Пресный мохито

Сумерки накрыли Москву практически незаметно. Горизонт до сих пор отдавал оранжевым, редкие облачка покрылись ненавязчивым румянцем, а небо всё темнело и темнело. Приятный летний ветерок игрался с листьями деревьев и волосами случайных прохожих, которых Данил видел через окно бара. Не ошибся со столиком, подходящее место чтобы поразмыслить о чём-то. Фокс разглядывал полуночное небо, помешивая трубочкой мохито, которое сегодня казалось невероятно пресным. Может, забыли добавить ром… А может, сегодня просто неудачный день. Вздохнув, метеросексуал согласился на первое, отгоняя от себя противную тоску, идущую за ним по пятам целый день. Взгляд упал на злосчастный напиток, который, казалось бы, лучше просто оставить в покое и уйти… Но рука дрогнула от внезапного шлепка журналом по столу. — Герман! Ты скеэрд ми! — сегодня Данил выучил новое слово, которое будто само собой слетело с губ. Перед ним предстал его лучший друг, сверкая красной футболкой и хитрющими глазами. Шереметьев указал на обложку журнала, а после чуть отошёл от стола, чтобы его можно было увидеть в полный рост: — Не замечаешь ничего нового? — он показательно выставил одну ногу чуть вперёд, дабы Данил смог рассмотреть те же сапоги, как и у модели с обложки журнала. — О май гадбл. — хихикнул тот, изогнув бровь. — Ну и скольких стилистов тебе пришлось оббегать в твоей старой обуви, чтобы они сжалились над тобой? — Ох, заткнись. Это новый хит! И я в них выгляжу просто грейтбл. — Герман сел напротив друга, быстро бросив подбежавшему официанту что-то про то же мохито. — Как прошёл день? Данил со скукой в глазах согнул пополам трубочку: — Соу-соу… Совсем нет настроения. На лице Шереметьева промелькнуло удивление, сменяемое хитростью: — Что, наконец заметил, как люди шарахаются от твоей нелепой причёски? Данил цокнул и уже хотел ответить другу чем-то поострее, но стоило ему встретиться с его хитрым взглядом, как все желания мигом улетучились. Он понял, что парень спереди пытается его раздразнить, настроить на самый обычный разговор о моде или о том, насколько же девушки-модели… А, проехали, о них даже сказать нечего. В миг всё стало так скучно, неважно, как будто всё вокруг настолько просто и понятно, что обычные, приземлённые темы не имеют в себе никакого смысла. Имеет смысл только что-то внутри. Что-то, что Фокс описать не в силах. Даже та его сторона, что жила раньше в Крыжополе не смогла бы точно рассказать, что же с ним сейчас происходит. Водки бы… — Эй, ты не заснул? — в реальность Данилу вернул лишь голос Германа, хоть чуть-чуть, но отдающий беспокойством. Все те мелкие детали, заметные сейчас, лишь отягощали процесс мысли. — Мне кажется, тебе нужен отдых. Надо же, в руках у очкастого друга уже был такой же стакан с мохито. — Райтбл… — вздохнул метросексуал, снова глядя в окно и мучая пластиковую трубочку. Герман снова удивился. Никогда ещё он не видел Данила настолько задумчивым, настолько… Странным? Нет, просто необычным. — Если ты хочешь поговорить о чём-то… — Нет, нет я.! — внезапно сорвался тот, даже вскочив из-за стола. Щёки его покрылись тем же румянцем, что и сумеречные облака. Под беспокойным изучающим взглядом Германа стало так приятно и неуютно одновременно. Эта двойственность, ранее незнакомая парню, стала последней каплей. — Ноу, сорри… Я должен сходить к бармену… Не успел Герман что-то сказать, как взволнованный по непонятным причинам модник растворился в толпе. Шереметьев сел на место, процедив про себя раздражённое «грейтбл». Что с Данилом? Сначала он целый день не отвечает на звонки, потом не появляется на показе, а теперь это… И всё же, взволнованным он выглядит невероятно мило. — Крейзи… — прошептал Герман уже без раздражения, даже наоборот — с нежной улыбкой на лице. Тем временем Данил судорожно заказывал у бармена что покрепче, лишь бы непонятные и странные мысли растворились в алкоголе. Это поставит всё на свои места. Тогда он как обычно будет шутить над стайлами звёзд и обсуждать хиты сезона со своим лучшим другом… Лучшим другом, лучшим другом, лучшим другом. Почему это словосочетание так ему противно? Ах, невермайнд, вот и шот. К столу вернулся уже совсем другой, подкашивающийся Данил, больше похожий на того самого Бздюкова, будто впервые попавшего в Москву. — Данила, ты что, крейзи?! — в ужасе воскликнул Герман, едва поймав свалившегося на него парня. — О май гадбл, что с тобой?! Ответа не последовало, рука Фокса тянулась к ещё полному стакану пресного мохито. Но Шереметьев среагировал быстрее — дабы не разбить последние надежды на то, что репутацию метросексуального алкаша ещё можно восстановить, он схватил стакан и вылил в себя всё его содержимое. Два стакана мохито… Хорошая ли это идея? — Всё, я сейчас отведу тебя до… — парня чуть было не заткнули мягкие губы, от которых до сих пор отдаёт водкой. Благо, очкастый закрыл их рукой и отодвинул от себя лицо друга. — Что ты творишь?! Ох, тебе точно нужно поспать! В ответ Данил продолжал бормотать что-то в плечо Шереметьева, однако тот его уже не слушал. Единственное, что интересовало Германа в данный момент — дом Фокса и его же сохранность. Добрались они необычайно быстро. Так же быстро Герман уложил друга-алкаша на ближайший диван, так же быстро нашёл таблетки от головы и налил два стакана воды на завтра. Утро не обещает быть добрым. Наоборот. Завтрашний день начнётся отвратительно. Но, всё же, он смог дотащить тяжеленного метросексуала аж за… минут пятнадцать. Даниле точно надо сесть на диету. Сбросив с себя новые сапожки и спрятав очки, Герман увалился на огромную мягкую кровать друга, радуясь, что хоть что-то в этом вечере его не разочаровало. В полудрёме он вспоминал все те страницы журналов, на которых он отметил особенно красивые и модные вещи, планируя в скором времени обновить свой стайл. Где-то на тех воспоминаниях о брюках Дольче и Габбана он почувствовал, как матрас рядом с ним прогибается… — Герман… — внезапно обнявшие его крепкие руки вызвали неплохой такой испуг, от которого парень задёргался, но услышав запах водки пришёл в себя. — Данила, ты что?! — он хотел было возмутиться, но перед ним предстало заплаканное, испачканное дешёвым автозагаром лицо, настолько же печальное, насколько может быть у больной школьницы, которая вместо сна решила писать фанфик по мему до четырёх часов утра. — Данила.? — Всё такое приятное… Противное… Странное… Страшное! Я-я, мне… Ты… Герман, это пиздец! — разрыдавшись в три ручья, Фокс уткнулся в плечо шокированному другу, который, кажется, впервые услышал от метросексуала мат. — Мне хочется быть ближе к тебе… Но хочется настолько сильно и настолько… близко… Это отталкивает! Это совсем не грейтбл, не бьютифубл, это такой пиздец! Я просто тотал… Как его там… Пидарас.? Нет, просто разочарование… — Д-данила.! — кажется, понимая, о чём бормочет рыдающий парень, Герман попытался отстранить его от себя, дабы тот не услышал его учащённого сердцебиения, однако тот вцепился в друга лишь сильнее. — Как я мог пропустить показ?! Я ведь никогда раньше… Нет, ну, то есть, было пару раз, но… Ы-хы-хы-ы… И в этом виноваты эти страшно-странные мысли о тебе! Или ты виноват.? Ох, как я могу тебя винить после всего, что я сделал?! Я ведь… Герх… Герма-ан! Кажется, футболка Шереметьева полностью пропитана слезами и соплями. — Хватит! — он схватил алкоголика за плечи и посмотрел в заплаканные глаза, а после, собравшись с мыслями, вздохнул: — Я чувствую то же самое. В глазах Данилы загорелась надежда, пока его друг беспомощно краснел и пытался найти подходящие слова. — Данила… Ты крейзи. Ты всегда был моим лучшим другом, моим стайл бравер… «Зачем этот идиот пододвигается ближе?!» — И… Слушай, я ведь… У меня никого ближе тебя нет, ты кноу? Поэтому, я думаю, это нормально, что мы хотим быть ещё ближе и… Э… Он не договорил. Опять его перебивают пахнущие алкоголем губы, на этот раз достигшие своей цели. И это чувствовалось так необычно, так приятно, что все те чувственные речи, которыми Шереметьев хотел завалить Данилу, внезапно перестали иметь значение. Поцелуй был коротким и несерьёзным, но уже имел огромное значение для обоих. — Я люблю тебя. — хихикнул Фокс в губы очкарика. — Только чтобы ты понимал, я не гей! Я… бисексуал. Да. — Но геем же быть модно! — Ступидбл. — парень обнял своего возлюбленного и счастливо заулыбался. — Доброй ночи. Завтра поговорим. Узрев радостную улыбку на губах Германа, Данила понял, что единственная деталь его жизни, имеющая смысл — его метросексуальный, стильный и невероятно проницательный друг. И, возможно, тот мохито не был бы таким пресным, если бы Шереметьев был с ним с самого начала.