You

Быть человеком очень больно. Так больно, что находиться в сознании равносильно непрекращающейся изощренной пытке. В жизни Шерлока Холмса было много пыток. Физических. Психологических. Но главной из них оказалось позволять себе чувства. Джон простил его. Но сможет ли он сам простить себе смерть Мэри? Дело не в том, кто виноват. Защитить Шерлока, отдать ему долг жизни было целиком и полностью её решением. Она точно знала, что умрёт — уже тогда, когда воскресло прошлое. АйДжей поклялся убить. И Мэри предпочла бы погибнуть от его пули, не подвергая опасности любимых людей. И всё же Холмс был виноват. Его безмерно раздутое эго. Оскорбительное высокомерие. Иногда Шерлоку казалось, что он не в состоянии это контролировать. Ведь он знал людей. Их глупость. Их слабость. Но всё равно набрасывался на уже растерзанных, словно голодная чайка на падаль. Только наркотики помогали забыться, полностью отключиться от этого водоворота из эмоций и чувств. А с некоторых пор — ещё и она. — Джон не придёт сегодня. Сторожить тебя всю ночь буду я. Можешь даже не пытаться возразить. Я по-прежнему не разговариваю с тобой. Шерлок молчал. Он был слишком слаб. И слишком счастлив. Её шаги, её тепло он почувствовал, как только едва слышно отворилась входная дверь. Молли умела создать атмосферу покоя одним лишь фактом своего присутствия. Шерлок ощутил это почти сразу, когда они только познакомились. Пару дней он отвергал связь своего умиротворения с застенчивой умницей, доставшейся ему в «ассистентки», и связывал это с самим местом — моргом. Тишина, которую никто больше не в силах нарушить. Но совсем скоро Холмсу предстояло осознать, что дело было вовсе не в гармонии, рождаемой смертью. — Я устала, готовить не буду. По дороге захватила цыплёнка кунг-пао с рисовой лапшой для тебя и овощной салат с авокадо и сыром для меня. Впрочем, можешь съесть и салат. У меня нет сил даже на это. Молли двигалась почти бесшумно. Когда она перестала заботиться о том, как выглядит в глазах младшего Холмса, природная грация, наконец, прорвалась через неуклюжие ужимки и попытки изобразить... что угодно. Каждый её шаг, каждый жест теперь казались непрерывным танцем. Шерлок всегда любил танцевать. — Прошу, не смотри не меня так, ешь. Я не хочу ничего... Давай просто дадим немного жизненной силы твоему почти безжизненному телу. Ты ведь твёрдо решил жить, помнишь? Последняя женщина, кормившая его с ложки, оставила эту затею, когда Шерлоку было чуть больше года. Едва ли мамуля поверила бы своим глазам, если бы в эту минуту оказалась на Бейкер стрит и увидела, как покорно он открывает рот, тщательно прожёвывает пищу, почти бесшумно глотает. Молли не приходится уговаривать его. А ещё она старается смотреть куда угодно — только не в эти невозможно синие глаза в красной паутине, напоминающей, что Шерлоку удалось спуститься в ад. И вернуться. Слабость делала его удивительно живым. — Я могу проводить тебя в ванную комнату. Не нужно геройствовать, не передо мной... Я не останусь с тобой внутри. Постою за дверью. Ты же понимаешь, это необходимо. Да, конечно, понимаешь... Дверь закрывается за ним с тихим щелчком. Шерлок падает, едва успев ухватиться за край раковины — и умудряется не разбить её при этом. Не создать шума, способного взволновать хрупкую храбрую женщину, прислонившуюся спиной к разделяющей их стене в тревожном ожидании. Усевшись на коврик у ванны, он вытягивает ноги и кривится от боли. Похоже, подняться без помощи Молли не получится. Но он всё же пытается, несмотря на накатившую лихорадку. Проклятый тремор. Ещё через пару минут Шерлоку удаётся сесть на краешек ванны и открыть на полную мощность кран в раковине. Его мутит. Нужно срочно прилечь. Три секунды на решение. Очевидно, с пола его поднять будет намного сложнее. — Прости, я войду. Мы договорились о правиле пятнадцати минут, когда мы.. когда я ещё говорила с тобой. В общем, я вхожу, Шерлок! В глазах паника. Вот Молли уже хватает его за руку и проверяет пульс. Другая рука нежно дотрагивается до ледяного мокрого лба и дарит долгожданное блаженство. Шерлок, наконец, ловит её взгляд. Несколько мгновений зрительного контакта помогают выбраться из липких лап почти случившегося с ним обморока. И Молли понимает, что именно нужно делать сейчас. Эта ванна мала для них обоих. Как и Лондон. А, может быть, и целый мир. Но никто не готов даже пошевелиться. Голова Молли прячется на груди Шерлока, а левая рука поглаживает колючую впалую щеку. Его рваное дыхание становится спокойным. Вместо привычной боли по телу разливается что-то необъяснимое. У химии на это нет внятного ответа. Как и у самого Шерлока. Ему вдруг хватает сил обнять. — Если бы я только могла, если бы только знала, что нужно сделать, чтобы ты никогда больше не поступал так со мной... Со всеми нами. Я знаю, ты должен был быть один. Пройти через все это так. Но я не могу допустить, чтобы ты снова... Нет. Никогда. Нет, Шерлок. Скажи, умоляю, что тебе нужно... чтобы жить. — Ты.