Self-harm, mister Potter

Несмотря на слабое освещение, исходившее только лишь от полной луны за окном, в комнате все же можно было разглядеть все, что в ней находилось. Особенно, если учесть тот факт, что разглядывать было особо нечего. Это был старый туалет для девочек на третьем этаже, который отнюдь не пользовался спросом среди учеников. Он ничем не отличался от других помещений подобного рода школы Хогвартс, но лишь до наступления темноты. Несколько месяцев назад, вначале очередного учебного года, каждый раз, когда на небе появлялись звезды, сюда приходил молодой парень, шестикурсник факультета Гриффиндор и по совместительству мальчик, который выжил. Сюда приходил Гарри Поттер. Снимая на ходу мантию-невидимку и бросая ее на первую попавшуюся раковину, юноша обходит всю состоящую из них конструкцию и садится сзади нее. Сомнительная мера осторожности, однако лучше, чем совсем ничего. Обычно Гарри, впрочем, как и сейчас, облокачивается на прохладный мрамор, тяжело вздыхая. Каждый день ему давался очень нелегко, и поэтому после его окончания гриффиндорец был уверен, что заслужил единственную достойную для себя «награду». Из кармана черных брюк он достает небольшое лезвие, с которым они были практически неразлучны уже довольно долгое время. Иногда ему даже казалось, что он держит его в руках чаще, чем то же письменное перо. Не отрывая глаз от подобия холодного оружия, так красиво переливающегося при свете луны, ученик привычно вертит его в своих тонких пальцах. Он подносит лезвие к губам и бережно обхватывает его ими, в то время как сам поспешно засучивает левый рукав. Под ним скрывалась бледная кожа искалеченного запястья. Не тронутого места там попросту не оказалось, из-за чего Поттер недовольно фыркнул, продолжая тянуть за рубашку вверх. Далее его взору открылась более смуглая кожа, свободных участков на которой было значительно больше. Многие раны успели затянуться, некоторые уже выделялись белыми шрамами, что заметно обрадовало парня. Он не любил резать себя выше локтя — слишком много мороки. Юноша вновь берет в руку лезвие и, особо не присматриваясь (не с его зрением, да еще и в частичной темноте), режет чуть ли не наугад, надеясь на свою хваленую удачу. И, ожидаемо, промахивается, задевая вчерашние плоды своего труда. По щекам потекли слезы, а вмиг сомкнувшиеся челюсти зацепили зубами эти многострадальные губы. Им всегда доставалось наравне с руками. Гриффиндорец согнулся пополам, накрыв пораненную руку своим телом. Первая боль всегда была сильнее, чем последующая. Нужно было просто перетерпеть. Когда же она, наконец, притупилась, Поттер оценил, что у него вышло. Порез, в окружении размазанной крови, был длинный и достаточно глубокий, опять-таки, как Гарри и хотел. Он ненавидел хныкать из-за поверхностных царапин, а плач в следствие подобных увечий считал более-менее оправданным. Подобрав с каменного пола недавно отброшенное лезвие, Гарри также приготовился к новой боли, которую на этот раз без проблем перенесет. За последнее время он успел не единожды в этом убедиться. Еще, как минимум, десять минут вызывающего ряд вопросов наслаждения, после чего парень применит очищающие заклинание, небрежно перебинтует руку, вновь накрыв ее белой тканью рубашки, встанет и, не забыв взять и накинуть на себя мантию-невидимку, вернется в башню Гриффиндора, чтобы с относительно спокойной душой погрузиться в сон. И так изо дня в день, вот уже как третий месяц. Никто не догадывался о тайном увлечении мальчика-шестикурсника и вовсе не пытался его остановить, что, разумеется, было воспринято им, как прямым призывом к действию. Хотя, нет, помнится, вначале всей этой истории приведение надоедливой Плаксы Миртл хотело помешать ему, доложить о его ночных вылазках кому-нибудь из преподавателей или же директору. Но даже она смиренно умолкла, не сумев устоять от вполне выгодного предложения… Гарри поклялся, что в случае, если девушка не будет путаться под ногами, он в скором времени сможет остаться здесь вместе с ней, поселившись в одной из кабинок. А главное — совершенно навсегда.