***
– Эдмунд, мальчик мой. Он сидит на траве, в небольшом зелёном круге, посреди льда, в этом белом, замёрзшем навеки зале, откуда нет выхода. Джадис не может шагнуть на траву: она стоит в двух шагах от белой кромки льда и смотрит на него. Пугающе долго и хитро. Словно снова задумывает какую-то жестокость. И Эдмунда пробирает дрожь от её взгляда. Всё, как тогда… как случилось… в тот далёкий, зимний, морозный день… когда он впервые увидел сизо-серые сани… и в них… прекрасную женщину с неживыми глазами… – Будь моим королём, Эдмунд. Её голос подобен безмолвию над заснеженной пустыней, где скрывается ледяная буря под колкими кристаллами водяного стекла и белёсой, едва заметной, прозрачной пылью. Он был влюблён в неё, и сейчас… влюблён. Глупо отрицать это. Его детское сердце дрогнуло перед её тёмным величием, и больше уже никогда не сможет забыть того мальчишеского восхищения перед её силой. Но также сильно, как он влюблён в неё, он её ненавидит. И эта ненависть хранится в его сердце настолько глубоко, насколько сумела до этого проникнуть чёрным ядом его неправильная любовь. Джадис знает о его чувствах: её улыбка бросает его в морозный омут страха, от её взгляда – у него мурашки по коже, от каждого слова – его кровь стынет в жилах. Эдмунд смотрит на неё, и страха в его взгляде куда больше, чем отвращения. Хотя обе эти эмоции затмевает отчаяние. – Я уже побеждал тебя. – голос хрипнет и застывает в середине горла. Джадис ядовито улыбается. Лёгкие обжигает мороз. В его голове танцуют воспоминания, словно выплясывая вальс в кружащемся калейдоскопе, и всё остальное заволакивает пеленой тумана… Эдмунду вновь чудятся зимний лес, волшебные сани и белая фигура ведьмы в них… но злобного карлика нигде нет! Осознавая это, он поднимается с шуршащего снега и подходит ближе к ней, такой ослепительной и красивой… что лежит полуобнажённой на меховых шубах в широких санях… "Я могу предложить тебе, что угодно, мой король… – шепчут её манящие призывно, сверкающие серебром губы. – Желай… чего ты хочешь?.." "Мне не нужен рахат-лукум, – хриплым шёпотом отвечает Эдмунд, щурясь от ослепительной белизны совершенного тела. – Моя королева…" Эдмунд моргает, прогоняя сумрак из головы и сладостно-пугающее видение из глаз. "Джадис – не королева" вспоминает он. Они с Асланом нечто большее, чем владыки Нарнии: они – две грани древней Тайной Магии, они – олицетворение вечной борьбы зла и добра, смерти и жизни, холода и тепла... Ему чудится, что круг травы, в котором он сидит, начинает сужаться. Джадис делает шаг, ещё шаг, и Эдмунд даже подумать боится, что будет, когда время истечёт. Он хватается пальцами за зелёные стебли, словно те хоть как-то могут ему помочь, но подсознательно он знает: Джадис неумолима. Внезапно над своим плечом Эдмунд чувствует горячее дыхание, а рядом со второй рукой он замечает длинный хвост с золотой кисточкой. По телу разливается всепоглощающее тепло, и оно вытесняет в момент все его страхи. Эдмунд поворачивает голову вбок, уже догадываясь, кого он там увидит. Так и есть. Аслан. За нарнийским львом простирается зелёный луг, а над головой Эдмунда вместо ледяного свода залы трепещет ослепительная синева высокого ясного неба. Он переводит взгляд на Джадис: ведьма замирает, но не отступает, и смотрит на Аслана не то с ненавистью, не то с... боязнью и непониманием. Эдмунд и сам не понимает, почему Аслан защищает его... Нет, понимает. Потому что всё, как тогда. Вот только кое-что всё же поменялось: он сам. Он стал достойным. Поэтому Аслан приходит по изнанке миров в его сны, спасая от Белой ведьмы. И Эдмунд солнечно улыбается, забывая о горестях и печалях на короткий миг перед собственным пробуждением…***
Он лучше, чем кто-либо из четверых, знает, что Аслан до сих пор их оберегает. И когда Люси – ей на тот момент уже исполняется двадцать три – с сомнением спрашивает у них всех, собравшихся в одной гостиной перед камином – приглядывает ли за ними золотой лев? – Эдмунд знает, что ей ответить.Да.
Ведь если бы не Аслан, Эдмунд не просыпался бы по утрам.