Идеальный

Полулежа на мягком троне, Орион прищурился, придирчиво оглядывая зал: сегодняшний вечер должен быть идеальным. Он просчитал каждую мелочь, будто планировал новую атаку, однако сегодня его мысли были заняты не расчетами скорости полета, не расположением воздушного войска и даже не судьбой империи Сильфов. Нет, сегодня он беспокоился о чем-то более приятном. Осмотр его вполне удовлетворил. Вместо черно-красных стягов по стенам захваченного ифритского дворца струилась сильфийская лазурь, вместо огненных идолов на пьедесталах красовались летящие пегасы, в курильницах вместо сандала теплились ваниль и какао-бобы, почти заглушая запах костра, крови и смерти. Все шло по плану. Орион откинулся на мягкие подушки. Еще вчера тело ныло в стальной хватке доспеха, а сегодня — мытое, исцеленное, умащенное маслом и облаченное в тончайший шелк — оно ощущалось блаженно — до невесомости — голым. После нескольких месяцев неистовства боевых труб и предсмертных криков, переливы флейт щекотали уши нежной вязью, будто касаясь ласковым языком. А вот барабаны — голодные ифритские звери, способные распугать своим безбожным грохотом целый табун пегасов, — портили всю картину, так что Орион приказал им замолчать. Ушам сразу стало легче. Что еще? Двое визирей выглядели слишком похабно, и Орион отослал их ленивым мановением руки. Их место тут же заняли новые — как две капли воды похожие друг на друга. Орион поразглядывал их красивое зеркальное отражение — что ж, пускай будет так, есть в этом что-то греховно-сладкое. Для сегодняшнего вечера самое то. На столе теснились блюда с белоснежными облаками зефира и бессовестно-рыжей хурмой. Хурма, символ ифритской империи, была Ориону в новинку. Жаль, большая часть садов пала жертвой войны, но огненные виноваты сами: сами решили, что палить земли — единственный способ сдержать неприятеля, так что пусть теперь страдают. Долго им еще не видать свою рыжую любимицу — а Орион, в чье безраздельное владение перешли единственные уцелевшие деревья в дворцовом саду, может полакомиться всласть. Достаточно ли этого для празднования великой победы? В конце концов, этот праздник Орион заслужил: наследник ифритского трона убит; младший брат Ориона отомщен и может летать над облаками в призрачной повозке вместе с отцом и матерью; новые земли, отвоеванные у огненных, будут прекрасным дополнением сильфийской империи, а юный ифритский принц теперь станет императорской игрушкой. Еще ни одна война Ориона не заканчивалась справедливее. Молодое вино терпко покусывало язык, а медовое нутро хурмы обволакивало мягкостью. Идеально. Орион уже утолил первый голод и теперь, как всегда после победы, жаждал иного угощения. Он встретился взглядом с распорядителем утех. Одного движения бровью было достаточно, чтобы пожилой сильф поклонился и обратился к стражникам: — Открывайте. Двери в зал распахнулись, впуская внутрь человека. Двигался он настолько грациозно, что, казалось, не шел, а занимался вдоль ковра неукротимым пламенем; клинья его длинной черно-багряной юбки, закреплённые лишь на поясе, полыхали вокруг босых ступней голодными вспышками; волосы цвета грозового неба пересекались лентами, будто росчерками молний. Этот человек был пожар, а глаза его горели углями. Он был бы опасен — очень, если бы каждый его шаг не сопровождался тихим звоном: изящные запястья и тонкие лодыжки были обхвачены браслетами, сдерживающими магию. Не дойдя до трона несколько шагов, человек встал, заложил руки за спину и уставился Ориону поверх плеча. — Как тебя зовут? — спросил Орион, проверяя, знает ли игрушка свое место. Принц помолчал. — Твой подарок, о повелитель, не нуждается в имени, — ответил он, так и не встречаясь с Орионом глазами. — Его смысл лишь в исполнении твоих желаний. Орион почувствовал, как низ живота теплеет от этих слов. Грязный льстец Вургир не соврал, огненный и в самом деле был уже обучен покорности. — Что ж, значит, оставайся Подарком, — усмехнулся Орион, отпивая вина. Принц был идеален — настолько, что Орион не удержался, встал со своего ложа. Правда ли то, что говорили об огненных? Что они всего лишь танцем способны довести до оргазма? Что язык у них будто нагретая на солнце губка? Что в дырке у них так горячо — можно кончить едва засадивши? Орион обошел свой Подарок, разглядывая новинку с интересом. Задержался взглядом на правильном лице: длинные тонкие брови, темные глаза со всполохами ресниц, высокие острые скулы и яркие губы, будто перемазанные в вишне. Кожа такая белая, что на фоне Орионового загара, исцелованного солнцем, казалась сотканной из серебристых облаков. Просто стоять рядом было невозможно. Орион выдохнул и протянул руку, оглаживая горячее плечо, провел вдоль ключицы, спустился к цепочке, тянувшейся от одного соска к другому. Соски затвердели, как только он потянул за золотые звенья. Орион поднял взгляд — в глазах Подарка не было ничего, кроме стойкой отрешенности. Он переносил прикосновения покорно, смирившись со своей судьбой и ожидая быть использованным так, как повелителю будет угодно. Орион пригладил тёплую щеку. О да, ты будешь использован, Подарок, даже не сомневайся. Была бы воля Ориона, он использовал бы это прекрасное тело прямо сейчас: разложил на подушках кверху задом и ворвался в горячее нутро в присутствии всех визирей, но… этот вечер должен быть идеальным. Он подождет. Тем более, ему еще кое в чем нужно убедиться. Обойдя Подарок сзади, он невесомо очертил спину, спустился вдоль предплечий и разъединил сцепленные руки, заставляя опустить их по бокам. Не сводя с Подарка взгляда, он обвел ладонями узкую талию, добрался до огненной юбки и развёл клинья в стороны, по-хозяйски оголяя крепкие упругие ягодицы. Он наблюдал не зря: пальцы Подарка дернулись, скручиваясь в кулак, но тут же расслабились, подавленные силой воли. Этого было довольно. Одно мимолетное движение заставило душу Ориона трепетать, а член томно дернуться в просторных шелковых штанах. Не сломлен. Научен послушанию, но не раб. В сердце еще свободен. Брать такого, сражаясь за удовольствие, усмиряя вольный дух, в тысячу раз приятнее, чем тыкаться членом в податливую безвольную игрушку. О да, этот вечер будет идеальным. Теперь нет сомнения. Пряча улыбку, Орион смял пальцами гладкие ягодицы, чуть разводя в стороны — и только сейчас заметил цепочку, болтающуюся между ног. — Расставь ноги шире, — приказал он, отступая. — Покажи. Замешательство длилось не более секунды, но даже оно отозвалось новым напряжением в паху. Давай же, поиграй со мной, мальчик, будь строптивым. Браслеты на ступнях тихо звякнули, когда Подарок выполнял приказ, а пальцы чуть дрогнули, когда он разводил ягодицы, демонстрируя блестящий от смазки анус и золотое звено у самого входа. Что же там за жемчужина скрывается внутри плотно закрытой раковины? Орион набрал воздух, будто ему и в самом деле предстояло нырнуть за драгоценным уловом под воду, и чуть потянул, заставляя розовые морщинки ануса расступаться, с неохотой растягиваясь вокруг радужно-белого шарика — идеальный перламутр. Сколько их там еще? Услышав короткий вдох и шумный выдох, Орион отпустил пальцы, и анус сжался, снова пряча внутри свое сокровище. — Ты сможешь с этим танцевать? В голосе Подарка не было сомнений: — Смогу, повелитель. Орион с сожалением позволил клиньям юбки сомкнуться и вернулся на свое ложе. Краем глаза он уловил резкие быстрые движения — кое-кому из визирей хватило и этого. Что же, пожалуй, медлить далее и в самом деле не было смысла. — Тогда начинай. Орион, конечно, слышал о священных танцах огненных — тех самых, что исполнялись только мужчинами и только по особым случаям. Более того, пару раз, еще до войны, он видел эти представления на балах императоров и всегда считал их немного… варварскими. Однако на тех же балах шептались, что это — лишь жалкая тень бесстыдства, что творилась в огненных храмах, когда ифриты танцевали для своих. Слухи не врали. С первым сладко-трельным переливом бубенцов Подарок начал плавиться: волнами выгнулись руки, немыслимо скрутилось тело, черным воском стекли по плечам волосы. Его танец был актом любви — к музыке, к движению, к собственному телу. Актом таким интимным, что Орион поминутно сглатывал голодную слюну, хотя ничего откровенного Подарок не делал — разве что иногда проводил ладонями вдоль тела и бросал колкие взгляды из-под гривы волос. И все же это было обжигающе. Даже лишенный магии, он притягивал пламя — свечи трепетали, подчиняясь его ритму, вторя его неспешной страсти, подчеркивали его естественную красоту: мазали чёрными тенями ресницы, выбеляли развилку ключиц, пощипывали отсветом проколотые соски, сгущались в аккуратной впадине пупка. Подарок купался в этой заботливой светотени. Двигался тягуче, будто чуть сонно, разве что на самых громких звонах качал бедрами, заставляя клинья юбки вздрагивать, оголяя тонкие лодыжки. Взгляд Ориона метался от чуть зарумянившихся скул к колыханию цепочки между сосками, от шипящих шёлком змеистых лент к изысканному узору упругих мыщц, а на каждом чувственном покачивании бедрами мчался к лодыжкам, притянутый сладким напоминанием о власти — блеском браслетов. Музыка понемногу нарастала, звон бубнов становился громче, злее, из птичьей трели превращаясь в зудение роя ядовитых пчёл. Подарок задвигался быстрее и откровеннее. Теперь он кружился: юбка то бесстыдно взвинчивалась к талии, то притворно-стыдливо бурлила у ног. Танец был диким, первобытным, так, наверное, первые маги пытались подчинить взбесившиеся элементы. Как и они, Подарок тянулся вверх, поднимая руки, будто призывая на помощь богов, а потом падал на колени, складываясь пополам перед троном. Да, мальчик, твой бог тебя уже не спасет; лучше молись Ориону. Лишь его можешь просить о пощаде, лишь он решает твою судьбу. Глядя на воспрявшее гибкое тело, вновь вдохновленное звоном, Орион ласкал себя через почти невесомую прохладу шелка: удержаться он смог бы, только если бы ему связали руки за спиной. Он был не одинок: со всех сторон визири, не стесняясь, тискали себя под штанами, так и не отрывая завороженного взгляда от пламенной фигуры. Вот один из них глухо застонал, зажмурился, замер, беззвучно шевеля губами, а после вытер руку платком и двинулся к трону. Встав на колени, он поцеловал Ориону пальцы на ногах и удалился, пятясь, через небольшую дверь в углу зала. Орион до боли закусил губу. Везунчик. Если бы только Орион мог позволить себе такую роскошь, как оргазм, он кончил бы с первым ударом бубна. Но нет, приходилось унимать вихрь страсти, перебирая в голове формулы расчета полета, и изображать ленивое безразличие, внутренне умирая от истомы. Член налился желанием, и сдерживаться, глядя на развратный ритуал пламенного шамана, было с каждым вдохом все сложнее. — Хватит, — сказал он чуть резче, чем следовало, и, смутившись собственной горячности, добавил мягче: — Довольно. Бубенцы смолкли. Подарок остановился на середине движения, плавно опустил руки и встал, ничем не выдавая своего волнения, кроме разве что чуть трепещущих ноздрей. Повинуясь какому-то извращенному желанию помучить себя, Орион молчал, разглядывая Подарок издалека. Член подрагивал, возмущённый таким обращением, требуя того, что принадлежало ему по праву, а Орион лишь смотрел, пожирая свою игрушку глазами. Наконец он сжалился над самим собой. — Подойди. Подарок расправил плечи сильнее и сделал несколько шагов к трону. — Ближе, — сказал Орион, удивляясь, насколько хриплым звучит голос. — На колени. Подарок был теперь так близко, что можно было провести пальцами по ягодно-красным губам, надавить, заставляя распутный рот раскрыться. Орион скользнул внутрь большим пальцем, пригладил бархатный язык. И в самом деле, очень горячий. — Смотри на меня. Угольные глаза были бездной. Что там скрывалось — ненависть? Страх? А может, чуть-чуть, самую малость, — желание? От Ориона мало что ускользало, а уж такие вещи тем более. Они встречались всего пару раз, во время переговоров еще до начала войны, и заинтересованные взгляды юного принца не были для Ориона тайной. Он запустил свободную руку в мягкие локоны. Провел вдоль лент, пропуская жидкий шелк сквозь пальцы, а потом резко сжал, заставляя тёмные глаза распахнуться от боли. Как же принц был красив — и своеволен. Любой другой на его месте уже кинулся бы с жадностью выполнять невысказанный приказ, а этот лишь прожигал своими углями, забирался в самую душу, а когда Орион надавил, и вовсе попытался отстраниться. Сладкая ярость взвилась, смерчем проходясь от груди до паха. Орион ударил по тонкому лицу ладонью, оставляя красные отпечатки на бледной коже. Подарок отшатнулся и наконец-то отвел свои нахальные глаза. Не давая ему опомниться, Орион вцепился пальцами в шею и блокировал магией дыхание. Подарок дико глянул, по-рыбьи открыл рот, беспомощно заскоблил по руке Ориона ногтями. Орион приблизил горящее ужасом лицо и прошипел: — Запомни: огонь без воздуха — ничто. Милостиво вернув возможность дышать, Орион дернул завязки и уткнул Подарок носом в промежность, к члену, грозящему разорвать штаны. На этот раз Подарок не медлил, но и у Ориона закончилось терпение. Как только обжигающие губы сомкнулись вокруг его члена, он надавил, насаживая Подарок до самого предела, вмазывая носом в светлые жесткие завитки, и держал, игнорируя болезненное мычание и отчаянные попытки вырваться, позволяя острому наслаждению подняться на точку перед самым пиком, — и только тогда отпустил. Подарок отшатнулся, хватая ртом воздух с громкими всхрипами. Грудь его ходила ходуном, из глаз текли слезы, от губ до члена Ориона тянулась вязкая слюна. Орион обтер пылающие губы тыльной стороной ладони: — Еще. Схватил за затылок и снова вжал, удерживая за волосы, пока напряжение не заискрило вдоль члена, грозясь взорваться. В тесной глотке было немыслимо горячо — еще немного, и главным чувством была бы боль, но так, на самой грани, Орион плавился от невиданного доселе наслаждения. За мгновение до взрыва он отпустил. Подождал, остывая. Понаблюдал за судорожными движениями дрожащего подбородка. А потом насадился снова. Сквозь пелену подкатывающего оргазма он чувствовал невесомые прикосновения губ к пальцам на ногах: зал стремительно пустел. В очередной раз сдернув сладкий рот со своего члена, слушая сипло-частые вдохи, он нагнулся, чтобы стребовать поцелуй, но напоролся на горящий взгляд и, рыкнув, толкнул голову вниз. На этот раз Подарок привык: не сопротивлялся, а послушно ждал разрешения вдохнуть. Зато когда Орион ворвался в горло снова и замер, жмурясь от удовольствия, мерзавец сдавил член калеными тисками — сглотнул. Будто душу выдавил, почти до боли. Орион вырвался из убийственно-блаженного плена и воззрился на наглеца с искренним удивлением. Черные глаза смотрели на него сквозь пелену слез с молчаливым вызовом. Ах ты наглец! Упрямиться вздумал — а у самого-то юбка спереди так и топорщится! Шторм в груди взвился с новой силой. Нет уж, пощады не будет. Вскочив с ложа, Орион взял в кулак копну из мягких волос и тонких лент и толкнул Подарок лицом вниз на подушки. Схватился за расшитый пояс и рванул, с треском уничтожая преграду между ним и принадлежащей ему по праву дыркой. Вдавил дернувшиеся плечи в шелк, вклинил между сжатыми ногами колено, навалился, целясь изнывающим членом между ягодиц… и замер, нащупав у сжатого входа металлическое кольцо. Орион глухо рыкнул, утыкаясь лбом в напряжённые лопатки. Сегодня вселенная жаждала, чтобы он умер от неудовлетворённости. В который раз запихивая оргазм обратно, он слез с застывшего статуей тела и, прислушиваясь к рваному частому дыханию среди подушек, взялся за кольцо. — Не дергайся, — сказал он, удерживая на всякий случай за поясницу — но Подарок лежал смирно, чуть раздвинув ноги: понимал — любое резкое движение принесет боль. Нежно-розовые стенки ануса расступились под давлением жемчужины, и Орион, несмотря на раздражение, невольно загляделся на такую отчаянную красоту. Вытянув шарик чуть больше, чем наполовину, он отпустил, позволяя инерции сделать свое дело. Перламутровая сфера блеснула в свете лампад, выскальзывая наружу. Из подушек раздался короткий стон. Он эхом отдался со стороны: единственные оставшиеся визири — те, что были как две капли похожи друг на друга, — наблюдали за императорским ложем не мигая, запустив руки друг другу в штаны. Рты их были приоткрыты, на лбах выступил пот. Они были чудо как хороши, и в другой раз Орион посмаковал бы их взаимные ласки, но сейчас ему не терпелось остаться с Подарком наедине. Он толкнул голое бедро, разворачивая экспонат для лучшего обзора, и принялся выуживать следующий шарик. Подарок теперь дышал жаром ему в колено, цеплялся за покрывало, тихо вскрикивал. На третьей жемчужине один из визирей охнул, замирая, на четвертой застонал другой, на пятой — последней — их уже не было в зале. Орион выдохнул. Теперь они одни. Немного полюбовавшись судорожно сжимающейся дыркой, он снова повалил Подарок на живот, плеснул на пальцы масла и сунул их в пульсирующий вход. Там было обжигающе жарко, мягко и уже довольно просторно. Поколебавшись не дольше секунды, он все же пустил по руке охлаждающей магии — совсем чуть-чуть, чтобы было незаметно. В конце концов, этот подарок был слишком хорош, чтобы распечатать только один раз за ночь, а тело его, хоть и пропитанное магией, было человеческим — хрупким и таким смертным. Орион как следует повозил пальцами. Подарок вздыбил плечи, вырываясь, но время игр закончилось. Пора было показать, кто здесь хозяин, а кто — игрушка. Орион вцепился сзади в тонкую шею, снова вычерпывая воздух из легких, и, пока тело под ним корчилось, пытаясь вдохнуть, навалился и вошел в беззащитный анус одним долгим жарким толчком, погружаясь до основания, до ломоты в суставах и звезд в глазах. Когда он отпустил руку, Подарок захлебнулся криком. Орион замер, давая им обоим привыкнуть. Подарок еще пару раз всхлипнул, судорожно сжимая его внутри, но вскоре сумел расслабиться и лишь тихо стонал, сминая в кулаках подушки. Запустив руку под горячее тело и нащупав вздыбленный каменный член, Орион начал движения — редкие и резкие, словно предупредительные удары ифритских барабанов. В детстве эти звуки наводили на него ужас, теперь же такой неспешный убийственный ритм простреливал тело молниевым разрядом, расходясь после каждого толчка искрами, заставляя чувствовать жар, в который он погружался, каждой клеткой тела. Голова кружилась, во рту пересохло, волосы прилипли к вспотевшему лбу. Каждое движение грозилось стать последним. Пора было двигаться к финалу. Выйдя почти полностью, он встал на колени, взял Подарок за узкие локти и потянул на себя, заставляя прогнуться. Теперь он мог насаживать белоснежный зад на свой член, проезжаясь внутри по самому сладкому. Он не ошибся: Подарок коротко и громко выдыхал на каждом толчке, а потом начал выстанывать. Орион задвигал бедрами быстрее, резче, как он усмирял бы строптивого пегаса. Когда стоны превратились в скулеж, он вцепился в черные волосы и жёстко дернул. — Как тебя зовут? — рычал он в самое ухо. Подарок мычал, тряс головой — а Орион только сжимал сильнее пальцы: — Как тебя зовут? Как тебя зовут?! Подарок вскрикнул. Стиснул Ориона внутри, выбивая оргазм со скоростью тайфуна, поднимая, будто пылинку, к самому небу, кружа в вихре, с каждым витком прибавляя высоты, а потом сбросил на землю, лишив сил, воли и разума, заставив повалиться на потное дрожащее тело и наконец расслабиться. Это было идеально. Немного придя в себя, он повернул голову и нашел сухие горячие губы. На этот раз они ответили ему, устало откликаясь. Сквозь поцелуй он почувствовал улыбку. — Это было почти идеально. Прошло несколько мгновений, прежде чем смысл сказанного уложился в разморенном мозгу. Орион даже сел. Нет, не Орион. Теперь он уже не был императором Сильфов, он был снова он: Тхеймос, бог войны и доблести, — и он был в недоумении. — Почти? — воскликнул он, глядя на ухмыляющегося бессовестного наглеца у себя на кровати, — иллюзию замка поддерживать уже не было нужды — и повторил, чуть громче: — Почти?! Ибиус, бог удачи и случая, лишь захихикал. — Прости, любовь моя, но это так… Подкрепив мысль магией, Тхеймос достал из воздуха свиток. — Да разве я что-то пропустил? Быть не может, — ворчал он, разворачивая бумагу и водя пальцем по строчкам. — Так, что тут у нас… Полулежа на мягком троне, Орион прищурился, придирчиво оглядывая зал, — бубнил он, — так-так… Осмотр его вполне удовлетворил… так… сильфийская лазурь, крылатые лошади, ваниль и какао-бобы… Так, это все было. Дальше: хурма, браслеты, ленты в волосах, огненная юбка — и это было, так? Перевернувшись на спину и подложив руку под голову, обворожительный поганец Ибиус кивнул. — Так, — кажется, он едва сдерживался, чтобы не засмеяться. Тхеймос насупился. — Перейдём к требуемым пунктам. Первое: прилюдное унижение. Унижение было? — О, еще какое, — мечтательно протянул Ибиус, облизнувшись от воспоминаний. — Я чуть не кончил прямо там, с задранной юбкой, пока ты разглядывал эти шарики… — Оно было прилюдным? — Весьма, — Ибиус потянулся за недоеденной хурмой. — Идея с той парочкой, что выглядели одинаково, — очень пикантная деталь, браво. Тхеймос ненадолго завис, следуя взглядом за каплей сока, юркнувшей с подбородка на шею. Член тут же отозвался, несмотря на то, что лежал между ног выжатым лимоном еще минуту назад. Как этому черноволосому бесу удается быть столь полновластным и безоговорочным заклинателем Тхеймосовой змеи — после стольких-то лет вместе? — Дальше, — засопел Тхеймос, возвращаясь к списку, — грубости, включающие удары по лицу, принуждение к оральному сексу, дерганье за волосы и придушение. Все было? — Ммм, — отозвался Ибиус, жуя сквозь улыбку. — Тут никаких нареканий. Он поймал Тхеймосов голодный взгляд и, утерев губы, отложил хурму на стол. Сел, нажал ладонями на плечи. Тхеймос послушно откинулся на подушки и развёл ноги, но бумагу из рук не выпустил. — Грубое соитие, — прочитал он, громко вдохнув, когда смазанные пальцы ловко скользнули ему в зад, растягивая. — Сломить, заставить подчиниться, причинить боль, войти одним толчком. — Бумага дрогнула в руке, когда толстая головка пристроилась к анусу. Тхеймос задержал дыхание, раскрываясь. Член проникал так медленно, что боли не было совсем, а вот удовольствие было — с лихвой. — Я все так и сделал, нет? — спросил он, когда бедра уткнулись ему в ягодицы. Ибиус склонился, щекоча грудь длинными волосами. — Ты все так и сделал, — промурлыкал он, надавливая на колени, заставляя сложиться пополам. Тхеймос выдохнул сквозь сжатые зубы. Теперь, без ролей, божественная сила привычными потоками гуляла по телу и, встречаясь с магией Ибиуса, искрила, обволакивая член сладкими всплесками. Зад томился в ожидании. — А в конце, — начал он и процитировал, поощрительно дергая бедрами: — «Вытрахать так, чтобы ты имя свое не вспомнил». Я спрашивал имя, ты молчал. Засчитано, ну? Ибиус нежно улыбнулся. — Конечно, — сказал он, начиная неспешные ленивые толчки, которые, однако, расходились сладкой рябью вдоль всего тела. — Тогда… какое… к черту… «почти»? — выдохнул Тхеймос между волнами томительного блаженства. Ибиус склонился, целуя глубоко, жадно, а потом отстранился и уложил ноги себе на плечи, заставляя чуть приподнять зад. От первого же движения членом Тхеймос охнул. Проклятый демон — знает ведь, что этот угол самый волшебный. Ибиус ухмыльнулся. — Неужели ты думал, — сказал он, ритмично двигаясь, — что я не почую твою охлаждающую силу? Не пойму, что ты снизил мне чувствительность и оградил от боли? Тхеймос встретился с чёрными глазами. Думал было отнекиваться, но голова уже слишком сильно плыла, чтобы врать. — Прости… — сказал он с искренним извинением, — твое человеческое тело такое хрупкое, я боялся… — Оно может выдержать гораздо больше, чем ты думаешь. К тому же ты знаешь, я люблю немного боли. — Да ведь настоящие Орион и Китар… — Настоящие Орион и Китар не имеют к моей фантазии никакого отношения. Ты помнишь Китара — он слишком гордый, чтобы простить принуждение. Говорят, он первый месяц только и делал, что танцевал. А уж что между ними случилось дальше, с того момента как он начал давать персональные представления у Ориона в личных покоях и до того как стал официальным мужем и полноправным властителем Ифритской империи, известно только им двоим. Нет, мне лишь хотелось позаимствовать их историю и немного поиграть. Мысленно ругая себя, Тхеймос прижал ладонь к нависающей над ним груди, останавливая. — Я все испортил? Ибиус улыбнулся. Больше всего Тхеймос любил эту улыбку. Она говорила, что на всем свете нет для ее хозяина ничего замечательнее, прекраснее и любимее, чем Тхеймос. У Тхеймоса тоже такая была, предназначенная для одного-единственного в мире самого вредного и заносчивого бога удачи. — Люблю тебя, — сказал Ибиус, вжимаясь так глубоко, что на секунду показалось, им уже никогда не расцепиться. — С первой тысячей тебя, — шепнул Тхеймос, сладко вздохнув: скользкие пальцы легли на его член, тихонько сжимая головку в такт толчкам. — На следующую сотню — хочешь, повторим? Обещаю быть безжалостным. — Пожалуй, я придумаю что-нибудь другое, — мечтательно сказал Ибиус. — Мы можем поиграть в каком-нибудь другом мире. Например, там, где у людей есть интернет. — Интернет? — мозг уже совсем размяк, память с трудом выуживала правильную картинку. — А, вспомнил. И там что? — Ну, например, ты будешь моим повелителем… э, боссом, а я — твоим подчиненным. Я что-нибудь напутаю, и ты нагнёшь меня прямо в офисе и как следует накажешь… а я от тебя забеременею… — Чего? — Тхеймос аж протрезвел, но пальцы на его члене заработали активнее, и он застонал, снова откидываясь на подушки. — А, ты о том мире, я не сразу понял. Хорошшш… шо… — Хорошо? — мурлыкнул Ибиус, засаживаясь теперь в полную силу и быстро хлюпая кулаком вдоль члена. — Хорошо? Тхеймос выгнулся, зажмуриваясь: — Все, что ты скаж… же… ах!.. Вспышка прошила позвоночник, он излился и завис блаженной раскорякой на сильных плечах, позволяя Ибиусу долбиться в оргазменных судорогах, и только потом уронил затекшие ноги на кровать. Ибиус упал сверху. Они полежали молча. — Ты ведь напишешь свои пожелания? — спросил наконец Тхеймос, лениво пропуская сквозь пальцы любимые шелковые пряди с развязавшимися в пылу страсти лентами. Тихий смех подтвердил его догадку: — Уже написал. Тхеймос улыбнулся и прикрыл глаза. Теперь можно немного поспать. В конце концов, у него есть целый век, чтобы организовать следующий подарок. На этот раз он точно будет идеальным.