Rise up, Булочка!

27 августа 1782. Кабинет Александра Гамильтона. Джон стоит посреди комнаты, освещённой лишь догорающей свечой в руках Элизабет, и смотрит  на внезапно побледневшее лицо его друга. Мутно-зелёные зрачки слегка подрагивают, а синеватые губы сжаты в гримасе боли. Я могу не дожить до дня нашей славы. (1) Элизабет отрешённо произносит последние строки письма. Гамильтон зарылся руками в собственных чёрных волосах. Он сжался, превратился в комок страхов и горя. Как тогда, когда он выжил в холодных объятиях матери, отобрав жизненное тепло у неё. Комната слишком мала для Александра, стены давят на него. Бесы худших мыслей водят хороводы вокруг, а из стен мужчину разглядывают глаза и ждут, когда же он сломается. —Александр, ты в порядке?, — раздаётся тихий нежный голос Элизабет. По бледному лицу Джона текут прозрачные слёзы. Насколько может быть в порядке человек, что потерял часть души, своего лучшего друга? Бледная рука Джона непроизвольно тянется к Гамильтону. Но я принял участие в борьбе. (2) —У меня много работы. Иди спать, Элайза, — голос Александра пустой и отрешённый. Он поднимает красные опухшие глаза цвета лесного мёда. Те глаза, что так легко покорили сердца сестричек Скайлер и самого Лоуренса. Раньше в них сияли уверенность и интеллект. Теперь в этих глазах нет ничего кроме глубокой грусти. Бездонной раны, которой ещё предстоит затянуться, которая никогда не сможет зажить. Боль сковывает Джона. Он пытается сжать друга в объятья. Но он не может. Он мёртв. Он лишь проходит сквозь него. Александр... Я здесь! Посмотри на меня! Александр! Александр не услышит его.