А где-то за Гранью...

В Средиземье было неспокойно, что стало уже практически привычным состоянием – относительно мирные дни принимались за предвестие Апокалипсиса, Моргота, глобальной пьянки в Лихолесье, в общем, настороженно. Все началось с того, что небезызвестный гуру хитрожопости Гэндальф Серый после небольшого закусона у Элронда на поляне, просыпая табак мимо трубки, бодрым шагом паралитика продвигался по кустам к Ширу, где у почтенного мистера Бэггинса думал нарваться на званый ужин, или что-то подобное. В кустах роились мошки, в кустах валялись трупы, в кустах некая девица пыталась приставать к несчастного вида мужику. Мужик отнекивался железобетонным «не люба ты мне, отвали, постылая, по кузнецу вздыхаю я», девица лила слезы и продолжала упорно наступать. Подивившись такой бурной деятельности, истари хмыкнул и, запнувшись о бревно, растянулся с руганью на староморийском во весь нехилый рост и тут же получил чувствительный удар по филейным частям от предполагаемого бревна. Предполагаемое бревно оказалось ни кем иным, как Трандуилом. «То-то я давно пташек из Лихолесья не получал» - мельком подумалось истари, а дива всея Лихолесья зашипел: - Че орешь? Найдут же, любить будут! - Кто? – не понял колдун. - Бабы! – страдальчески простонал эльф, маскируясь ветками. - Как все запущено, - философски выдал Гэндальф, поднимаясь и ковыляя дальше. В Шире было спокойно. Найдя норку небезызвестного старого пройдохи, Серый подивился смене обстановки – повсюду было понатыкано копий, мечей и новозеландской ромашки, украшавшей воинственный пейзаж. Продравшись сквозь заросли металла и чувствительно уколов тонкой стрелой многострадальные филейные части, Гэндальф забарабанил посохом в дверь. Реакции не последовало продолжительное время, а затем едва-едва приоткрылось окошко, и раздался суфлерский шепот: - Это он! - А эти? - Не видать! Круглая дверь распахнулась, и колдуна буквально впихнули внутрь, приложив хорошенько о притолоку. Разогнав птичек и прочую кружащуюся перед глазами тварь, истари воззрился на смущенного мистера Бэггинса в милом передничке и сурового Дубощита в не менее милом халатике. - Э, - глубокомысленно выдал Гэндальф. - Ты руки мыл? – грозно спросил его Торин. - Кого? - Торин, успокойся, - Бильбо ловко упихнул в рот гному пирожок и налил Серому чаю. – Тут, Гэндальф, видишь, какая история… Через полчаса, добровольно капитулировавший от истории, перешедшей в наглядное исполнение, колдун по буеракам брел к Ортханку. По пути ему то и дело попадались бабы, эльфийки и даже варгихи, жаждущие мужского внимания. Мужики, эльфы и варги тоже жаждали мужского внимания. А где-то за Гранью в добротно спаянной камере без окон, с одной дверью, которую с несчастным видом караулил Эарендил, пинал и загонял в углы пыль Мелькор, громко разглагольствуя: - Эти гетеросексуалы совсем оборзели! Да взять хотя бы брата – тот еще ханжа! - Да-а, взя-ять, - ехидно протянул находящийся тут же Саурон, подпиливая ногти. Не то, чтобы сбитый, но слегка смещенный с основной мысли Бауглир деликатно прокашлялся. - Скучно мне, - капризно заявил тем временем Гортхаур. – Может, Эарендила позовем для разнообразия? Поиграем в хорошего-плохого стража? – предвкушая, видимо, картину, Артано хихикнул, наматывая на палец золотой локон. - Это можно, - задумчиво почесывая ляжку, согласился Мелькор. – Эарендил! За дверью послышалась возня и полузадушенное: - Блядь, што? Дайте хоть дожрать спокойно! - Ладно. Жри свои овощи, - великодушно разрешил Бауглир. За дверью витиевато выругались. А Гэндальф Серый, сидя в ширском трактире и закуривая очередную трубочку, протер тряпочкой умыкнутый палантир Сарумана. Вечер требовал хлеба и зрелищ. Истари хлебнул пивца, что у хоббитов было на редкость славным, и выдал глубокомысленное и, несомненно, хитрожопое: - Эхехе.