кошки в ожидании конца света

В тёмной комнате пахнет сыростью. Обостряются звуки, различаются едва уловимые запахи — а ещё мрак не скрывает очертаний гибкого чёрного сгустка, неподвижно застывшего возле Джунхи на расстоянии вытянутой руки. Парень чувствует холод, проходящий по коже, он не в состоянии даже пошевелиться. Сонный паралич настигает как всегда, внезапно. Спасительный луч света от первого утреннего фонаря косо падает на неестественно вытянутые ноги, закутанные в одеяло. Тишина. Сгусток растягивается прямо на глазах, течёт как желе между пальцев, дотягиваясь до лица Джунхи. Тот вынужден только беспомощно наблюдать, как существо подползает всё ближе, охватывает шею сжимающимся кольцом, и — лениво зевает в левое ухо, выпуская когти в подбородок. — Пошла вон! — Паралич снимает как рукой. Джунхи тянется за подушкой и спихивает кошку на пол, за ней вслед летит и лампа с тумбочки, задетая неосторожной рукой. Косой луч из-за шторы теперь колеблется где-то в изголовье. Кошка продолжает наводить порядок на окне, а Джунхи спускает с кровати босые ноги, обжигаясь о холод пола. — Тварь, — беззлобно бурчит он, потирая лицо, на котором наверняка остались следы когтей. Он не любит кошек, и оставил её дома наверно лишь потому что она напоминает ему о Бёнкване. Парень притащил животное в дом ещё котёнком, принёс миски и самостоятельно соорудил из их старых футболок подстилку. Джунхи шутил, что парень даже к собственному переезду в его дом отнёсся не с такой ответственностью, а Кван между шуршанием упаковки с кормом рассказывал, что кошки умеют заглядывать в будущее, видеть призраков, а в мерцании их спокойных ромбовидных зрачков можно увидеть бесконечность. Если хорошо постараться. Джунхи никогда не интересовали такие вещи. Ему нравился уют этого дома, мир, в котором он чувствовал себя своим каждой клеткой кожи, нравились тёплые руки Бёнквана и его лёгкий характер. Его запах. Тот почти выветрился из дома, теперь его можно отыскать разве что в одежде, сложенной в отдельной сумке, которую Джунхи давно пора бы отвезти родителям Бёна. А он всё не решается. В универской столовой Джунхи склоняется над своей тарелкой, загораживаясь от сочувствия окружающих слегка дрожащими руками. Слишком громко и назойливо. Позавчера ему пришлось разговаривать со следователем, в сотый раз пересказывая обстоятельства исчезновения Бёнквана — которых не было, по сути дела. В конце августа парень оставил свой завтрак на столе, вышел из дома на пару минут до ближайшего супермаркета и больше не вернулся. Три месяца. Прошло уже три чёртовых месяца, а полицейские по-прежнему пытаются найти зацепку в этом деле и продолжают мучить Джунхи постоянными расспросами. Как будто очередной случайный факт поможет им вытянуть нить догадки из клубка жизни двух самых обычных людей. Пряча усмешку в голосе, очередной коп говорит что-то про их среду, в которой постоянно происходит что-то вызывающее подозрение, а Джунхи только пожимает плечами, нервно выдыхая через нос. Какая ещё их среда? Что за бред? На поднос вывернул бутылку с соевым соусом, отсутствующе глядя на расползающееся пятно. Джунхи знает о том, что он слишком слаб. Он давно перестал отвечать на звонки поисковой группы волонтёров и просто молчит, в очередной раз сидя в участке и устало глядя сквозь лицо следователя. Все эти люди пытаются убедить его в том, что с Бёном что-то произошло. Что его уже нет. Давят на нервы, выматывая сантиметр за сантиметром последнюю надежду, в то время как Джунхи молчаливо уверяет себя в том, что всё с ним хорошо. Кван ушёл по своим причинам, о которых не знал даже его близкий друг. Как бродячая кошка, растворился в переулках города и обернулся серым покрывалом асфальта. Это не дурашливые прятки, в которые они играли ещё детьми. Теперь всё всерьёз. Если подумать, Джунхи никогда не мог у него выиграть — этот парень умел оставаться незамеченным, когда хотел этого. И сейчас он не даст себя обнаружить, пока не придёт время. Глупо — сам знает. Однако лучше способа собраться парню пока никто не предлагал. За скрипом старых половиц лёгкая тень проскальзывает на кухню. Джунхи вздрагивает от требовательного мява и гремит дверцей холодильника, доставая корм. Снаружи шуршит сухими листьями морозный ветер, забиваясь в щели рассохшихся досок. Этот дом стоит под снос и парню давно советуют съехать отсюда, но он продолжает ругаться с застройщиками, боясь потерять единственное связующее их с Бёнкваном звено. Кошка может забыть человека, однако она помнит о своём доме. Кван — он всегда был для Джунхи не больше чем другом. И не меньше чем самым близким человеком на свете, после того как парень потерял родителей в автокатастрофе. Он часто сбегал от опекунов и неприкаянно околачивался на улицах, пока Бён не утаскивал его к себе домой, неровно наклеивал пластырь на свежие ссадины, болтая без умолку на разные темы. Он никогда не задавал лишних вопросов. Невысокий, смешливый и очень шумный мальчишка, он поглощал своей тёплой аурой всё пространство, вытесняя болезненные мысли, бесцеремонно закидывал на Джунхи ноги, когда тот оставался ночевать в его комнате, и весело требовал внимания, играя в приставку. Джунхи на правах старшего иногда мог сердиться на него, однако ненадолго хватало его раздражения — стоит Бёну состроить обиженную рожицу, как с парня вмиг слетает всё настроение ссориться. Время идёт. У Джунхи экзамены в выпускном классе, Бёнкван в постоянных разъездах с легкоатлетической сборной — времени на встречи всё меньше, как и общих тем для разговоров людей, попрощавшихся с детством. Приставки спрятаны в комод, старые шрамы на запястьях скрыты манжетами форменного пиджака, и вообще-то они не созванивались как будто вечность. Всё идёт своим чередом, пока однажды на улице Джунхи не обнимают со спины крепкие руки, за плечи осторожно разворачивая к себе. «Хён», говорит Кван, не сдерживая улыбки и тычась подбородком в грудь. Джунхи неловко замирает от ощущения дыхания вскользь на своей шее. А тот безмятежно улыбается, будто то, что они стоят посреди оживлённой улицы крепко обнявшись — само собой разумеющийся факт. Снова встречи урывками, телефонные разговоры сквозь сон шёпотом после очередного утомительного дня. Полуночные откровения о неважном. Хотя Джунхи больше предпочитает молчать, отдавая роль солирующей скрипки другу. А меньше чем через год Бёнкван бросает сумки у крыльца его дома, и этот жест вообще-то тоже вполне естественен. Просто невозмутимо входит в дом и ставит перед фактом, что теперь они будут жить вдвоём. Нет, втроём, плюсуя кошку. Джунхи сбит с толку, однако не удивлён. И не против — вместе веселее. Первое время он даже не обратил внимания на отсутствие Бёнквана, нетронутую тарелку с рисом и пустой стакан, подготовленный для сока, что стоял в раскрытом тетрапаке. Друг привык уходить когда ему вздумается и приходить без стука в дверь, но три месяца…это слишком долгий срок. И Джунхи признаёт своё поражение. Вообще-то за пару дней до его исчезновения они слегка поссорились, если это имеет значение. Из-за ерунды. Джунхи даже не хочет об этом вспоминать. Он чуть задумался, на секунду выглянув наружу. Начало декабря не за горами: першит в горле холодным сухим ветром и опустошением от осознания того, что не с кем теперь разделять всю предпраздничную суету, не с кем спорить, чем наряжать ёлку, вытаскивая с чердака коробку с украшениями. Джунхи не особо любит зиму и сопутствующие ей атрибуты, но то, как он цеплялся на льду катка за пуховик Бёна, едва держась на разъезжающихся ногах — наверно, одно из его самых тёплых совместных воспоминаний. —…Эй, — говорит Бёнкван насмешливо, но дружелюбно. Он великолепно держится на коньках в отличие от беспомощного Джунхи. «Руку давай сюда, чудила». В этот момент Джунхи почти готов возненавидеть его, потому что мальчишка легонько отъезжает назад, и тот вынужден враскоряку семенить за ним, шаркая лезвиями по льду. Покрасневшие от холода пальцы крепко вцепляются в куртку и тянут Джунхи за собой — как хозяин нашкодившего котёнка за шкирку. Парня по инерции несёт вперёд, и вот он с размаху утыкается носом в чужой пуховик, сердито сопя. Поджилки трясутся от напряжения, а голени ноют от усталости — каждая прогулка с другом оборачивается нешуточным марш-броском, после которого охота только ноги протянуть. — Ким Бёнкван, я тебя точно поколочу, — срывающимся голосом грозно обещает Джунхи и тут же позорно шлёпается на коленки. Бёнкван сначала кхекает в кулак, а потом уже открыто смеётся, глядя на потуги парня встать. Пока тот шоркается на четвереньках, осторожно нащупывая точку опоры, он выполняет несколько па и ловко крутится на одной ножке как заводная юла. — Я ж говорил тебе взять фигурки, в них легче тормозить, — примиряюще говорит он, наконец поднимая друга на ноги. Пусть и младше на несколько лет, он гораздо крепче комплекцией худющего Джунхи, и, если бы понадобилось, навскидку влёгкую смог бы дотащить на себе друга до дома, вздумай тот переломать себе ноги на катке. Однако Джунхи не собирается проверять его выносливость. — На базе нет моего размера, мы же смотрели, — бубнит парень, одной рукой отряхиваясь, а другой как клещами впившись в локоть Бёна. Тот вертится ужом, мелкий юрок, постоянно подрезая Джуна и заставляя его путаться в собственных ногах. — А кто сказал, что коньки надевают на пятнадцать пар носков? Они должны плотно облегать ногу… — Ну всё, доумничался! Сегодня спишь на полу. — Джунхи есть чем крыть, и он швыряет своего джокера из рукава, зная, что сон на холоднющих досках старого дома пытка не из самых гуманных. — Или музыкальный диван. Выбирай, что хочешь. — Ну хё-ён, — тоненько заныл Кван. — Так нечестно! Чего ты стесняешься в конце концов, без падений никто не учится кататься! Джунхи ему вообще-то охотно верит, вспоминая эпизоды из детства, когда Бён ходил с отбитыми до ярких синяков коленками и перемотанными ладошками, содранными в кровь, и даже опасливо соглашается, когда друг предлагает ему попробовать новую штуку. Уже достаточно поздно; под фонарём они одни в такт снежинкам вальсируют, держась за руки. Кван ускоряет темп, лихо раскручивая Джунхи за руки — перед глазами всё мешается как в опрокинутой палитре красок. И фонарь, и улыбающееся лицо друга, и туманная ночь с шёпотом снежинок. В фокус взгляда внезапно попадают непокрытая голова Бёна с хлопьями снега на макушке, его огромные сияющие глаза. Хлопают ресницы в мелких-мелких бисеринах влаги. Хочется прикоснуться. Джунхи глубоко вдыхает воздух и закрывает глаза. Кажется, снег в этом году так и не выпадет. Джунхи курит на крыльце беспокойными затяжками, сбивая пепел на серые от пыли ботинки. На душе тошно и тревожно, как в стакане с взбаламученным осадком. То ли он свихнулся, то ли это призраки старого дома, но.. Кто-то определённо был у него посреди этой ночи: дышал сквозь пальцы над его лицом, наследил грязью улицы в прихожей, уронил несколько капель какой-то липкой гадости на коврик у двери и ушёл, оставив в двери небольшую щель. Кошка сидит на диване в гостиной и неотрывно смотрит на дверную ручку. Связь с космосом. Терпеливое ожидание конца света, как привык называть это Бён. Чуть помедлив, Джунхи присоединяется к ней, не обращая внимания, что времени до пар осталось в обрез. Это становится их ежедневным ритуалом. Джунхи в какой-то степени даже испытывает удовольствие, физически осязая, как теряет значение время, сжимается в сухую губку пространство, выжимая остатки пустых дней. Скорее всего, с ухода Бёнквана прошло не больше дня — ведь кошки не привыкли следить за временем. Шорох чьих-то шагов на чердаке. Сквозняк из-за двери, с которой кошка не сводит внимательного взгляда. Собственные внутренние ощущения, к которым начинает прислушиваться парень. Всё это занимает Джунхи гораздо больше, чем курсовые, закрытие долгов, подготовка резюме в компанию и студенческая попойка, на которой одна из знакомых девчонок старательно ищет его взгляд. Они как-то негласно встречались и так же незаметно смяли использованный клочок бумаги отношений — на котором дай бог была набросана пара строк. Джунхи уходит от общения. Чувствует себя виноватым, но говорить с ней нет никакого желания. Она сочувствует вслух, или что-то вроде того, а парень ощущает сухую досаду и непонимание, глядя на чуть подкрашенные розоватые губы, что шевелятся в не нужном ни для кого разговоре. Какого чёрта? Почему все вокруг считают их с Кваном парой? Они знают больше об их отношениях, чем он сам? — Мы не встречались. — Резко обрывает он. Слишком резко и громко, потому что окружающие начинают с любопытством оглядываться на них. Да и к чёрту. — Да вы ведь жили вместе, все об этом знают. О, стоп, да ты злишься! Неужели вы поссорились, и ты выгнал его из дома? А сейчас строишь из себя безутешного друга? — Она показала свои истинные намерения, а губы, чей пряный вкус он помнит до сих пор, изогнулись в злой насмешке. Раздался чей-то смех. Похоже, всё это было подстроено с целью поиздеваться над ним, а он это понял только сейчас. Наивный дурак. Действительно — почему? Мыслей нет. Джунхи приходит домой и, подобрав ноги, усаживается на скрипучий диван напротив двери. В терпеливом ожидании. А назавтра спозаранку отправится с вещами Бёнквана к его родителям. Молчит в подвинутую к нему чашку травяного чая — встречают его неожиданно тепло, хотя от этого нисколько не легче. По-видимому, они всё ещё подсознательно видят в нём того двенадцатилетнего замкнутого мальчишку, который дружил с их сыном, ночевал в его комнате и носил кофты с длиннющими рукавами, скрывавшими синяки от побоев. Джунхи инстинктивно натягивает края джемпера до пальцев и тут же отпускает, очнувшись. Почему они смотрят на него так участливо? Лучше бы отругали, кинули в лицо злые слова, обвинили бы его во всём — нечего жалеть. Напомнили бы, что он не сразу заявил в полицию об исчезновении Бёна и ничем не смог помочь при поисках. Потому что из-за них он сейчас чувствует себя всё тем же ребёнком, не желающим брать на себя ответственность. Родители переглядываются, когда он спрашивает, действительно ли сын поссорился с ними перед своим переездом? Он всегда творил то, что взбредёт ему в голову. Гордился успехами Джунхи в учёбе, рассказывал им всякие новости, делился общими фото, и вообще без умолку тарахтел о нём целыми днями. Потому они не особо удивились, когда он заявил, что не будет поступать в универ, собрал вещи и сказал, что переезжает к своему другу. Бёнкван говорил, что хочет помогать ему во всём. Родители не стали задавать лишних вопросов. «Город маленький, все друг друга знают». Они спрятали глаза. Парень вспоминает, как в первое время после переезда Квана они целыми днями бесились как маленькие дети и орали на весь дом, составляя график мытья посуды — ему и забавно, и тоскливо одновременно. В воздухе звучали имена знакомых, имели место какие-то встречи, гулянки и уходы без предупреждений. Парень впервые слышит, что мир Бёнквана фокусировался лишь на нём, на Джунхи. Разве он стоит того? Тот никогда не позволял обнаружить себя. Как будто не знал, глупый, что до Джунхи тяжеловато достучаться одними намёками, спрятанными глубоко в эмоциональной заботе, когда он поддерживал парня в тяжёлые времена и устраивал неожиданные домашние вечеринки с друзьями — а тот попросту раздражался, приходя домой и встречая бардак. На его телефоне действительно много их общих фото против пары-тройки с мобильника Джунхи. Тот просто не любит все эти штуки и многие из этих селок словно видит впервые. Одну из них они сделали на церемонии выпуска из школы, где счастливый Бёнкван стоял в обнимку с Джунхи, небрежно придерживая руками диплом. Кажется, это было очень давно. Он ничего не станет говорить его родителям о своих догадках — просто скажет, что ему пора идти. Эти добрые люди вызывают ему такси. По дороге домой, прижимаясь лбом к стеклу, он думает, когда и что всё пошло не так. Кровать слегка скрипнула, и Джунхи чуть дёрнулся со сна, колыхнувшись на своей половине. Для одного человека полуторка это очень роскошно, но для двух — уже маловато. Особенно для Бёнквана, который любит раскинуться по кровати звёздочкой, буквально впечатывая Джунхи в стену. Сейчас он по своей привычке из детства подвинется ближе и закинет ногу на бедро соседа, принимая свою излюбленную позу для сна. Бён заворочался ужом и действительно придвинулся почти вплотную, запахнувшись в одеяло Джунхи. Тёплое дыхание приятно трогает кожу, а затем что-то горячее и влажное прислоняется к затылку, медленно шарит в волосах, спускаясь на шею, что покрылась гусиной кожей. — Щекотно.. — спросонья хихикнул Джунхи и завозился, отодвигаясь. Зевает, чуть приоткрывая глаз. В комнате тьма кромешная — наверняка время далеко за полночь. — Где шлялся? — Последний слог проглатывает с очередным надрывным зевком. — Так, — Бёнкван в последнее время общается очень информативными фразами. Ходит дёрганый и молчаливый, домой возвращается поздно. Джунхи надо бы поговорить с ним как-нибудь на эту тему, но, разумеется, не сейчас. Прохладные пальцы забираются в волосы, массируют голову — Бёнкван с кошачьей вкрадчивостью снова подбирается под бок и кладёт подбородок на нагретое плечо. Простуженно сопит совсем рядом, затаив дыхание — чтобы не мешать. От него незнакомо и терпко пахнет чужими сигаретами и крепким алкоголем. — Случилось что? — Снова шевельнулся Джунхи, выныривая из очередной сонной ямы. Отклеился щекой от подушки и недовольно повёл носом. Такое ощущение, что и не Бён с ним рядом вовсе. С наступлением сумерек превратился в совсем другого человека с тревожной, очень странной энергетикой, исходящей от него едва ощутимыми вибрациями. — Нет. — Парень отвечает не сразу, выдерживая паузу. — А что должно было случиться? — Я отсюда слышу, как у тебя сумасшедше колотится сердце.. Джунхи нехотя выпрастывает руку из-под одеяла, закидывает назад и на ощупь елозит по подушке, добираясь до чужого лица. Оно почему-то слегка влажное. Шершавые губы в трещинках напряжены, чуть дрогнув под прикосновением пальцев. Футболка, под которой аж вздымается грудь и трепещет диафрагма, тоже промокла насквозь. Странно, Джунхи не слышал шелеста дождя. — Тебе что-то нужно делать со своей тахикардией. — Пожалуй, — хриплым шёпотом соглашается Бён. В голосе лёгкая усмешка. Джунхи снова слегка покачивается на матрасном облаке. — Пойду я в ванную. Когда он возвращается, Джунхи уже свистит носом в подушку, сквозь очередной сон чувствуя приближение друга. Бёнкван из параллельного мира тоже что-то говорит ему, однако он не может разобрать слов. — Что?.. — Мне очень нужно с тобой поговорить. — Не сейчас. С утра мне на собеседование… — сипло бормочет Джунхи. — А когда? — Потом. Завтра, послезавтра. Времени полно. Спи давай. — Ладно. Бёнкван где-то на другом конце кровати кутается в своё одеяло и затихает. Матрас мелко дрожит, и Джунхи кажется, что под ним работает какой-то двигатель. — Спокойной ночи. Джунхи по-прежнему чувствует себя загнанным диким зверьком — как и тогда, когда он сидел в отделении до прихода опекунов, пойманный за мелкие кражи. Даром что прошло десять лет. Он ненавидит это место всей душой, а спрятанные под столом захолодевшие руки сжимаются в замок в нервном ожидании. В отражении стёкол — запавшие глаза с беспокойным блеском на похудевшем лице. Зачем его опять вызвали? Тот же самый за несколько месяцев человек в форме, чей взгляд он постоянно чувствует на себе. —..По неподтверждённым сведениям, в городе появился серийный убийца. — Джунхи вздрагивает, поднимая глаза на полицейского. — В последнее время участились пропажи людей — в большинстве своём мужчин, причём ни одно из тел не было найдено. Стоит ли раньше времени разводить подобные разговоры, если нет никаких доказательств? Джунхи зло скрипит зубами, резко отодвигается от стола вместе со стулом, неожиданно ощущая под коленом чужую горячую руку. Краска жаркой волной приливает к самым корням волос. — Так что советую быть осторожней. Сальная улыбочка копа продолжает преследовать Джунхи по дороге домой, въедается в одежду и кожу липкой маской, которую тотчас хочется соскоблить ногтями, содрать вместе с эпидермой. Задыхаясь, он влетает в дом, на ходу сбрасывает с себя одежду и в ванной выворачивает ручку горячей воды до упора. Хлещущий кипяток нимало не успокаивает крупную дрожь. Закусив губу, парень отрешённо рассматривает красные пятна ожогов с любопытством мазохиста. Поднимает руку, шершавыми подушечками пальцев сдавливая кожу, вжимаясь в виски — нарочно грубо, пробуя боль на вкус. В голове на доли секунды проносится образ Бёнквана, его улыбка в ту снежную ночь, светлые сосульки волос и капельки воды на ресницах, которых осторожно хотелось коснуться рукой. Пальцы расслабляются, медленно обводя губы и гладя шею — по тактильной памяти восстанавливают события нескольких ночей, когда Джунхи сквозь сон чувствовал на своём лице долгое, мягкое как пуховка притрагивание ладоней, а наутро смотрел на Бёна, между бурчанием телевизора равнодушно помешивающего сахар в своём стакане с кофе. И думал, что ему всё приснилось. Старался думать… Нет, не получается так же нежно. Пар сгущается, обволакивая теплом — напоминает о его дыхании. Ты где? Где ты сейчас… Я очень скучаю. Не обращает внимания на то, что говорит вслух. От бессилия хочется плакать навзрыд. Однако он не может. Галлюцинации прошлого и бессодержательность настоящего — Джунхи теряется где-то между, привычно усаживаясь перед дверью. С каждым днём в этом доме ему становится холоднее и всё более жутко. Бёнкван всё-таки был неправ: из кошачьих зрачков исходит не призрачный свет бесконечности; из них неслышно выползают наружу кошмары, в которых парень запер в себе на долгие годы. Не шаги Квана он слышит на чердаке по вечерам, и не его голос звучит в голове за пустым столом во время ужина. Родители смотрят на него чёрными дырами глазниц, покойно сложив руки вдоль тела. Шипящий голос опекуна отчётливо слышен даже сквозь плотно закрытые руками уши. Умри. И сам он — маленький забитый ребёнок с отчаянным взглядом, обхвативший дрожащими руками колени. Ему не оставили выбора — Джунхи в тысячный раз безучастно наблюдает, как рука от локтя до кисти вспухает продольным глубоким надрезом, наполняя дурманящим теплом всё тело. Однако что-то упрямо противится течению крови, и комом в горло внезапно толкается острая мысль: жить. Я хочу жить! Открывает глаза — и вздрагивает, просыпаясь в беспорядке посреди шуршащих газет. На первых полосах кричащие заголовки об очередном пропавшем без вести подростке. —…Отвали, — он резок как никогда. — Что тебе до того, с кем я гуляю? Как будто я тебя спрашиваю, где ты шляешься целыми сутками! — По правде говоря, Кван его уже раздражает своей вроде бы невольной — однако навязчивостью. Судя по тёплому воздуху из микроволновки, дразнящему подогретым поздним ужином, вернулся уже давно, однако даже не переоделся, а вещи и неразобранные пакеты лежат в прихожей вповалку. — Хён, — тут же примиряюще сбавляет тон Бёнкван, ставя тарелку на стол перед Джунхи. — Хён, мы планировали отложить эти деньги на ремонт, помнишь? Почему ты тратишь их на девушку? — Почему-то я тебе ничего не сказал, когда ты прогуливал нашу заначку в клубе. — Я всё вернул назад! Ты думаешь, я просто взял и потратил наши деньги? — Да дело ведь не в деньгах же, да? Мы никогда с тобой не ссорились из-за такой дряни. — Снизу вверх пытается заглянуть в лицо друга. Тот молча отворачивается. С мокрой куртки Бёнквана в прихожей размеренно капает на пол вода. За окном стучит дождь. Джунхи устало шуршит чашкой по столу — позади вымотавший нервы день и провал на очередном собеседовании. А теперь ещё и этот идиотский спор.. В тяжёлой голове мелькнула странная мысль, за которой он не услышал ответной фразы. — Наверно, мне лучше уйти, — тихо повторяет вслух Кван. — Дурак. Куда в такой дождь? Выпей чаю и ложись спать, — машинально говорит Джунхи, не вслушиваясь. Друг сзади шуршит пакетами, рассовывает упаковки по буфетным полкам, не говоря ни слова. — Вырасти уже наконец и прекрати давить на меня. Разве ты не понимаешь, как мне тяжело удержать за собой этот дом? Всё будет хорошо, надо только пережить это время. Бёнкван стоит вполоборота, натянуто улыбаясь. Словно у него болит что-то. Пачка порошка примостилась на полке рядом с печеньем. — Извини, — говорит. — Я действительно слишком много думаю о себе. —…Это ведь вовсе не то, что я имел в виду, — сказал Джунхи вслух. Кошка лениво скосила глаз в его сторону, выпустив всех демонов наружу. Они неслышно ходят по комнате, но парню не нужно слышать лишних шорохов, чтобы чувствовать их присутствие. До рези острая потребность ощутить с собой рядом Бёнквана вновь спотыкается о шрамы, исполосовавшие руки. Они напоминают о слабости и тычут в лицо собственной никчёмностью. Страшно. Неожиданный поздний звонок от копа вгоняет в холодный пот. Говорит, есть новости. Нужно поторопиться — на соседней улице его будет ждать машина. Джунхи не помнит, как лихорадочно натягивает на себя одежду, как выскакивает на улицу… А там снег. Первый снег. Мелко жалит лицо, забивает сухие глаза, пока он идёт, укрываясь от ветра. Полицейский в машине долго молчит в ответ на нетерпеливые вопросы, затягиваясь. А потом в салон залезает кто-то ещё — Джунхи получает сильный удар в голову, сползая по сиденью вниз и теряя сознание. Парня привозят на какой-то склад и долго, изнурительно долго бьют без разбора — по лицу, в живот, по ногам. В последний раз он чувствовал своё тело так пронзительно остро, когда опекун издевался над ним, целыми днями заставляя мальчишку стоять на коленях с вытянутыми руками. Или доставал ремень, оставляя на коже тяжёлые, саднящие ноющей болью следы. Он даже не пытается защититься, когда руки заводят назад и чем-то скручивают. Только оказывает слабое сопротивление, когда с него начинают стаскивать джинсы, и тут же получает зуботычину. С ним не церемонятся. Тяжёлое липкое дыхание застыло на шее, грубые горячие руки шарят по телу — кажется, что он весь с ног до головы покрыт мерзкой слизью. Джунхи закрывает глаза, мелко дрожа и давя всхлипы. Не видеть, не слышать, не чувствовать. Он ведь хорошо знает, как это нужно делать. Притвориться, будто не имеет никакого отношения к этой изломанной оболочке, обёрнутой в смуглую тонкую бумагу кожи — такую хрупкую на прикосновения. Отвлечься бы — хоть чем-то, чтобы не сойти с ума от боли. Рой воспоминаний, мыслей и событий проносится в доли секунды, из которых он с усилием выдёргивает лишь одно. Сощуренные в тёплой улыбке лучистые глаза обращены на него. Кажется, это было прошлогодней зимней ночью, или?.. Уже неважно. Джунхи теряет сознание. Как и тогда, лицо засыпает снегом. Ощущение реальности застывает в венах тромбами и теряется, как и чувство боли. Он просто смятая кукла, выброшенная у коллектора на окраине города — умирать на холоде. А игрушки не чувствуют боли и не знают, как плакать. Джунхи не помнит, как он освобождает руки, шарит по опухшему, даже на ощупь до неузнаваемости изменившемуся лицу, как в темноте выходит на дорогу и добирается до дома. Окончательно он приходит в себя от звука распахнувшейся двери — с каждым порывом ветра она жалобно трещит на ржавых петлях. Засохшая цепочка красных капель тянется от входа, описывает дугу у коробки с ёлочной дребеденью и замирает возле рук Джунхи — кошка обнюхивает кровавые следы и усаживается рядом, спокойно вылизывая лапы. Она больше ничего не ждёт. Это и есть тот самый конец света? Парень сухо скулит в голос, не двигаясь с места. Затылок онемел от стылого пола, кровь из разбитой головы спеклась рваным полукругом кровавого нимба. Краешком глаза заглядывает в дверь, угадывая цепочку темнеющих лёгких следов, отпечатавшихся на свежем снеге и замирающих у порога — едва заметные, словно бы кто-то крался на цыпочках и, затаив дыхание, подглядывал в дверную щель за ним. Тихий скрип досок совсем рядом. В следующее мгновение лицо парня попадает в приятно холодящие улицей руки. — Джунхи, — зовёт кто-то очень знакомым голосом, склоняясь над ним. — Открой глаза, Джунхи. С пальцев Бёнквана струится вода. Потемневшие от тревоги глаза — совсем рядом, а неровное быстрое дыхание отдаётся толчками в висках. Джунхи молчит. Отстраняется от мокрых ладоней и не верит. Не верит, когда Бён без лишних слов отводит его в ванную, не верит, когда тот стаскивает с него куртку и подставляет его дрожащие руки под прохладную воду из душа. Где ты был раньше и что тебе нужно сейчас? Он тот же самый, и в то же время не похож на себя. Прикасается холодом не сдерживаясь, однако осторожно. Джунхи строптиво дёргает плечом в ответ на попытку снять с него футболку. Не тронь. Уйди. Не понимаешь, как мне больно? Каждое прикосновение отзывается мощнейшим диссонансом с каждым нервом тела. Кван настойчиво держится за края футболки, всё-таки заставляя его раздеться. Водой смывает грязь с тела. Помедлив, мягко обнимает Джунхи со спины и зарывается носом в волосы на затылке, затаив дыхание — как когда-то давно. Джунхи отталкивает его и сбегает, беспомощно забившись в угол ванны, но Бён настигает его и там, вжимая в стену. Порывисто прислоняется щекой к шее и слегка проводит по лицу. Джунхи начинает осознавать, что всё реально, когда Кван тянется к его лицу и начинает целовать — невесомо, с осторожностью огибая разбитую губу; синхронно с руками, разглаживающими смятую синяками кожу. От его поцелуев пахнет свежестью первого снега и лёгкой горечью табака, забившейся в трещинки шершавых мальчишеских губ. Бережные прикосновения, от которых тело Джунхи начинает оживать незнакомым прежде томящимся ожиданием. — Не бойся, — одними губами шепчет Кван. — Я не причиню тебе боли. Под его руками сминается и трещит фольга; рушится барьер, что они сами по кирпичику выстроили между собой. Джунхи смотрит в светлые глаза успокоительно тёплого оттенка — они совсем не похожи на кошачьи, они испускают мягкие лучи, напоминая полуденное майское солнце в горах, где он был с родителями в детстве. В мыслях возвращается в то счастливое время и внезапно чувствует горячую влагу, сбегающую по щекам. Горло перехватывает спазм, и парень плачет навзрыд как ребёнок, уткнувшись лицом в плечо Бёнквана. Что-то наконец отпустило его. — Тебе неприятно? — Кван с тревогой привстаёт на локтях и отодвигается в сторону, к облегчению Джунхи. Тот отвернулся, подвинув подушку, и покраснел скулами. Поджал распухшие губы, краем глаза наблюдая за другом. Другом?.. Тот сидит на краю кровати, сложив руки, и в ожидании смотрит в окно. Голая мускулистая спина, вздрагивающие мышцы под снежной кожей в капельках пота. Он так изменился со времени своего возвращения, или Джунхи предпочитал не замечать его взросления? Руки, которые вынесли его из ванны, были мужскими и крепкими, а когда ласкали его тело в постели — чертовски нежными и чуткими, успокаивающими боль. На полу в беспорядке смешалась их одежда. Окровавленная вата и бинты, упаковка из-под пластырей и бутылка с кипячёной водой — Джунхи продолжает прокручивать в голове эпизод, когда всё в один момент полетело с кровати и Бёнкван резко подмял под собой его ноги, исступлённо выглаживая внутреннюю сторону бедра впившимися в плоть подушечками пальцев. В жарком от их дыхания воздухе запахло желанием. Джунхи прерывисто застонал, в обрывках горячечных мыслей не сразу осознавая причину: то ли он случайно задел рану на спине, то ли пальцы Бёна были слишком настойчивы, когда он пытался стащить с парня бельё и жадными поцелуями покрыть поджатый в напряжении живот. Джунхи в отчаяньи замотал головой, отталкивая его в сторону.А тот ещё пару минут сбивчиво шептал извинения. Стыдливо смотрит на руки в шрамах с неостывшими ещё полосками слюны. Хочется сойти с ума и прогнать крикливые назойливые мысли. Позвать Бёнквана и спрятать голову на его груди, либо снова оттолкнуть его прочь — однако следя за ним беспокойным взглядом. Тот ходит слишком бесшумно и Джунхи подспудно гложет боязнь, что он опять исчезнет. Уронив голову на колени, Бён сидит перед окном, наблюдая за игрой бледных утренних фонарей. Опустошён или счастлив? — не разобрать. Тени скопились на лице. Почти светает за окном. Пора бы уже выбраться из этого замкнутого круга, набраться смелости и подвести наконец черту ожиданиям. Бёнкван оборачивается на тихий зов. — Я здесь, — говорит спокойно, подходя словно на мягких лапах к кровати. С его рукой под своей щекой засыпать совсем нестрашно. Джунхи открывает глаза навстречу темноте. Разве уже не утро? Сколько он проспал? Штору парусом раздувает ветер. Странно не холодно, пахнет сыростью и прелой землёй. За окном блёклые очертания сумерек мало-помалу принимают чёткую форму под неярким светом фонарей. В груди набухает испуганным стуком сердце. Нет. Нет, чёрт возьми, так не годится. Закрыть глаза, выровнять дыхание и на счёт десять — взять себя в руки. Он где-то здесь. Спит рядом. Дышит тихо. Ведь он обещал. Однако его нет. Влажная постель, словно на неё опрокинули ведро воды, сырые простыни, тяжёлое одеяло. Одежда где-то на полу. Джунхи спотыкается о неё и бредёт прочь из комнаты. Ссадины и тяжесть из тела — ушли, а вместе с ними и Бёнкван. Куда-то в чёрную дыру бесконечности, в бездну кошачьих глаз, из которых он больше не найдёт выхода. Джунхи мечется в потёмках как безумный, расшвыривает вещи по дому, громя всё что только попадётся под руку. Кошка испуганно шипит под ногами, получая свою порцию взбучки от хозяина. Тот гремит у плиты, торопливо выворачивая ручки конфорок и щёлкая зажигалкой. Вдыхает вонь газа через нос и закашливается, упорно крутя колёсико. Вспышка освещает небольшое помещение кухни и стол. Тарелку с рисом и раскрытую упаковку тетрапака на столе — Бёнкван любит апельсиновый сок. Его стакан пуст. Телефон лежит на столе. Семь тридцать вечера на тусклой подсветке. Двадцать третье августа. Как хорошо, что за окном гремит по крышам дождь и можно реветь в голос не таясь, а раскаты грома заглушат твою печаль. Стёкла мелко дрожат. Предосенняя гроза в своём начале. По крыльцу простучали лёгкие шаги. Кошка насторожилась и побежала к выходу. От распахнувшейся двери пахнуло прохладой. Бёнкван нашарил выключатель и от неожиданности рассмеялся уже в потеплевшей светом кухне: — Вот дела! Ты что в темноте сидишь? Испугал меня. Весь вымок до нитки — никогда с собой не носит зонт; улыбается чуть устало краешками губ, ссутулившись под весом рюкзака за спиной. Русые волосы в беспорядке налипли на лоб. Неловко привалился к косяку плечом, колупая пальцем отлетевшую штукатурку. На ресницах — капли дождя. Он такой красивый сейчас. Знакомый, близкий. Родной. Джунхи смотрит на его лицо с нахлынувшей жадностью, улавливая каждую черту, а тот на парня — с недоумением, а позже с испугом, замечая раскиданные вещи и заплаканное лицо Джунхи. Тот не прячет покрасневших глаз. — Что произошло? — Где ты был так долго? — Перебивает его Джунхи. — В смысле «долго»? Я всего лишь ушёл до вечера. Раньше ты мне не задавал подобных вопросов, когда я не ночевал дома по три дня, и даже не звонил... — Больше никогда так не делай. Я скучал. — Джунхи говорит сухо и отрывисто, как запрограммированный, хотя изначально ему хотелось заорать в голос, увидев этого человека. Но сейчас он не узнаёт своего голоса. — Хён, я тебя не понимаю. — Бёнкван собирает по полу осколки тарелок, шуршит мусорным пакетом, тянет носом по воздуху, глядя на пылающие конфорки. — Тебе холодно? А зачем тогда окна нараспашку оставил? С тобой точно всё в порядке? — Не хочет смотреть в глаза. Джунхи медленно качает головой. — Нет. — Хочу сказать насчёт недавнего.. Да, я вёл себя неправильно. Поступай так, как считаешь нужным. А я постараюсь тебе помочь. Подработку вот новую нашёл, думаю, теперь сможем быстрее взяться за ремонт.. — Не будет никакого ремонта. Я хочу уехать отсюда. Бёнкван открыл рот, да так и замер. Впрочем, он быстро опомнился: — Ладно, проехали. Позже поговорим. Ты, должно быть, устал сегодня. — Давай поговорим сейчас. — Джунхи просительно заглянул ему в глаза, привстал на стуле. — А? Хватит тянуть. Пожалуйста. Бёнкван замер с рюкзаком в руках. С трудом сглатывает ком в горле. — Да что ты от меня хочешь услышать? — Что ты по-настоящему хочешь сделать. Прямо сейчас. Парень резко развернулся в проёме с вещами. — Обнять. Хочу обнять! Слышишь? — Почти кричит он, выплёвывая из себя звук. — Держать тебя в руках и гладить по волосам, спать вместе, а не рядом, разделить с тобой жизнь на двоих и иметь от тебя детей! Но боюсь, что оттолкнёшь. Выгонишь вон. Потому что заперся в своих переживаниях и не хочешь вылезать из них наружу, как я тебя ни пытаюсь вытащить. Зачем спрашиваешь о таких вещах? Нравится меня мучить? Что же, вперёд.. — Вперёд, — эхом повторяет Джунхи, внезапно охрипнув. — Я тоже хочу. Подойди сюда… Кван нерешительно приближается. Тот смеётся над ним, что ли? Джунхи притягивает его за футболку, целуя. У него такие же обветренные, терпкие на вкус губы, какими он их запомнил во сне. Прохладные, но быстро теплеющие и смягчающиеся под влагой его языка. Роняет поцелуи в смешной нос картошкой и щёки. С любопытством касается пальцем дождевых капель, нависших на ресницах. Бёнкван машинально смаргивает, отступая назад, а затем порывисто кидается к нему, обнимая. Джунхи слушает бешеный перестук своего сердца с ещё одним — через тонкую футболку в груди напротив. — Видимо, мне тоже нужно что-то делать со своей аритмией.. Бёнкван счастливо смеётся, сжимая его ещё крепче в своих руках.