидатов в Семью, но ворвавшийся вслед за Хаято и Такеши Дино увидел лишь аккуратно одетую девочку, сидевшую на горе поверженных якудза и попивающую чай из термоса… Все эти кусочки в мозаику складываться никак не хотели, пока Рокудо Мукуро не переступил черту. Его трезубец метил Акико в голову, иллюзионист прекрасно управлялся с тремя захваченными телами, а Савада, несмотря на свои великолепные для гражданской девочки данные, просто не успевала. И тогда, в последний миг, на пути трезубца встал Тсунаёши. Рука в кожаной перчатке перехватила оружие в миллиметрах от лица тяжело дышащей Акико. А потом трезубец просто сломался пополам, будто сухая ветка, в сжатом кулаке. – Ку-фу-фу, ещё один защитник? – удивился Рокудо. А ученица… облегчённо выдохнула: – Ты успел. Тсунаёши кивнул: – Разумеется. Хотя мне сложно было совместить твой приказ с выполнением моих основных обязанностей. – Но ты пришёл вовремя, – лицо девочки осветилось искренней улыбкой. – Я знала, что могу на тебя положиться. – Прекратите меня игнорировать, – сузил глаза иллюзионист. Тсунаёши серьёзно ответил сестре: – Всегда, – и к несчастью Мукуро, выполнил его просьбу – прекратил игнорировать. – Что происходит, ученица? – запрыгнув на плечо девочки, потребовал ответа Реборн. – Тсуна пришёл. И, кажется, он злится. Злится? Киллер хмыкнул. Мальчишка-неудачник поочерёдно протирал пол всеми телами Рокудо Мукуро. И как-то сразу стало очевидно, что иллюзионист хорош, но всё же не может реагировать достаточно быстро при схватке с опытным противником, что живые марионетки его скорее отвлекают, чем помогают. Савада буквально выбивал его из захваченных тел. Он бил без жалости, в отличие от хмурившейся сестры, ломая игрушки Мукуро. Акико сжимала губы, но не произнесла ни слова упрёка, чего втайне ожидал киллер. Словно признала за братом право использовать любые методы, чтобы… что? Защитить её? А потом мальчишка совершил ошибку. Он дал время Рокудо, чтобы воспользоваться силой Пламени Тумана. Воздействие иллюзий было сокрушительным – ещё миг назад сражавшийся, несмотря на повреждения и боль, Тсунаёши упал на колени и закричал. – Тсуна! – Акико рванулась вперёд, закрывая брата собой, и её Пламя вспыхнуло само, без всяких пуль, затопив весь зал неестественно-оранжевым светом. Тогда-то Реборн и увидел их связь. Два Неба, одно мощное, чистое, но уступающее в силе другому, искорёженному, перекрученному цепями. Киллер впервые не удержал лицо, поражённо выдохнув: Пламя Савады Тсунаёши было Небесным, но эти цепи связывали его с сестрой и словно делали его Хранителем Акико. Вот только… у девочки могли быть и нормальные Хранители других Атрибутов, тогда как Тсуна в этом смысле был почти инвалидом, навеки привязанным к сестре и обречённым на одиночество. – Какое варварство, – пробормотал изумлённый Рокудо, и Реборн был с ним согласен. А парень пошевелился, с трудом поднимаясь с колен. – Я. Поклялся. Защищать тебя. Акико. Отойди. – А я поклялась, что не позволю дать тебя в обиду. И я не сдвинусь с места. Тсунаёши окинул взглядом золотых глаз помещение, отмечая и лежащие на полу сломанные игрушки Рокудо, и острый взгляд Реборна, и криво ухмыляющегося Мукуро в настоящем теле. – Хорошо. Вместе. …Вместе они практически разрушили здание бывшего кинотеатра и впечатали Мукуро в стену так, что явившемся Вендиче оставалось только нацепить на того ошейник и оттащить, не сопротивляющегося, в портал. И, несмотря на то, что потрясённая историей его жизни Акико пыталась рвануться на защиту Мукуро от Стражей, Тсунаёши встал перед ней, крепко прижав к себе. Он не позволял сестре вырваться, хотя девчонка умоляла и приказывала, била его кулаками, пыталась оттолкнуть. Только когда Вендиче ушли, Тсуна освободил её и опустился перед сестрой на колено. – Можешь наказать меня, но виноватым я себя не считаю. Я должен защищать тебя. Даже от себя самой. – Дурак! – всхлипнула девочка, ударила брата кулачком по плечу и, развернувшись на пятках, вылетела из комнаты. Реборн прищурился. – Ты мне всё объяснишь, – угрожающе процедил он. Мальчишка поднялся, посмотрел пустым взглядом, каким обычно смотрел на учителей, требующих объяснить причину невыполнения домашнего задания, и сказал: – Нет. Если Емитсу и Тимотео ничего тебе не рассказали, то и я не стану. – Тогда я от тебя избавлюсь, – Реборн не шутил. Леон в его руках превратился в пистолет. – Ты угроза Акико. – Не делай вид, что глупее, чем есть, Аркобалено. Я дал ей клятву верности, пообещав защищать. Клятву верности от одного Неба – другому? Ничего более нелепого Реборн ещё в жизни не слышал, но было похоже, что Тсунаёши собирался её выполнять. О том, что клятва была на Пламени, он догадался сразу. Что Емитсу с Ноно за голову схватились, когда их наследник оказался привязанным к сестре навечно, узнал позже. Как разъярённый Внешний Советник забрал Тсуну и тренировал, превращая в идеальное живое оружие, вытравливая все эмоции, кроме верности сестре, выяснил, поддавшись жадному любопытству и стремлению держать руку на пульсе. Емитсу пытался превратить это в верность Семье, но в итоге у парня не оказалось никаких эмоциональных привязок, кроме любви к Акико. Девчонке, сдуру принявшей клятву, эту выходку тоже не простили. Физические тренировки её были в пределах нормы, поскольку Семья решила сделать ставку на силу Тсунаёши. Но вот психологически Акико пытались сломать, постоянно давя долгом единственной оставшейся наследницы. Более того, девочке поставили ультиматум: либо она становится достойным боссом, либо от её брата, ставшего абсолютно бесполезным для Вонголы, избавляются. У близнецов Савада были только они сами. Неудивительно, что их неправильная связь только крепла, и появление Хранителей у Акико в этом смысле ничего не изменило. Её брат по-прежнему принадлежал ей, а она – несмотря ни на что, всецело была предана брату. И благодаря воспитанию, рамки морали и социальных норм у обоих были слегка размыты… Девятый босс Вонголы и Емитсу сами вырыли себе могилы, в которые только и осталось, что опустить их гробы. Поэтому Реборн ни капли не удивился, увидев стоящую на коленях перед раненным Тимотео Акико, когда взрывы утихли. – Ноно, – сказала она, сжимая в ладонях руки старика. По щекам девушки текли слёзы, но Реборн не обманывался – Савада была превосходной актрисой, но только один человек мог бы заставить её плакать, и этот человек сейчас стоял за её спиной. – Мы отомстим убийцам, – сжав плечо сестры, пообещал Тсунаёши. Глаза его горели золотом. Акико встала, прекрасная и смертоносная. – Да. Отомстим. Лица обоих исказили мрачные, предвкушающие улыбки. Что ж, Вонголу ждали тяжёлые времена. Но ведь великие истории не пишутся без великих жертв?