Корсары

Корабль мерно покачивался на волнах. Ветер охотно раздувал оборванные черные паруса, отпечатавшиеся на ясном, безоблачном небе, толкая судно в одному ему известном направлении. Вельзевул прищурилась на солнце и мрачно сплюнула. Хорошая погода для демонов ничего не сулила. Ей куда больше по душе были шторма, ненавидимые всеми моряками, да ночные грозы. Море ее совершенно не пугало. С морем нужно было всего лишь договориться. И у Вельзевул имелся лучший переговорщик. Дагон бесстрашно сидела на самом борту, свесив ноги вниз, к морю. Тонкая, длинная фигурка с растрепанными рыжими волосами почти светилась на солнце. Рукава камзола небрежно закатаны, обнажая руки с серебристыми чешуйками, в пальцах – длинная трубка с крепким, горьковатым табаком. Вельзевул невольно усмехнулась, поймав себя на мысли, что любуется этим зрелищем. - Жить надоело? – куда менее мрачно, чем хотелось бы, поинтересовалась она, опираясь локтями на борт рядом. Дагон бросила на нее взгляд и затянулась, выпуская в небо облачко дыма. Облачко немедленно растаяло под порывом ветра, накренившим корабль. - Ага, - равнодушно согласилась она. – Смертельно. Волны, словно соглашаясь с ней, ударили в корпус корабля, поднимая соленые брызги. Вельзевул только пожала плечами и протянула руку, в которую Дагон с готовностью вложила собственную трубку. Ее табак оставался на языке горечью, а мундштук, еще хранивший следы прикосновений ее губ, отдавал солью. Совсем как сама Дагон. Вельзевул выдохнула струю стремительно чернеющего на ее губах дыма, закашлялась и вернула трубку в протянутую руку. - Будет тебе веселье, - пообещала она, но Дагон в ответ только расхохоталась, свободной рукой сбивая с Вельзевул черную потрепанную треуголку с приколотой к ней мухой. Та не успела даже слететь в волны, как оказалась снова нахлобученной на волосы. Вельзевул бросила наверх злобный взгляд. – Что, давно по рее не гуляла? Дагон только беспечно хмыкнула, задирая голову к небу. Вельзевул подперла подбородок кулаком, уставившись на линию горизонта. Свет, отраженный от волн, слепил глаза. На горизонте было пусто – ни одного жалкого смертного кораблика. Ветер снова качнул судно, неожиданно меняя направление. Конечно, это был только каприз погоды – как и то, что корабль пошел неожиданно резвее, а волны стали выше. *** - Славная добыча, - Дагон довольно оскалилась в лицо демонам, сцепившимся за человеческие побрякушки. Те отступили на шаг, но алчность в глазах не погасла ни на секунду. Демон только покачала головой – как быстро перенимаешь человеческие обычаи, привыкнув жить по правилам этого мира… Она только махнула рукой, проходя мимо – ее саму не интересовали ни золото, ни шмотки, ни даже смертные, которых вполне можно было сожрать. Вернее, сожрать смертного было бы очень даже неплохо, но заключенное с Небесами соглашение связывало их некоторыми обязательствами. Воспоминание о Небесах заставило Дагон помрачнеть и пнуть притащенный с вражеского корабля сундук. Торговый корабль сдался легко, даже слишком – не было даже толковых защитников, только одна пушка да парочка остолопов, не умевших с ней даже управляться. Выжившие, успевшие пообещать Дьяволу и душу, и тело, и все, что только можно, толпились у края борта, с ужасом глядя назад, туда, где потемневшее море еще хранило красноватый оттенок. Убивать смертных не было никакой надобности – но это было весело. Пусть боятся вступить в море, пусть думают, что за штормом их не слышат святые, пусть, дрожа от страха, совершенствуют свое оружие и тренируются в пальбе друг по другу. Пусть тонут в хаосе и морских волнах… - О чем задумалась? – острый маленький локоть ткнул ее под ребра, и Дагон увидела перед собой Вельзевул, катившую перед собой носком тяжелого сапога характерную темную бочку. Вельзевул выглядела по-демонически прекрасно. Клинок без ножен, притороченный к поясу, побагровел от крови, свою треуголку она оставила где-то в каюте, поэтому теперь темные волосы были совершенно взлохмачены. Язвы на лице проступили ярче, то ли в неверном свете факелов, то ли от оставшейся на лице соли и крови. Рукав рубашки был разрезан пополам, но раны на руке не было – Дагон мысленно посочувствовала тому, кто дотянулся клинком до их капитана. - Будет пир? – Дагон мечтательно облизнулась и оглянулась на пленников. – Кто там у нас за главное блюдо? - Нам нельзя есть смертных, - недовольно пробурчала Вельзевул и с ненавистью погрозила кулачком в небо, затянувшееся тучами. - Собирается гроза, - словно бы невпопад бросила Дагон, проследившая за ее взглядом. Вельзевул только приподняла бровь, не понимая, о чем толкует ее заместитель. – Знаешь, как говорят смертные? Шторм закрывает тебя от глаз святых… Вельзевул еще несколько секунд смотрела на нее с непониманием, а потом ее лицо прорезала предвкушающая улыбка, и она облизнула губы, на которых осталась чужая засохшая кровь. - Я люблю море, - с наслаждением произносит она, и пинает бочонок на середину палубы. «А я люблю тебя», думает Дагон и обрывает собственную мысль. Если она выскажет это Вельзевул, нарвется на что-то похуже, чем шторм. Вместо этого она легко вспрыгивает на борт и смеется в лицо небесам, которые ее не увидят – и в ответ на ее усмешку небо прорезается первой молнией, отражающейся в темных, как ночь, водах. Кто-то из смертных шепчет неразборчивую молитву, чем вызывает немалое веселье у команды. Дагон все еще стоит на самом краю, и ветер, качающий корабль, не смеет даже толкнуть ее в спину. - Умрете в шторме! – голос моряка срывается на фальцет. – Бог заберет вас вместе с нами! Вы будете вечно гореть в Аду! Смех переходит в хохот, сливающийся с раскатами грома – даже Вельзевул смеется, запрокинув назад голову. - Бог тебя не слышит, - наконец произносит она, отсмеявшись. – А мы уже давно оставили Ад. Крик ужаса обрывается в одно мгновение, стоит только Вельзевул махнуть рукой. Честная дележка здесь уже не работает – только Вельзевул и Дагон остаются в стороне, глядя на ликующих демонов. Дагон опускает в бочку кубок и протягивает его Вельзевул, уже наполненный ромом. - Не присоединишься? – вместо благодарности спрашивает Вельзевул, одним глотком осушая сразу полкубка. Дагон медленно качает головой. - Что может сойти с рук толпе необразованных демонов, обойдется Верхушке в десять лет отчетов, - с неудовольствием произносит она, и Вельзевул понимающе кивает. – Ограничусь ромом. Она выхватывает из рук капитана кубок и допивает его в тот же один глоток. - А где Левиафан? – буднично интересуется Вельзевул, глазами выискивая в толпе знакомую фигуру. Дагон молча кивает за борт, и Княгиня Ада выдыхает с заметным облегчением. Шторм начинается с новой силой, но корабль он словно бы обходит стороной. Волны, разбивающиеся о борт, плещутся в кружки и кубки, наполненные ромом до краев. У пиров на пиратском судне горячий вкус рома и соли, запах крови и серы. Вельзевул и Дагон пьют из двух кубков, потом – из одного, попеременно выхватывая его друг у друга, кто-то смеется, кто-то дерется, давая выход никогда не утихающему гневу. - Эй! А знаете… Спойте! - пьяно взмахивает рукой Вельзевул, развалившаяся на палубе, как некогда на своем стуле. – Давайте, чего встали, музыку сюда! Демоны переглядываются и одновременно щелкают пальцами. Нехитрые музыкальные инструменты словно оживают – если бы здесь оставались пленные, их бы наверняка хватил удар – и принимаются играть нехитрые, но энергичные мелодии. Те, кто еще стоит на ногах, заводят пьяные частушки, путаясь в словах. Дагон спрыгивает с борта, начиная безумный танец, и Вельзевул, хохоча, присоединяется к ней, подхватив под руку. Тяжелые, пропитанные солью сапоги мешают двигаться – но не так, как опьянение. Танцы больше напоминают неловкие прыжки, но горе тому, кто сейчас попробует на это намекнуть! Остальные демоны легко подхватывают новое развлечение, но Дагон и Вельзевул все равно остаются вне конкуренции. Вельзевул откидывает голову назад. Дагон крепко держит ее под локоть, соленая вода падает на лицо, и ей легко-легко… Она знает, что никуда не денется, что ее не отдадут ни морю, ни Аду, ни Небесам – Дагон всегда будет рядом с ней, в битве и на пиру, в пьянке и в работе. Дагон всегда будет рядом… Мысли, спутанные ромом, легко исчезают из головы вместе со свистом и улюлюканьем, на которые Вельзевул отвечает даже с удовольствием. Дагон прижимает ее к себе все недвусмысленнее, но никто никогда не придаст этому значения. Корабль несется посреди шторма, полный дьявольского смеха, рома и горячных, греховных мыслей, собравшихся над ним тучами. Так живут демоны в человеческом мире. *** Вельзевул потирает рукой затекшую шею, выбираясь из каюты. Шторм, бушевавший почти сутки, начинает стихать – она чувствует себя какой-то уставшей, почти выпитой, словно бы вырвавшиеся алчность, жажда крови и безумное веселье, опустошили ее до дна. Тонкая фигурка в камзоле снова виднеется на борту, сидит, почти касаясь ногами шторма, и Вельзевул подходит совсем близко. - Красиво, - восхищенно произносит Дагон, глядя куда-то вдаль. Вельзевул смотрит на нее – на руки, сжавшие трубку, на перепачканный в крови камзол, на волосы, небрежно схваченные на затылке во что-то, напоминающее хвост, на чешуйки, расходящиеся от глаз. Вельзевул смотрит на нее, словно бы никогда ее не видела. - Это точно, - соглашается она, понимая, что они имеют в виду совершенно разное. Дагон усмехается, наклоняясь к ней, и ее холодные, соленые губы оказываются слишком близко. Вельзевул приподнимается на цыпочки, не привыкнув медлить, и впивается в эти губы поцелуем, в котором совершенно нет любви. Потому что любить демоны, конечно же, не умеют. Умеют только желать – но так, как не умеет больше никто. Дагон легко спрыгивает на палубу, Вельзевул легко оказывается в ее руках – на губах у них обоих все еще остался вкус рома, вкус крови, вкус легкой победы и горячного боя. - Разве ты не хочешь увидеть, как кончится шторм? – спрашивает Вельзевул, когда Дагон, грубо перехватив ее за запястье, тянет ее вслед за собой, в капитанскую каюту. Небо и правда медленно светлеет, получая самый прекрасный оттенок сумерек. Вельзевул на миг останавливается, глядя туда, где небо медленно лиловым, отражаясь в волнах, потом переводит взгляд на почти прозрачные глаза Дагон. - Мне не нужно море, - Дагон, такая близкая, такая знакомая, до каждой чешуйки, обнажает в улыбке все свои три ряда зубов. – У меня есть ты. И Вельзевул, конечно, не чувствует никакого счастья. Это чувство не для демонов. Но когда за ними захлопывается дверь капитанской каюты, она широко улыбается, и в этой улыбке гораздо больше ликования, чем на пиру.