ID работы: 8863114

Без принципов

Джен
NC-21
В процессе
0
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Мини, написано 11 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
0 Нравится 0 Отзывы 2 В сборник Скачать

1. Любовь к дальнему

Настройки текста
В полумраке комнаты таинственно проступали силуэты элементов нехитрого интерьера - шкафа с книгами и документами, рабочего стола с водружённым на него компьютером и двуспальной кровати, на которой я лежал, смотря на лениво крутящийся на потолке вентилятор и обнимая девушку, прижавшуюся щекой к моей груди. Её лицо выглядело счастливым и умиротворённым, но изящная ладонь, покоившаяся на моём плече, до сих пор подрагивала. Я был доволен собой. Моя девушка долго ломалась, но немного грубости и настойчивости с моей стороны заставили её сквозь стыд снять одежду и дать мне то, что я хотел. Люди любят всё усложнять. Придумывают разного рода мораль, законы и правила. Однако все законы и правила пишутся сильными и властными, и редактируются по их усмотрению. Но ничто не вечно, и однажды лидеры, чья власть была неоспоримой, а подчинение их слову - беспрекословным, умирают, а на их место приходят бесхребетные и безмозглые приемники, не способные придумать новых законов и противиться старым. Такие "лидеры" всегда становятся объектом манипуляций, интриг и дворцовых переворотов. Они противны своей нерешительностью и лицемерным пацифизмом, призванным лишь для того, чтобы скрыть трусость! Я считаю, что ни один закон, который стоит в настоящий момент на этом ущербном качестве, не имеет права на жизнь и должен быть презираем. В принципе, ни одна истина, ни одно правило, ни одно слово, от которого хоть немного сквозит слабостью, трусостью или бессильной подлостью, не имеет вышеупомянутого права. А тот, кто несёт эту "истину", достоин лишь быть раздавленным более сильным и уверенным. "Падающего подтолкни" - так говорил Заратустра. Меня зовут Нишио Нишики. Я пришёл в двадцатый район около четырёх лет назад, и уже тогда был поражён конспирацией и организованностью местного сообщества гулей. Но столь же быстро я стал презирать тех, кто подчинялся местной организации "Антейку", базирующейся в одноимённой кофейне. Кузен Йошимура - глава организации, по совместительству занимающий должность директора в кафе, был жалким напуганным стариком, сделавшим всех вокруг такими же, как он сам. Он давно смирился со своим бесправным положением и опустился до поедания падали ради того, чтобы местные следователи CCG - организации, занимающейся истреблением гулей, закрыли глаза на их тусовку, и в особенности, на самого Йошимуру. Я пытался ему объяснить, что халатность местных "голубей" и спокойная жизнь в двадцатом районе - лишь иллюзия, до поры до времени выгодная самим "голубям". И однажды им всё надоест, и они устроят здесь бойню. Но старик, как баран упёрся в принцип "лучше худой мир, чем хорошая война" и не желал меня слушать. Это его право, но только вот однажды этот его "худой мир" построенный на лжи и самоунижении затрещит по швам и рухнет, как карточный домик. И в тот момент я хочу видеть страдания местного божка. Хочу грызть человеческие пальцы, наблюдая, как он воет на своём кресте от бессилия остановить конец этого иллюзорного манямирка, который он строил всю жизнь. А может быть даже прийти напиться его крови. — Как иронично, что твоя фамилия так похожа на мою. — тихо сказала девушка, слегка усмехнувшись — И имя тоже... Как будто наша встреча была предначертана судьбой. Неделю назад я познакомился с Нишино Кими. Она тогда выглядела очень печальной и рассеянной. Даже сдачу у автомата с напитками забыла. Я отдал ей оставленные деньги, и немного пообщавшись, мы обменялись контактами. Она училась на медицинском факультете университета Ками, не отличалась выдающимися оценками, была молчаливой и застенчивой. Да и её внешность я бы назвал весьма заурядной. Но это была идеальная ходячая консерва на чёрный день! Да к тому же ещё занятная секс-игрушка! Кими наверное всегда мечтала быть рядом с таким парнем, как я - остроумным, сильным, уверенным и харизматичным. Такого она будет бояться потерять, а потому будет послушной и исполнительной. — Кими... — задумчиво произнёс я — Красивое имя. На кандзи будет читаться, как "драгоценное будущее". — С-спасибо, Нишики-кун! — восхищённо прошептала Кими и ещё сильнее прижалась ко мне — Ты у меня такой романтик! Я присел на краю кровати, освободившись от объятий девушки. Пожалуй неплохо было бы повторить тему для закрепления материала. Но только на этот раз лучше войти с другого конца и в другом положении. — Я знаю, солнце, я знаю. А теперь слезь пожалуйста с моей постели. — Эм... Что-то не так? — Кими недоумевающе смотрела на меня, стыдливо прикрываясь моим одеялом. Это было очень забавно с учётом того, что пару минут назад я лицезрел, трогал и использовал по прямому и адаптивному назначению все те места, которые она пыталась прикрыть. Задницу бы её применить ещё по адаптивному назначению и между сисек присунуть, а то если я каждый раз буду сжимать их, как сегодня, то долго они не протянут. Но это потом. Сейчас у меня были немного другие планы. — Повторяю ещё раз, — уже более твёрдо приказал я, поднимаясь на ноги — Слезай на пол и вставай на колени. — Что ты задумал, Нишики-кун? — смущённо спросила девушка, но всё же опустилась рядом со мной. — Сейчас узнаешь. — ответил я — Закрой глаза. Сомкнув веки, Кими начала учащённо дышать. Я чувствовал предвкушение. Но меня больше заводило не это. Меня заводил её страх. Осознание того, что теперь от неё ничего не зависит и она полностью находится в моей власти. Это практически, как то чувство обречённости, которое испытал ублюдок, сдавший когда-то мою сестру "голубям". О да, какое же опустошение выражало его лицо, когда я активировал какуган, как он кричал и плакал, цепляясь за свою жалкую жизнь. Однажды я так же сделаю и с Кими, чтобы перед трапезой испытать то наивысшее удовольствие, которое превратит голодное время в один из самых прекрасных периодов моей жизни. Я люблю совмещать приятное с полезным. Воздавая людям по их заслугам, я привношу великое добро во Вселенную. Все люди по натуре предатели, ибо слабы, а слабость всегда сопряжена с трусостью и подлостью. Через отчаяние, страх, боль и унижение я лишь вынимаю истинную сущность людей наружу. — Нишики-кун, стой! — запротестовала девушка, когда я провёл пальцами по её губам — Пожалуй, я сейчас не готова к такому. Она попыталась подняться, но я бы не уважал себя, если бы позволил ей это сделать без моего разрешения. — Кими-тян, — уже более мягко обратился я к этой сучке, оттягивая за волосы её голову назад и сдавливая губы "рыбкой" — Тебе больше не нравится играть со мной? Я излишне груб или наоборот до скучного нежен? Тебе самой как больше нравится? Если ты хочешь чего-то добиться от недоразвитых приматов, приходится иногда изъясняться на их диалекте, и даже копировать их повадки. Самое главное - не увлечься и не признать представителей тупиковой ветви эволюции равными себе. Потому, не дожидаясь идиотского ответа на аналогичный вопрос, я расслабил пальцы, обнял Кими за плечи и присел рядом с ней так, чтобы на время оказаться на одном уровне. Нужно было вернуть её безоговорочное доверие и привязанность - те эмоции, которые уравновешивают в примитивном сознании человеческой бабы страх и чувство беспомощности, создавая таким образом эдакий "купаж", который у людей принято называть влюблённостью. — Неужели ты думаешь, что я причиню тебе вред? — полушёпотом спросил я, проникновенно глядя в глаза, уже подёрнутые влажной пеленой. — Нет, Нишики, просто... Я не дал договорить, ибо ничего умного человеческая баба всё равно не скажет. — Ну так что, играем дальше? — улыбнулся я, поднявшись на ноги и смотря на девушку сверху вниз. — Угу. Только... можно сплюнуть в конце? Кими покраснела, как пожарный щиток. Это замечательно, что она уже спрашивает разрешения на то, чтобы сплюнуть, когда я кончу, да ещё стыдится таких вопросов. Хорошая консерва будет, надёжная. — Ладно, так и быть. На первый раз разрешаю. Когда-то моя сестра была такой же "консервой". В очередной раз устроившись на работу, она без ума влюбилась в своего молодого босса. Он постоянно подвозил её домой на машине, иногда приглашал на кофе и в итоге они стали встречаться. Я был тогда рад за сестру. Если бы я только знал, какова натура людей, я бы её спас, я бы не дал её убить! Но я тогда наивно полагал, что люди и гули могли бы жить в мире. Даже человеческое мясо я ел через силу...

Флешбэк Нишики

Для японцев эксперименты с цветом волос давно перестали быть диковинкой Запада. Хотя цвета, типа зелёного или фиолетового оставались больше прерогативой определённых субкультур, естественные оттенки встречались повсеместно. Такеда Айри имела длинные светлые волосы, чаще всего заплетённые в хвост. На вид ей едва ли можно было дать тридцать, хотя на самом деле её возраст уже приближался к сорока годам. В нашей стране старение - процесс сильно отсроченный, потому увидев взрослого семейного человека в худи и кедах, можно легко принять его за какого-нибудь студента. Однако Такеда-сан обычно носила серый кардиган поверх белой рубашки - стиль типичного менеджера младшего звена. Недорогие очки в пластиковой оправе идеально дополняли этот образ. Взгляд женщины за ними всегда казался каким-то усталым и отрешённым. Однако, узнав её чуть получше, я понял, что это весьма добрый и искренний человек, хоть и несколько заторможенный, вероятно из-за того, что сильно заезженный жизнью. В тот день она пришла домой раньше обычного, и её вид помимо привычной усталости выражал ещё какую-то подавленность. — И на что я надеялась... Ясно же было, что нам конец... — вздыхала женщина, выдавливая желеобразный корм и поглаживая подоспевшего кота. — Что-то случилось, Такеда-сан? — поинтересовалась сестра, присев рядом с нашей приёмной матерью. — Наша мастерская... Мы всё-таки обанкротились. Персонал распустили, ближайшие пару месяцев будут конечно платить пособие, с голоду мы с вами не умрём. Но нужно будет искать другую работу. — Нехорошо получилось... — пробормотала сестра — Это ж сколько людей остались без работы! — Да там людей то было - четверо человек, включая меня и владельца мастерской, который был одновременно и генеральным, и исполнительным директором. — Ему наверное теперь тяжелее всего... — Да вряд ли. — Айри поднялась, оставив кота с его кормом, и направилась к холодильнику, чтобы приготовить и нам чего-нибудь поесть — Он же из России. У него ещё там какой-то бизнес, хотя, как я поняла, не совсем легальный. Хуже всего нашим мастерам - Мао и Юншеню. Если в ближайшее время не найдут новую работу, отправятся назад в Китай, а там будут на заводе двенадцать часов в сутки реплики айфонов паять. Эх, и почему у нас никто не пользуется китайскими репликами... — Может потому, что у нас большинство людей могут позволить себе нормальную технику, а не китайское говно, которое сломается через полгода? — предположила сестра, подавая Такеде-сан кориандр и зелень. — Да в этом то и проблема. Если бы наш народ пользовался техникой, которая ломается, у нас были бы клиенты, и Вадим тогда бы не разорился... «Похоже, они и правда были хорошей командой. Эта женщина даже не использует суффикс "сан", когда говорит о своём начальнике. И не похоже, чтобы она его не уважала, хоть он и иностранец. И как ему удалось открыть здесь бизнес? Дело то, конечно, само по себе не сложное, когда есть деньги и хотя бы немного мозгов. Но если ты приехал сюда из другой страны, то нужны уже серьёзные знания в плане законодательства, владение языком, немало времени, а ещё виза» - размышлял я, сидя на подоконнике и наблюдая, как Паскаль - упитанный серый кошак с короткими ушками, опустошает миску с кормом. Мои глаза успели немного устать от чтения, и странную книгу, взятую из дома покойных родителей, я отложил в сторону. И я ведь тогда толком даже не понимал, что такое "виза", и зачем она нужна иностранцам. — ...Так, стоп, что за слово ты сейчас сказала?! — опомнилась Айри, отложив в сторону нож, которым вскрывала упаковку с очищенным луком. Я улыбнулся. Не то, что бы я боялся или даже опасался того, что она может этот нож пустить в ход против меня или сестры. Хоть мне и было всего восемь, я знал, что таким оружием нас убить невозможно. Но мне очень хотелось доверять тому, кто взял над нами опеку. — О чём вы, Такеда-сан? — девочка нервно улыбалась и слегка отступила назад. — О слове на букву "г"! — с наигранной строгостью сказала наша приёмная мать. Сестра выбежала из кухни, но квартира была маленькой, и кроме кухни в ней было всего две комнаты и ванная объединённая с туалетом. Где-то за стеной наша приёмная мама догнала девочку, и оттуда послышался детский смех - беззаботный, хоть и слегка истеричный. На улице шёл снег, словно заметая нашу прошлую жизнь и оставляя чистый белый лист для новой. Я знал, что Такеда-сан, в отличие от нашей биологической матери, не причинит нам вреда. Да и Кумин была в состоянии при необходимости постоять за себя. Прошло не так уж много времени, и я очень отчётливо помнил, как работает её кагуне. Тяжёлые и громоздкие коукаку-клинки, способные за долю секунды сомкнуться подобно ножницам и обезглавить, как человека, так и гуля. Когда мама собиралась меня съесть, у сестры было достаточно времени, чтобы высвободить тяжёлое оружие, требующее от маленькой девочки немалых энергозатрат, бесшумно подойти к пьяной бабе-гулю сзади и неуловимым для глаза движением оставить на месте, где была голова, фонтанирующий кровью обрубок шеи. Не знаю, активировала ли Кумин своё кагуне раньше и от кого из родителей ей досталось коукаку. Лично я тогда даже не знал, какой тип у меня. Сейчас уже как-то и не важно, но без этой простоватой и излишне оптимистичной девчонки я бы тогда точно пропал. — Ахахахаха! Такеда-сан, хватит! Хватит меня щекотать, я всё поняла, больше не буду так... пффф... вы-ра-жаться... — последнее слово девочка выдавила сквозь весёлый хоть и вымученный смешок. Всё таки Айри была хорошим человеком. Я помню, как мать избила Кумин, когда она взяла из холодильника кусок мяса, который мы поделили пополам. Мне тогда тоже досталось, но не так сильно, как сестре. Я тогда думал, что мама её убьёт, но обошлось. А через неделю, когда уже было нечего есть, и мать обезумев от голода и выпитого спиртного*, набросилась на меня, сестра не упустила шанса поквитаться. То, что происходило сейчас, выглядело больше, как какая-то пародия на наказание. Вот Такеда-сан с улыбкой возвращается на кухню, и сестра, поправляя волосы, топает рядом с ней, чтобы помочь с готовкой. Женщина в некой саркастической манере изображает строгую мачеху, а Кумин с таким же сарказмом извиняется и обещает быть прилежной девочкой и больше не использовать неприличные выражения: — Обещаю вам, Такеда-сан, что больше не буду говорить плохих слов, хулиганить, драться и вообще, буду такой же занудой, как Нишики! В приюте мы с сестрой, хоть и обитали в разных корпусах, но регулярно виделись на улице. Как я подметил, по большей части она дружила с мальчиками, и её слова про хулиганства с драками были далеко не пустыми. Я старался держаться обособленно, но тем не менее, при необходимости мог узнать любую нужную информацию, подслушав чужой разговор или, как это было пару раз, на время подружившись с тем, кто знал то, что мне было необходимо. "Подружиться на время" - странное выражение... Кажется это называется как-то по другому. "Втереться в доверие" или что-то типа того. Я не считал детей в приюте врагами, но мне с ними было как-то неинтересно, потому никого кроме сестры своим другом я назвать не мог. А вот Кумин в свою очередь нашла себе немало друзей, но и как минимум пару врагов. Одним из них была девочка одного с Кумин возраста. Она насмехалась над безграмотностью и бедностью моей сестры, хвасталась дорогими игрушками, непонятно откуда доставшимися ей. Вероятно кто-то из её родственников был весьма состоятельным человеком, и в приюте девочка оказалась временно, пока у того человека не были оформлены документы, необходимые для опеки. Сестра разорвала любимую мягкую игрушку той девочки, кажется это был большой розовый заяц. Та долго потом плакала и проклинала Кумин. Дальше по нарастающей: драка с мальчиком на пару лет постарше, кажется это ему потом вызывали скорую. Он ведь и не знал, что девочка, с которой он в отсутствие воспитателей решил сделать что-то неприличное, не совсем человек. Хорошо, что сестра не убила его и не засветила "глаза гуля", иначе нам пришёл бы конец. Я на её месте точно не сдержался бы. Потом до меня дошла весть о побеге Кумин из приюта вместе с несколькими другими ребятами. Видимо во время него она и познакомилась с женщиной, которая нас приютила. Парней тогда ловили по всему десятому району, но Кумин вернулась сама, после чего её заставили писать диктант по кандзи, чуть ли не на всю тетрадь. Уж и не знаю, что для этой сорвиголовы было страшнее - избиение матерью или подобное дисциплинарное наказание. Через неделю Такеда-сан забрала из приюта девочку, с которой уже видимо была неплохо знакома, ну и меня в качестве бонуса. В тот день я видел директора нашего временного пристанища. С какой же радостью и облегчением он отдавал нас с сестрой под опеку. Хотя от меня он избавиться хотел в гораздо меньшей степени, чем от Кумин... — Эй! Я не зануда! Это просто ты глупая! — включился я наконец в диалог сестры и приёмной матери. — Ты самый настоящий зануда, — усмехнулась девочка — Сидишь целыми днями за уроками, и даже в свободное время, вместо того чтобы пойти поиграть на улице, читаешь какую-то ерунду. — А ты бы тоже могла немного поучиться. — вступилась за меня Айри — Это конечно хорошо, что ты познакомилась с местными ребятами, но не забывай, что твой брат должен пойти лишь во второй класс начальной школы, а ты в следующем году уже идёшь в тюгакко и срочно должна подтянуться! Или ты хочешь учиться с малышами? — Не хочу, Такеда-сан... — вздохнула сестра, но осваивать программу средней школы она не спешила. В этом была вся Кумин. Она всегда мечтала ходить в школу, но явно не для того, чтобы учиться. Ей просто нужна была компания - весёлая и безбашенная. В приюте у неё была такая, и порой сестра очень скучала по своим отмороженным на голову друзьям. Местные дети для неё были слишком скучными и "чересчур правильными", как она говорила. Уж и не знаю, может мне следовало бы с ними познакомиться, и я в отличии от сестры нашёл бы общий язык с такими же "занудами", как сам. В следующем году я должен был пойти в школу, и не хотел торопить события. Такеда-сан в общих чертах знала, что до приюта наша жизнь была весьма нелёгкой, и потому тоже решила дать нам некоторое время привыкнуть к нормальной жизни, чтобы мы не пришли в коллектив словно из леса. И чёрт, по сравнению с тем, что нам с сестрой пришлось пережить, это время было прекрасным. Я не ел человеческого мяса уже больше двух месяцев, но голод меня совершенно не мучил. Кофе отлично подавляло его в моём детском организме. Человеческую пищу я к сожалению, есть не мог. Но пусть мне потом и придётся отрыгнуть омлет, приготовленный Такедой-сан, я всё равно очень благодарен ей за то, что она готовит для нас с Кумин. После обеда я продолжил чтение популярнейшего романа немецкого писателя, фамилия которого была чем-то похожа на моё имя. Да, странно было для восьмилетнего ребёнка читать подобное. Но в моём прошлом доме был небогатый выбор того, что можно было бы почитать. И я читал притчи, которые рассказывал людям мудрец Заратустра, пытался понять их смысл, хотя в последнее время мне стало казаться, что автор этой писанины был просто психом. Сестра немного поболтала с Такедой-сан на кухне, а потом пошла в туалет, чтобы избавиться от съеденного омлета, пока он не начал перевариваться. Следом за ней должен был идти я с перерывом в пять минут. Пока мы жили в родительском доме, Кумин постоянно давала мне человеческую еду, учила быстро глотать её, а потом делать вид, будто я пережёвываю и наслаждаюсь вкусом. Я хорошо запомнил, что чипсы люди называют солёными и хрустящими, рис мягким и рассыпчатым, бургеры сочными, пирожные сладкими и нежными. Один раз я рискнул проверить, так ли это на самом деле... Потом полчаса отплёвывался, а сестра смеялась надо мной. Я уж и не знаю, где она доставала деньги на все эти "вкусняшки", хотя у матери, когда она была жива, вроде были какие-то сбережения. Вероятно их Кумин и использовала. Самым тяжёлым во всём этом спектакле с едой был момент, когда эту еду нужно было отрыгнуть максимально бесшумно. Тогда я не понимал, зачем этот процесс нужно так усложнять, но в приюте всё стало ясно. По сути, когда стало холодно Кумин просто пришла со мной в отделение службы опеки, откуда нас и направили в приют. Если бы нам не отрубили отопление, думаю можно было бы обойтись и без этого. Но мать видимо никогда не платила налоги. Посмотрев на накладные, которыми был забит наш почтовый ящик, сестра просто выбросила их, сказав, что в этом доме всё равно нет столько денег, чтобы оплатить такие долги. Уж не знаю, что она наплела потом в службе опеки. Я тогда очень боялся, что нас раскроют. Но пронесло. Вероятно сестра назвала какие-то вымышленные имена и фамилии родителей, которых до сих пор безуспешно пытаются найти. Я могу только догадываться, так-как Кумин решала все вопросы сама, а меня оставила в игровой зоне для детей, которая в отделении службы опеки была бесплатной. То, чему я научился, пока кантовался с сестрой в родительском доме, дало мне возможность притворяться человеком в обществе других брошенных детей, и даже после того, как Такеда-сан взяла опеку над нами. Через некоторое время после обеда мы пошли поиграть на ближайшей детской площадке. Небо было затянуто облаками, сквозь которые слегка пробивались лучи солнца. Оттуда, словно кружась в ритуальном танце, на землю падали снежинки, которые Кумин ловила языком. — А что будет, — спросил я сестру — Если Такеда-сан всё же узнает, кто мы? — Ы ликом аоняэся. Уаося, нам эсь несео ояся. — Я ничего не понял. Засунь язык на место и скажи по человечески. Скорчив недовольную гримасу, Кумин всё же бросила своё идиотское занятие и повторила уже более членораздельно: — Я говорю, не парься и наслаждайся жизнью. Нас в приюте не раскрыли, а здесь нам уж подавно ничего не грозит. — А как же еда? Мы очень давно не ели... — я перешёл на шёпот — Человека. — А ты голоден? — задорно ухмыльнулась девочка. — Нет. Но... я так давно не ел. Что если скоро меня накроет, и я не смогу себя контролировать. Да и ты... Я осёкся. Сестра замерла, уставившись куда-то в сторону соседнего дома, а её лицо вдруг стало серьёзным и как будто испуганным. Я подумал, что Кумин засекла какую-то опасность, но нет - в той стороне, куда она смотрела никого не было. Улица сегодня вообще была на редкость пустынна. Я слегка дёрнул сестру за руку - она была словно каменная! — Кумин, Кумин! Ты чего?! Что с тобой?! — забормотал я, тряся сестру. На её лице начали проступать вены, а глаза наливаться чёрным. Внезапно она меня оттолкнула, так сильно и неожиданно, что я упал в нескольких метрах от девочки. — Кх... Нишшшшио... — прошипела сестра, хватаясь за лицо и припадая на одно колено — Отойди. Несколько секунд я наблюдал, как Кумин, закрыв лицо руками и периодически вздрагивая, оседает на землю, укрытую тонким снежным покрывалом. А потом всё вдруг прекратилось. Сестра встала, посмотрела на меня, всё ещё лежавшего на снегу в нескольких метрах от неё, а потом на безмолвное зимнее небо, глубоко вдохнула морозный воздух и, высунув язык, поймала очередную снежинку. — Совсем дура, что ли?! — закричал я, подбежав к сестре и ударив её в живот. Меня трясло от испуга и злости на Кумин за её розыгрыш. Хотя вскоре я стал догадываться, что это всё таки не было розыгрышем. — Ай! — девочка слегка пошатнулась, хотя я знал, что она даже не почувствовала моего удара — Больно! — Дура, дура, дура, дура! — кричал я, ещё несколько раз ударив сестру. Она была почти на две головы выше меня, потому выглядело это всё конечно довольно нелепо. Мы покатались на заледеневшей горке, повалялись в снегу. Если бы он был более липкий, могли бы поиграть в снежки, тем более, что через некоторое время на площадку подтянулись двое знакомых Кумин. Когда мы возвращались домой, я вспомнил о недавнем "розыгрыше" и решил поговорить об этом с сестрой: — Это ведь был приступ голода, да? — Ну... Похоже на то. — И давно ты такое испытываешь? — Какая разница. — отмахнулась девочка — Я в порядке. Думаю, ещё месяц смогу продержаться, а там чего-нибудь придумаю. Однако она не продержалась и недели. В ту ночь я проснулся от запаха парного мяса, стоявшего на всю квартиру. Постель Кумин на верхнем ярусе нашей кровати была пуста, а из соседней комнаты, где спала Такеда-сан, доносился тихий плач и всхлипывания. Я встал с кровати и пошёл на звук. Разум всё ещё был частично погружён в сон, и всё происходящее воспринимал его частью. За окном всё также кружились снежинки, но их танец стал быстрее и ритмичнее. Словно шаман, достаточно раскачавшись и войдя в транс, теперь неистово плясал с бубном вокруг костра и общался таким образом с неведомыми духами. Тусклый свет ночника выхватывал из темноты очертания кровати, письменного стола и телевизора на небольшой тумбочке. Я вышел в коридор, погружённый во тьму. По памяти я прошёл несколько шагов до спальни Такеды-сан. Дверь в комнату была открыта. Я нащупал дверной косяк, зацепившись за который, я подпрыгнул и нажал на выключатель. Картина, представшая передо мной в тёплом свете люстры моментально прогнала сон, хотя некоторое время я ещё отказывался верить в то, что всё это было реальностью. Комната была залита кровью. Пол, обои с величественными единорогами, потолок и особенно футон. Некогда белоснежная постель приобрела грязный красно-коричневый цвет. Кровь насквозь пропитала матрас и подушку, пузырясь под телом женщины, почти ставшей для меня матерью. В её остекляневших глазах навсегда застыл этот впечатавшийся в мою память коктейль из чувств ужаса, отчаяния, разочарования и безысходности. Нижняя половина её лица была залита кровью из носа и рта, горло разлохмачено. Из разорванных артерий время от времени толчками продолжала бить алая жидкость, вскоре темнеющая и приобретающая грязный ржавый оттенок. Грудь и левое плечо были разодраны так, что можно было увидеть оголённые кости. Я не мог поверить, что пусть и измотанная, вечно усталая, но всё же ещё очень здоровая женщина, внешне едва ли не девушка, что была так добра с нами, теперь просто сломанная кукла из мяса величиной в натуральный человеческий рост. Я искренне надеялся, что всё это всего лишь сон и утром я проснусь и пожалуюсь Такеде-сан на ночной кошмар. Она погладит меня по голове и успокоит, а сестра как обычно бросит какой-нибудь глупый подкол, после чего мы все вместе пойдём завтракать. Но увы, как я ни щипал себя, я не мог проснуться и всё, что я видел, было реальностью. Рядом с футоном в углу, обхватив руками колени и спрятав в них голову, сидела Кумин. С головы до ног она была запачкана кровью приёмной матери. Её тело содрогалось от рыдания. Она плакала, просила прощения у Такеды-сан, проклинала себя. Из под компьютерного стола на весь этот ужас испуганно смотрел Паскаль. Потеряв всякую надежду и окончательно убедившись, я с каким-то чувством опустошения в душе осел на пол. Слёзы сами навернулись на мои глаза. Я ведь не мужчина, а просто восьмилетний мальчик. Расплакаться - это всё, что я тогда мог. Сестра расчленила тело Такеды-сан и разложила по разным отделам холодильника. Кот во время этого действа дико орал и судя по чертыханиям Кумин, бросался на неё. Я это слышал, сидя в пустой кухне. Конечно, его когти не могли даже поцарапать кожу гуля. Паскаль до последнего не хотел покидать хозяйку и кажется, также как и я, не мог смириться с тем, что её больше нет. Больше он не ел и не пил, хотя мы пытались давать ему воду и корм. Он просто лежал около компьютера хозяйки - места, где она проводила дома большую часть свободного времени. Через неделю он умер - под тем самым компьютерным столом, откуда я видел его огромные словно блюдца глаза, смотревшие на разорванное тело Такеды-сан и плачущую рядом Кумин. Если у животных есть сознание, то вряд ли он ненавидел мою сестру. Скорее он просто не мог осмыслить, как девочка, которая была так дружна с Айри, могла пойти на подобную жестокость. Вскоре Кумин убралась в комнате приёмной матери, отмыла от крови пол, стены и потолок, в плотных чёрных пакетах выбросила футон, порезанный на множество частей, чтобы он не классифицировался, как габаритный мусор и не требовал внепланового вызова уборочной машины, как того требуют местные законы. Хоть уборщики и не следователи, но они вполне могли бы вскрыть большой чёрный пакет, который показался бы подозрительным любому нормальному человеку. И тогда нас с сестрой бы раскрыли. Вы жметесь к ближнему, и для этого есть у вас прекрасные слова. Но я говорю вам: ваша любовь к ближнему есть дурная любовь к самим себе. Вы бежите к ближнему от самих себя и хотели бы из этого сделать себе добродетель: но я насквозь вижу ваше «бескорыстие». Разве я советую вам любовь к ближнему? Скорее я советую вам бежать от ближнего и любить дальнего! Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и будущему; выше еще, чем любовь к человеку, ставлю я любовь к вещам и призракам. Как и раньше я сидел на подоконнике, пытаясь понять истину, не предназначенную для моего детского разума. Я смотрел на осиртевшую миску и плиту, на которой ещё недавно Такеда-сан готовила для нас с сестрой. Готовила, как для своих детей, которых у неё никогда не было. Была ли её любовь к нам на самом деле любовью к самой себе? И были ли мы для неё ближними? Или всё таки скорее дальними — странными детьми из приюта, опеку над которыми она взяла из-за той непостижимой высокой любви, о которой говорил Заратустра? Что если бы она узнала о том, что мы гули и осталась жива? Обратилась бы она к тем людям с чемоданами, убившим отца? Я его практически не помнил, а вот моя старшая сестра скорее всего смогла застать, когда он был ещё жив. Но я её никогда не распрашивал об отце, так-как понимал, что это для неё больная тема, которой она непременно постарается избежать, переведя разговор в другое русло. — Нишио... — тихо позвала меня Кумин, закончив нарезать мясо и отправив его в пароварку. — Не мог бы ты пересесть за стол? Тебе нужно поесть. — То, что осталось от Такеды-сан? — спросил я сестру без всякой иронии, хотя я и так знал ответ на свой вопрос. Девочка сжала кулаки и глубоко выдохнула. Ей было тяжело, но она нашла в себе силы сказать то, что в тот момент повергло меня в шок. — По правде говоря, я с самого начала рассчитывала на какой-то такой исход. Я познакомилась с Такедой-сан, чтобы съесть её. — Так ты... — я ошалело смотрел на девочку, которая казалось бы до глубины души сожалела о произошедшем, но каждое её слово убеждало меня в том, что всё то чувство вины, а также её недавняя привязанность к нашей приёмной матери - просто искусная актёрская игра, маска, которую она надевает, чтобы располагать к себе людей. Ну конечно, она же моя сестра! Всё, что умею я, умеет и она. Но я никогда ни с кем не сближался до такой степени. Да, я весьма успешно втирался в доверие к детям в приюте для своей выгоды, при этом оставаясь для последних по сути дела бесполезным. Но я никогда никому таким образом не вредил! — Да, моя интуиция меня тогда не подвела. — продолжала между тем Кумин — Как я и предполагала, у этой женщины не было родственников, которые могли бы обратиться в полицию в случае её исчезновения. Конечно, её могли бы хватиться на работе, но когда их фирма обанкротилась, стало понятно, что больше медлить нельзя. У меня уже в приюте был подобный приступ, как тогда на детской площадке. Хорошо, что меня никто не увидел. Потому я и подговорила тогда ребят на побег, потому и познакомилась с Такедой-сан... убедила её взять нас к себе. Я думала всё будет также, как с мамой. Я сделаю то, что должна и всё... Я и сделала, но... почему-то чувствую себя очень паршиво. — Может потому, что эта женщина в отличие от нашей матери была с нами добра и любила нас практически, как своих детей? — немигающим взглядом я посмотрел сестре в глаза. Я хотел убедиться, действительно ли она такая лицемерная бесчувственная тварь, или я просто в свои восемь лет не до конца понимаю природу чувств, заставляющих людей бежать к ближнему? Или к дальнему, тут уж у кого как. — Нишио, — вздохнула девочка — А ты знаешь, что наша мать не всегда была такой, какой ты её помнишь? Я покачал головой. — Когда папа ещё был жив, мама никогда не пила и очень любила нас. Я помню, как она радовалась твоему рождению. Помню, как папа приносил домой охлаждённые тушки людей из морга, которых мы ели. И еды нам всегда хватало. Даже не нужно было никого убивать! Но потом папу раскрыли, и нам пришлось переехать из первого района. Ты помнишь, какая у нас была фамилия? Нет? И хорошо, что не помнишь. На такой случай, у папы была резервная фамилия в реестре косэки. Она, кстати, очень похожа на твоё имя. Сам он никогда не отмечался под ней. Он оставил её для нас с тобой. Нелёгкое наверное было дело — оформлять документы на несуществующего человека. Кумин улыбнулась. — Неужели, — твёрдо заговорил я, не отрывая взгляда от сестры — Неужели нельзя было найти какого-нибудь плохого человека, которого не жалко было бы убить и съесть? Я ведь знаю, что у тебя в приюте были проблемы с мальчиком из старшей группы! Что он хотел тебя... изнасиловать! Можно ведь было его прикончить. — Можно, — согласилась Кумин — Если бы он согласился с нами на побег. При ином раскладе меня легко бы раскрыли. Но этот ублюдок струсил. Остаётся теперь только надеяться, что моего урока ему было достаточно, и он никому не посмеет сломать жизнь. А мне срочно пришлось искать новую жертву. И я нашла Такеду-сан. Как я уже сказала, наша мама когда-то была так же добра к нам. Но всё изменилось, когда папу раскрыли и еды стало не хватать. Какое-то время мама ещё держалась, но потом... мы стали для неё обузой. Семья — это очень зыбкое и хрупкое понятие. Близкие люди в любой момент могут покинуть нас или измениться до неузнаваемости. Нужно ценить каждый момент, проведённый с людьми, готовыми дарить нам любовь и заботу, но в то же время не привязываться к ним, как бы тяжело это не было. Ведь ни что в этом мире не вечно. — Ты говоришь правильные вещи, сестра, но... мать твою, ты же сама нашу мать на тот свет отправила! И Такеду-сан, ставшую нам второй матерью, ты тоже прикончила собственными руками! Я согласен, у тебя не было выбора, но чёрт... ты только что говорила, что всё было спланировано заранее! Но при этом ты сожалеешь о том, что сделала! О чём, чёрт возьми, ты думала, когда знакомилась с Такедой-сан?! Я не понимаю тебя, сестра! — Ты же читаешь Ницше. Ты должен понимать. Раздался звонок, сигнализировавший о готовности еды и отключении пароварки. Кумин поставила на стол две плоских квадратных тарелки, рядом с которыми положила палочки для еды, после чего выложила в каждую из тарелок по порции мяса, ещё истекающего кровью. — Присаживайся. Нам нужно поесть. — сказала девочка. — Я не хочу. — пробормотал я — Я не хочу есть человека... Этого человека. — Ничего не поделаешь. Теперь это просто мясо. Люди ведь едят коров и свиней. Здесь то же самое. Это было для меня последней каплей. — То есть Такеда-сан была для тебя сродни корове или свинье?! — закричал я на сестру, после чего уже более спокойным тоном дополнил своё резонное возмущение — Я и не знал что ты... такая... Кумин начала было оправдываться, но я уже быстрым шагом направился прочь из кухни. Сестра не стала меня догонять, обескураженная оставшись сидеть за столом. Я быстро оделся, после чего зашёл в опустевшую спальню Такеды-сан. На её столе я нашёл банковскую карту, с помощью которой, как я тогда думал, можно покупать всё что угодно и никогда не платить, а также цифровой фотоаппарат, на котором были запечатлены многие моменты из жизни нашей приёмной матери, в том числе и её роковое знакомство со мной и Кумин. Когда незнакомая женщина, взяв меня за руку, сказала, что готова стать матерью для нас с сестрой, я отнёсся к этому настороженно. Но в душе я надеялся, что с того момента наша жизнь изменится в лучшую сторону. Кумин не скрывала своей радости, однако с друзьями прощалась долго. На карте памяти было несколько фоток, на которых девочка была запечатлена в их окружении. Лучше бы на худой конец она сожрала кого-то из этих балбесов, а не Такеду-сан! Но у Кумин видимо была своя шкала ценности человеческой жизни, и бездомные дети в ней находились выше человека, который несмотря на личные проблемы, протянул тебе руку помощи, заботился о тебе и любил, пусть даже и находясь в неведении о твоей природе. Я пролистал ненужные мне кадры и нашёл фотку, на которой мы вместе с сестрой и нашей новой мамой стоим на выходе из приюта, покидая его. Директор сфотографировал нас по просьбе Такеды-сан. Несмотря на улыбку, я выглядел на фото серьёзным и настороженным, особенно на контрасте с весёлой и энергичной Кумин, которая даже на этом фото задорно подмигнула директору, от чего её лицо буквально излучало всё то, что называют "стильно-модно-молодёжно". Ей хоть в рекламе "Спрайта" или чего-то в этом роде сниматься, честное слово. Взгляд Айри, державшей нас за руки, был спокойным и доброжелательным, как у тех редких продавцов, которые искренне хотят помочь тебе с выбором товара, не желая впарить то, что тебе не нужно. Хотя, Такеда-сан работала бухгалтером, вполне возможно, что раньше у неё был опыт и в продажах. «Я вырежу девку, убившую самого близкого для меня человека, с того фото и вычеркну её из памяти. Она станет таким же прошлым, как и мать-алкоголичка, о которой я вспоминал только по мере необходимости, а она в свою очередь возникала лишь в разговоре с сестрой. Больше не возникнет.» — думал я. Банковскую карту я положил в задний карман джинс, а фотоаппарат с дорогой для меня фотографией закинул в рюкзак, заранее укомплектованный на случай "срочной эвакуации", как говорила Кумин. Туда же я отправил и странную книгу, смысл которой я всё же однажды пойму, если он там вообще есть. — Нишио... — осторожно обратилась ко мне сестра, когда я уже обувался, и тут же осеклась, увидев, что я ухожу. — Прощай, Кумин. — ответил я и быстро выскочил за дверь, прежде чем девчонка успела предпринять попытку меня поймать.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.