***
Юн Лань подъехал со стороны дома противоположной той, на которую выходили окна квартиры, да только без толку ухищрялся. Блядский выхлоп было слышно в радиусе трех кварталов, а уж Вэю, так и сидевшему с открытым окном, тем более. В том, что профессор обнаружится на том же месте, как-то не возникало сомнений. Плавно вкатившись на забитую темную парковку, заглушив движок и выставив подножку, он не мог вынудить себя слезть с Дьявола. Минут пять сидел в темноте дебил дебилом и ковырял пальцем приборку. И ладно бы, если б думал о чем-то, а ведь так просто, время тянул, с кристально чистой башкой. Кое-как собрался. Поплелся к лестнице. За время его отлучки ничего в квартире не изменилось. Ну разве что стопки бумаг с папками у Вэя иначе перетасовались. К слову, отсутствовал Юн Лань дольше, чем планировал. Никак не мог пригнать себя домой, только час просто круги наворачивал, пока лампочка не загорелась, намекая, что в двигателе внутреннего сгорания нужно чему-то сгорать. Наверное, еще бы катался, если бы не забыл кошелек в джинсовке. Телефон, словно в насмешку, вырубился по-настоящему. И что оставалось? Не натурой же расплачиваться. — Не отвлекайся, — бросил он Вэю, бросил ключи и перчатки на столик, а себя — на кровать. Воткнулся бровью в металлический зажим планшетки. Ебаный департамент… Завтра. Завтра он со всем разберется. На ощупь закинул планшетку на подоконник, параллельно выпутался из куртки, хотел приткнуть где-нибудь в изножье, чтобы не вставать, но не успел. Руку перехватили, куртку забрали. Подкрался, блин. Шпион-разведчик. Почувствовав, как прогнулся за спиной матрас, он инстинктивно пододвинулся ближе к стенке. — Нашел зарядку? — Вэй, прижавшись щекой к плечу, скользнул рукой вдоль ребер и сжал пальцы на предплечье. — Не издевался бы, господин Свидетельство о рождении. — Пригодилось? — Не особо. Прости за цирк. Повело. Судя по мягкому поцелую в шею, неловкие извинения были приняты. — Я могу что-то сделать? Ох, Вэй… — Ну, разве что поубивать обоих. Сразу. Чтоб не мучились, — молодец, Юн Лань, нашел что и кому сболтнуть. — А Вэй, я сказал убить, а не сломать мне руку. Она мне еще пригодится. Да, отцепись уже… Умудрившись отодрать поддавшиеся в последний момент крепкие пальцы, он переплел их со своими и подтянул выше к губам. Так, ну, спокойней было. И если уж по-честному, то слышать такое Вэй не заслужил. Юн Лань с детства привык отвечать за все сам. За себя. За отца. От последнего он, не выдержав, сбежал, стоило только совершеннолетию объявиться на пороге. Ненадолго, конечно, да и больше наигранно. На самом деле он бы мог по-настоящему бросить все, уйти и забыть, но его держала память. Несмотря на собственные скандалы с отцом, которые в основном были тихими и незаметными, Юн Лань, благодаря детской чуткости, всегда знал, что все непросто в их семье, мама упрямо повторяла, что они должны, просто обязаны заботиться друг о друге, что у них никого больше нет, что преодолевать трудности проще вместе, чем порознь. В общем, она бы расстроилась, если бы он повел себя совсем мудаком. Поэтому приходилось терпеть и держать лицо. Терпеть чертово распределение на работу в участок в родном городе. Подстроенное. Настолько очевидно подстроенное, что Юн Лань тогда на церемонии чуть не отхлестал конвертом откровенно подкупленного декана. Сдержался. Терпеть последующий внезапный перевод в спецотдел. Он до сих пор гадает, почему не отказался тогда, прекрасно же видел, что ничего хорошего его там не ждало, по началу, так точно. Почему не послал старика куда подальше. Скорее всего, потому что эта возможность послать была. Иллюзорная, но была. Если бы вопрос стоял ребром, то Юн Лань бы хлопнул дверью, но тогда ему как раз всячески намекали, что лучше отступить, смирить нрав, опустить голову. Только вот смирение — не путь Юн Ланя. Он привык тащить все сам и с троекратной осторожностью доверять кому бы то ни было, а разве станешь вести себя иначе, если и от родной крови вечно ждешь подставы? В целом, он неплохо понимал, что есть рабочее доверие и распределение ответственности в команде. Он верил своим людям, верил в то, что они совершают правильные действия в процессе решения проблемы, но абсолютно не умел отличить чужую ошибку от своей. Вбил себе с голову, что если подчиненный оступился, то виноват в этом только он сам. Недоглядел, недоучил, недообъяснил. Понимал трезвым умом, что подобный подход к делу — пустая трата нервов и откровенная глупость, но ничего с собой поделать не мог. Неизвестно, сколько бы он протянул в таком режиме, не свихнувшись, если бы Вэй, черт его знает откуда вылезший, без спросу не отобрал часть этой ответственности, чем существенно облегчил ему жизнь в самом широком смысле слов. И за это Юн Лань действительно был благодарен ему, хотя, возможно, и выражал временами эту благодарность через задницу. В любом случае, Вэй заслуживал нормальных объяснений. — Тут ничего не сделаешь. Первый раз эта хрень приключилась с ним через год после маминой смерти. Тогда-то у него крыша совсем здорово поехала. Вся больница стояла на ушах. Абсолютно здоровый тридцатипятилетний мужик, проходящий ежегодное медосвидетельствование, не выявлявшее ни единой патологии, внезапно свалился с сердечной недостаточностью. Я помню эти разговоры, но вот только тогда смысла не понимал. Во второй раз, когда я уже тянул лямку в колледже. Третий — при тебе, перед заварушкой с Кистью. И вот четвертый. И если раньше я не задумывался о том, почему это происходит, и отмахивался тем, что старик всего лишь слишком много работает и не бережет себя, то теперь… — Подселенец, — понимающий голос прозвучал чуть ли не в голове. — Кажется, ты не просто так зудишь про грозную опасность вашей темной энергии. Над ухом невесело хмыкнули. — Меня заебало это, Вэй. Торчать за стеклянной стеной, выглядывать что-то из-за угла. И все втихушку, все с мордой «я не при делах, вообще, тут случайно оказался, мимо шел». Как дети малые. Притом оба. Замкнутый круг. И я не верю, что это изменится хоть когда-нибудь. Просто не представляю, что еще должно произойти, чтобы это как-то изменилось. Умереть и воскреснуть… Куда больше-то. — Ты никогда не думал о том, что без них было бы проще, а? Без Е Цзуня не случилось бы кучи дерьма, перетряхнувшего оба мира. Я бы, может, не был таким дерганным придурком без папашиного воспитания, осуществлявшегося короткими всплесками, когда он вспоминал, что у него типа сын есть. — Нет. От его тона захотелось вмазать самому себе, хотя и сам уже сообразил, что ляпнул херню. Но этот поезд было не остановить. — Ну, я всегда знал, что ты лучше меня, потому что я часто не могу отделаться от подобных мыслишек. — Без них мы бы были другими. И все могло бы быть иначе. Слишком иначе. — Неужели хуже, чем сейчас? Вместо ответа его только крепче притиснули к груди. Бессмысленный разговор окончен? Молчание — это своеобразная Вэева визитка. Так сложилось, что чаще всего оно Юн Ланя невообразимо бесит, ибо имеет свойство случаться с ним не в том месте и не в то время. Умалчивание во благо — вообще отдельный сорт пиздеца, о котором он старается не вспоминать лишний раз, чтобы не ссориться. Но иногда тишина — это лучшее, что он может ему дать. И сейчас именно такой момент. Юн Ланю не нужны ответы. Их попросту нет. Как и какого-либо решения. Ситуация того опротивевшего рода, когда нельзя ничего поделать, остается только сидеть и ждать. Верить и надеяться, что что-нибудь как-нибудь, может быть, само наладится. Самому смешно, но от безысходности и не о таком задумаешься. Прежде чем закрыть глаза, Юн Лань осторожно поцеловал тыльную сторону ладони, сжимавшей его пальцы. Завтра. Он со всем разберется завтра. И это будет вполовину легче, чем обычно, потому что он уже давно не тащит все в одного.Часть 1
12 декабря 2019 г. в 21:34
Редкие дела, перепадавшие спецотделу, протекали по сценариям, на которых учатся и по которым работают рядовые сотрудники правоохранительных органов. Как следствие, в ходе расследования часто приходится совершать определенные отступления, привлекать лица, которые при ином раскладе никогда бы не оказались привлечены, пользоваться неоднозначными приемами…
Составляя отчеты, Юн Лань старался максимально скруглять углы и завуалированно излагать острые моменты, но иногда это было совершенно невозможно сделать.
И получалось, как сейчас…
Из кабинета министра он вылетел на первой космической, хлопнув дверью, куда сильнее, чем позволяли приличия, и, не разжимая губ, кивком головы показал ждавшему в приемной Шэнь Вэю, что они уходят.
Ныне закрытое дело, скользкое и довольно мерзкое, роняло тень на местную власть. Тень, которую Юн Лань не потрудился рассеять, а бережно передал в руки Кун Бо, растащившему всплывшую грязь по всем возможным площадкам. И, видимо, именно за эту выходку его с полчаса чесали против шерсти, а Вэя вежливо выставили в приемную, как представителя иной стороны.
— Их мразотность под статью гостайны не подпадает. Так что я нихрена не чувствую себя виноватым, — пожаловался он, притормозив у шлагбаума на выезде с территории министерства. — Блядь, уснул он там что ли?!
Шэнь Вэй не успел ничего ответить, потому что ровно в этот же момент раздался стук в окно. Юн Лань от неожиданности подскочил на сидении.
— Да, вашу ж мать! Я сегодня кого-нибудь убью, и, клянусь, судья меня оправдает.
Вместо того, чтобы просто опустить стекло, он рывком распахнул дверь. Насколько из-за его спины мог различить Вэй, парнишка-посыльный едва ли не вжался в стену охранной будки, в противном случае болезненного столкновения было не избежать.
— Что еще?!
— Шеф Чжао, министр просил передать…
Бедный посыльный никогда не узнает, что его не пристрелили на месте только потому, что Вэй вовремя протянул руку и положил ладонь точно между лопаток Юн Ланю, уже набравшему в легкие воздуха, дабы выплеснуть раздражение, прихваченное из-за министерского стола.
— Советника Чжао экстренно госпитализировали два часа назад.
— Будь умницей, сходи и дай этому придурку по зубам. От меня.
Парнишка, очевидно, потеряв дар речи, обрабатывал информацию несколько тяжелых секунд, и затем чуть слышно прошептал:
— Министру?
— Дежурному. Я здесь до утра стоять буду?! — Едва не зацепив посыльного снова, Юн Лань захлопнул дверь и со страдальческим стоном припал к рулю. — Хотя и министру лишним не будет. Наконец-то!
Полосатая стрела шлагбаума медленно поднялась, освободив проезд.
Вэй решился спросить, только когда они отъехали на пару кварталов от здания департамента, посчитав, что Юн Лань достаточно остыл после начальственной взбучки:
— Куда мы едем?
— Домой. Хотя не было бы тебя, я бы остановился у ближайшей подсвеченной вывески.
— Мы могли бы заехать в больницу, если ты…
— А смысл, Вэй? Мозги и сердце — вот два слабых места моего отца. Я же не кардиохирург и не психиатр. Предвосхищу вопрос, если бы какой-то придурок рискнул сунуться к нему с определёнными намерениями, то та пародия на госслужащего сказала бы не «советника Чжао госпитализировали», а «на советника Чжао напали». Не вижу необходимости дергаться, как и поводов для беспокойства, — выпалил он на одном дыхании, не отрывая взгляда от дороги.
Видимо, только на асфальт он и пялился — человек, позиционирующий себя аккуратным водителем. Вэй хмуро проследил мигающий желтый, сменившийся красным: притормозить Юн Лань даже не пытался.
Больше они не говорили.
Квартира встретила тишиной и непогашенными лампами. Сложенные на стойке, на журнальном столике, а частью на диване и импровизированных табуретках ровные стопки рабочих программ напомнили, что беда не приходит одна. Параллельно с делом сомнительной морали в университете полным ходом шла подготовка к министерской проверке, и при распределении обязанностей на кафедральном собрании Вэю несказанно повезло.
— Тебя что, раскрыли и выгнали? Вот так сейчас разбрасываются ценными кадрами в нашей системе образования? — веселился Юн Лань, придерживая дверь машины, чтобы Вэю было сподручней расположить на заднем сидении коробку с первой партией бумаг, требовавших вычитки на предмет неточностей.
— Это еще не все, — припечатал он, выпрямившись. — Еще три такие же.
— Э-э? Помощь нужна? — донеслось ему в спину.
В ответ он только рукой махнул.
Уже дома, когда Вэй с тяжелым сердцем, противившимся бессмысленной работе, распаковал первую коробку и принялся выкладывать толстые картонные папки, Юн Лань пытался подлезть под руку, чтобы помочь непосредственно вычиткой, напоминая, что в отношении бюрократии и поиска лазеек равных ему нет и вряд ли когда-нибудь появятся, но был изгнан на кровать к собственным бумагам, чуть ли не выкраденным из департаментского архива. Юн Лань и лезть в них не хотел, будто бы заранее чуял, что ничего хорошего не откопает, поэтому болтался рядом и смеялся, что Вэй в отместку декану может пометить все ошибки внутри документов, но «забыть» разложить закладки.
Сейчас — на середине третьей коробки — его предложение уже не казалось Вэю абсурдным.
Хотелось просто поскорее закончить.
— Когда тебе надо сдать весь этот пиздец?
Юн Лань, задержавшийся на парковке, щелкнул замком и, судя по скрипу матраса, плашмя грохнулся на кровать.
— В понедельник, — Вэй, медитировавший, если так можно обозначить попытку испепелить взглядом, над неразобранными папками с момента, как пересек порог квартиры, не испытывал ни малейшего желания сходу приниматься за муторное выискивание чужих ошибок. — Ужин?
— Кусок в горло не лезет, — промямлили в подушку. — Если только чай.
Как вариант. Хороший способ оттянуть неизбежное еще на полчаса.
Время близилось к недетскому, когда тишину, изредка прерываемую шуршанием листов все-таки усадившего себя за работу Вэя да раздражённым фырканьем сочинявшего по высшему приказу объяснительную за последние грехи Юн Ланя, нарушила трель телефонного звонка.
— Чжао Юн Лань.
Телефон подхватил мгновенно. Вряд ли на той стороне прозвучало хотя бы три гудка. Его лица, сидя за стойкой, Вэй не видел, только согнутое колено и то, как он напряженно молотил ручкой по лежавшей рядом планшетке с записями. Что-то неладное выдавал еще и его спокойный дежурный тон вместо обычного протяжного «Что опять, блядь?» перед тем, как ответить на звонок, и злого «Какого хрена так поздно?» — после.
— Благодарю за информацию, — через пару минут телефон все с той же внезапно возникшей отстраненностью был возвращен на тумбочку. — Чертовы рекламщики, научил бы их кто-нибудь на часы смотреть…
Неубедительно.
Первая мысль, которая пришла Вэю на ум. Но спрашивать он ничего не стал. Не его дело. Да и Юн Лань сам все расскажет, когда решит, что время пришло.
Где-то через полчаса, когда Вэй только-только расправился с первой папкой из пяти, уложенных в коробку, Юн Лань, бросив сочинение объяснительной, принялся наворачивать круги по квартире, благоразумно избегая оккупированного макулатурой островка.
— Что-то потерял?
— Зарядку. Либо в машине оставил, либо в отделе на столе так и валяется, — ответил, застыв у столика с аквариумом.
Вэю даже не нужно было поднимать глаза от бумаг, чтобы это знать. Под чудом еще не треснувший аквариум всегда небрежно скидывались ключи от всего: квартиры, машины, мотоцикла, — чтобы потом не искать по карманам.
— Скорее всего, в отделе. Из машины бы забрал. Просто дьявольское везение. Я же со сдохшим телефоном тебя такого точно не вытерплю! Пожалуй, скатаюсь и заберу.
И снова неубедительно.
Нечто подхватили со столика не с металлическим бряцаньем, а с глухим стуком. Перед уставшим взглядом, с трудом оторванным от страниц рабочей программы, предстал Юн Лань уже в кожаной куртке, застегивавший на запястьях кнопки перчаток.
— Осторожней, — Вэй не любил этот чертов мотоцикл и даже не пытался этого скрыть.
— Я всегда осторожен, — отрапортовал он. — Я быстро. Не волнуйся.
— Не надо быстро.
— В пределах разрешенной скоростной нормы. Туда и назад.
Покончив со шнуровкой ботинок, Юн Лань уже занес руку над замком, когда Вэй кое-что вспомнил. К комоду он не подходил.
— Свидетельство о рождении.
Забыл же. Хотя, нет, даже не подумал. Привык, что удостоверение специально уполномоченного открывает любые двери. Только вот навряд ли подобный пропуск подойдет для реанимационной палаты. Да и смена может попасться несговорчивая.
Замерев у двери, кинул на него испытующе-непонимающий взгляд из-за плеча. Вэй опустил глаза.
Кажется, кто-то наивно полагал, что он не догадается…
— Ксерокопия в личное дело. Ты уже месяц обещаешь донести.
— Точно. Что бы я без тебя делал.
Вот именно.