***
Пальцы разжимают ручку прозрачного пакета с мандаринами — летом их было трудно найти, пришлось побегать. Он больно приземляется на правую ногу, но Арбенина была сосредоточена на пустой палате. Вроде она и не была такой уж пустой: принесённые Дианой вчера жёлтые тюльпаны заботливо были поставлены в вазу, на тумбочке лежала «Жизнь насекомых» вместе с блокнотом и ручкой, у кровати на полу стояла литровая бутылка с водой, белоснежная постель была незаправлена. Предчувствие было хреновым. Пока Арбенина бежала к дежурной медсестре, сидящей за столом возле лестницы, она пыталась взвесить все варианты развития событий. Процедуры? Нет, они раньше. Приём пищи? Да нет, до ужина ещё много времени. Перевязка? После процедур… Диана не была способна рассуждать рационально: мысли то и дело крутились вокруг того, что в это время Света должна быть в палате. В пять часов она всегда там была на протяжении последних двух недель. — Диана, успокойтесь, присядьте, всё нормально, — Медсестра испуганно посмотрела на девушку и повела её к единственной скамейке в коридоре. Арбенина провела в этих стенах уже столько времени, что второй по частоте встреч за последнее время оказалась именно эта светловолосая женщина. Диана не стала упираться и села только для того, чтобы бесполезно не тратить лишнее время и силы. Но медсестра всё равно мешкалась и тянула время. — Ну не молчите! — Девушка нервно теребила рукава своей рубашки, рассматривая пальцы и ладони. Серебрянные кольца поблёскивали в солнечных лучах. Почему-то стало стыдно за повышенный голос, хотя обычно Арбениной было насрать на свою же грубость. — Извините. — Диана, — начала женщина, вздохнув и положив руку на плечо девушке, которая в ожидании затаила дыхание. Медсестра снова не знала, как подобрать слова. — Светлана снова в реанимации. — Поэтому сказала так, как есть. — В смысле… Как? — прошептала Арбенина, переводя взгляд на женщину. В ушах начало противно шуметь, в глазах — темнеть, в грудной клетке — сбиваться дыхание. Девушка стала рассеянно смотреть прямо перед собой на голую стену нежного голубого цвета. Её понемногу начинало мутить, как и во всех особо нервных ситуациях. Перед Дианой вспышками мелькали моменты двухнедельной давности. Слёзы у дверей в операционную. Успокоительное. Продолжение истерики. Снова Успокоительное. Неутешительные прогнозы врачей. Снова срыв и снова успокоительное. Хорошие новости. Облегчение. Мольбы впустить в палату. Отказы. Ночи в пустой комнате. Рыдания в её куртку. Её запах, который ещё не выветрился. Казалось, что всё позади. Что дальше всё будет хорошо — никак иначе. Медсестра начала что-то говорить, и Арбенина попыталась вслушаться. — …внутри начало гноиться. Все боли последние дни списывали на побочку. Но оказалось всё иначе. — Какие боли?! С ней же всё было хорошо! — закричала Диана, теряя последние капли самообладания. Она чувствовала, как на щеках уже блестят влажные солёные дорожки слёз. Девушка просто не могла представить, как они переживут всё снова. Силы уже давно закончились. — Светлана хотела, чтобы Вы узнавали об её состоянии из её же уст. Сказала, что сама всё расскажет. — Да Светка никогда в жизни не будет кому-то жаловаться и заставлять кого-то нервничать! «Тупая дура ты, Арбенина», — сплошной строкой шло у Дианы в голове, когда она подскочила и быстрым шагом направилась к выходу, на ходу доставая пачку сигарет и зажигалку. Выдыхая дым и вдыхая свежий вечерный воздух, девушка уже даже не обращала внимание на слёзы, которые текли не останавливаясь. Арбенина чувствовала себя ещё паршивее: было бы правильным сейчас сидеть под дверями реанимации как тогда, а не стоять на крылечке и затягиваться снова и снова. Была бы рядом Сурганова — недовольно бы попыталась отобрать пачку. В крайнем случае сказала бы, что за каждую выкуренную Дианой сигарету она будет выкуривать две. С учётом того, что Света злоупотребляет этим делом крайне редко. Но была интересная ремарка — если бы Сурганова была здесь, рядом, то Арбениной нахер не нужен был бы этот злостный никотин. По большому счёту, ей никто — и, тем более, ничто — не был нужен так, как Света. Она заменяла собой всех и всё, а Диана никогда не говорила девушке об этом. Молчала, как партизан. Снайпер, если быть точнее. А вот Сурганова наоборот никогда не упускала возможности сказать Арбениной (а раньше и Кулаченко), какая она замечательная. Как бы девушка хотела повернуть всё время вспять! Она бы не вела себя большую часть времени как сука — по крайней мере, постаралась бы. Уговорила бы пойти Свету к врачу раньше. Начала бы ценить её по-настоящему до первой операции. А что, если сейчас уже слишком поздно? Диана даже и думать себе не позволила об этом. Сурганова — тот ещё боец, её так легко в нокаут не отправишь. Света не заслужила этого всего дерьма. Почему-то Арбенина была уверена, что, оказавшись в подобном положении, она просто не нашла бы сил для того, чтобы выкарабкаться. Но всё же — если бы у Дианы была возможность поменяться с подругой местами, девушка бы сделала это без промедления… …даже тогда, когда побледневшая медсестра положила руку на её плечо и тихо произнесла, что ей жаль.***
светик мы в нью-йорке! можешь себе представить? вот и я нет!
Арбенина сидела на одном из пирсов. Под ногами — глубинные воды океана, впереди — ровная безкрайняя гладь Атлантического.с каждым месяцем уходящего столетия я думала что конца света не миновать — ты и представить себе не можешь эту всю истерию! ужас какой-то. люди словно с ума посходили: сметали гречку и рис с полок в магазинах начинали искренне бояться компьютеров (считалось что в новогоднюю ночь они восстанут) и верили в разрушительность парада планет. мне почему-то было как-то глубоко необъяснимо насрать на всё это. понятное дело ничего не произошло. единственное — за пять минут до первого января ельцин эпично передал свои полномочия другому человеку. господи прямо на рубеже тысячелетий! если я когда-то придумаю что-то пафосное хотя бы на четверть то смогу умереть спокойно.
Лёгкий ветерок то и дело трепал короткие волосы, майское солнце не позволяло замёрзнуть.тут совершенно другая атмосфера — ощущение какой-то тотальной свободы. не зря тут эта как там её… статуя свободы. хочется жить а не существовать. творить а не писать из-под палки. любить как в последний раз
люди тут хорошие — улыбчивые и дружелюбные. нам есть чему у них поучиться. а то хожу по питеру и москве а меня буквально взглядом испепеляют. за что — непонятно. ну не удался у вас день я-то тут причём? ну прожив в питере двадцать девять лет ты меня поймёшь. хотя может быть дело во мне и это только на меня так косятся и палят.
Где-то неподалёку начал виднеться катер, и взгляд Арбениной пал на него.вот сейчас белый катерок проплывает. красивый такой. вот разбогатею — ха-ха конечно — и тоже смогу кататься! не успеваем толком распробовать этот город — вот уже сегодня летим обратно так как вчера сыграли концерт с чиж и ко. клёвые ребята я прямо не ожидала! но сейчас не о них. в двух местах я всё-таки успела побывать пока парни отлёживались в отеле. первое — это бродвей. господи светка я офигела. это словно какой-то другой мир. другая планета. да конечно некорректно сравнивать две совершенно разных страны и тем более континента. всё настолько ярко и броско что в какой-то момент начинают слезиться глаза. вывески экраны и билборды светятся. честно — реально чарует. бесспорно. да даже москвич бы тут потерял дар речи не то что я прожившая в магадане большую часть своей жизни. второе — бруклинский мост. я вот щас прямо сижу и смотрю на него. такой величавый что словами трудно описать. а позади него — огромные небоскрёбы царапающие облака. захватывает. умеют же американцы беречь свою историю — мне рассказали что он стоит уже больше ста лет. у нас бы никто не занимался такой огромной постройкой и она бы спустя время канула в лету — а точнее в океан — унеся с собой просто тысячи человеческих жизней. страшно представить.
Диана тяжело сглотнула. Правая рука дрогнула.но знаешь… чуждо мне это всё. мне дороже и милее непримечательная кавалеградская и такой же литейный мост. наши прогулки по свердловской невозможно чем-то заменить. хотя я даже и не пыталась. это всё навсегда во мне и со мной. оно настолько въелось в подкорку что я переехала в москву. не помню писала тебе о моём переезде или нет. невыносимо находиться в питере одной.
Кончик носа предательски защипал.надеюсь сейчас тебе лучше чем мне. иногда мне кажется что я схожу с ума потому что пишу письма человеку которого больше нет. но светка для меня ты всегда будешь жива. ты давно стала частью меня. так что не могу ничего с собой поделать. но ты только не грусти и не скучай — собираюсь скоро приехать в питер навестить тебя. наконец-то расскажу чем закончилась «жизнь насекомых». давненько не виделись — сначала альбом писался потом записывался на студии а ещё потом и презентовать нужно было.
жду нашей встречи.
д.ар. 28.05.2000