Сказание о чёрном вороне и белом змее

      Вернулся в Осаку Такэнака Хамбэй со своим отрядом позже господина. Лошадь Тоётоми Хидэёши была мощной и могла быстро скакать, несмотря на вес всадника. Да и сам Тоётоми не задерживался. Однако стратега удивила вовсе не задержка его отряда в пути, а почти нереальная картина: господин встречал их у ворот.       Такэнака спешился и, ведя под-уздцы лошадь, подошёл к Тоётоми. Они переглядывались с минуту, после чего господин протянул стратегу сломанную катану. Лицо Такэнаки Хамбэя несколько раз меняло выражение, пока тот смотрел на сломанное оружие, но когда пришло осознание случившегося, он резко вскинул голову и уставился на господина широко распахнутыми глазами. Рот стратега приоткрылся, и тот почти озвучил своё недоумение, но Тоётоми нахмурился. Такэнака тут же прикрыл рот и сник, понимая, что это знак нежелания обсуждать произошедшее прямо сейчас. Он наскоро натянул улыбку и забрал протянутый обломок меча.       Они разошлись, так и не сказав ни слова. Стратег Тоётоми оставил заботу о лошадях солдатам и направился в замок, не отрывая взгляда от сломанной катаны.       От одного Когтя Дракона осталась лишь половина, да и лезвие той сильно затупилось. Такэнака вглядывался в обломок так, будто хотел что-то найти. Он знал о легенде, гласящей, что душа воина заключена в его мече, и проверял, насколько она правдива, скользя по поверхности лезвия взглядом и изучая каждую зазубрину. Не найдя в катане никаких подтверждений жизни его владельца, стратег усмехнулся от мысли, какой же ерундой он страдает. Завернув обломок в ткань, Такэнака решил, что пора уже навестить Катакуру Кодзюро. А о том, что делать с Одноглазым Драконом, он подумает позже.       Катакуре было прекрасно слышно, что происходило на улице. Окно темницы выходило как раз на ворота, но он в него никогда не смотрел – оно находилось под потолком, да и особой нужды в этом не было. Катакура Кодзюро слышал, как вернулся Тоётоми Хидэёши: лошадь главы клана Тоётоми ступала грузно, продавливая землю в полтора раза сильнее других своих сородичей. Когда вернулся Такэнака, Катакура тоже знал: совместил информацию, подслушанную от солдат, переговаривающихся неподалёку, с частотой цоканий копыт, по которой можно приблизительно определить количество всадников. И сейчас Правый Глаз Дракона, задолго засёкший приближающиеся шаги, приготовился встречать посетителя.       Скрежет замка, а затем и скрип решётки противно резали слух, но скоро это прекратилось.       – Прости за вторжение, Катакура-кун…       Отойдя от неприятного скрежета, Катакура посмотрел на Такэнаку, что остановился напротив него, однако тут же перевёл взгляд на солдата, который принёс что-то завёрнутое в ткань. В голову лезли неприятные мысли.       – Твой господин невероятен, – вновь привлёк к себе внимание стратег Тоётоми. – Намбу, Цугару, Собэ и Ашина… Даже будучи окружённым четырьмя армиями он не сдался.       Правый Глаз Дракона напрягся, и это не скрылось от Такэнаки. Тот усмехнулся и завершил мысль:       – Я и не думал, что без тебя армия Датэ продержится так долго.       – Разумеется, – впервые за всё время, что был в плену, подал голос Катакура. – Масамунэ-сама не тот противник, которого можно недооценивать.       – Даже не собиравшемуся вмешиваться Хидэёши пришлось отправиться в Осю… – забрал надежду Правого Глаза Дракона Такэнака, жаждущий увидеть искажённое лицо пленника, когда он лично откроет предмет, так тщательно завернутый в фиолетовую ткань.       Поняв, что самые худшие опасения оправдались, Катакура Кодзюро на секунду потерял контроль, и его рука дрогнула.       – Не волнуйся, я не стану держать тебя в неведении, – говоря, Такэнака Хамбэй забрал у солдата свёрток и подошёл к Катакуре, не прерывая свою речь. – И скрывать то, что случилось с Масамунэ-куном.       Не боясь того, что пленник нападёт – солдат оставался в темнице и наблюдал, – стратег Тоётоми опустился напротив Катакуры Кодзюро и положил перед ним свёрток. Не спеша, словно позволяя человеку напротив прочувствовать беспокойство всем телом и всей душой, Такэнака разворачивал ткань. Для Катакуры эти секунды и вовсе казались вечностью, поэтому, когда показалась рукоять такой знакомой катаны, он шумно вздохнул. Однако страх Правого Глаза Дракона за господина не остановил стратега Тоётоми: обломок был полностью открыт.       – Это тебе подарок от нас. Один из Шести Когтей Масамунэ-куна, верно?       Катакуру Кодзюро даже не задевала интонация Такэнаки Хамбэя. Он просто уставился невидящим взором в сломанную катану, не в силах поверить, что его господина нет в живых. Голос Такэнаки для него доносился, словно сквозь воду.       – Я не требую, чтобы ты присоединился к нам прямо сейчас, – продолжал стратег Тоётоми, поднимаясь. – Но надеюсь, ты понимаешь, что человека, которому ты служил, больше нет.       Скорбь отразилась на лице Правого Глаза Дракона, и Такэнака поспешил добавить:       – Я понимаю твои чувства, но вечно ждать ответа не буду.       Катакура вышел из транса и вздёрнул голову, злобно цыкнув в ответ: повторять то, что любому другому очевидно без слов, он не счёл нужным. Взгляд его скользил по лицу Такэнаки в поисках хоть единого намёка на ложь, но уже через минуту стало ясно, что разглядеть что-то под этой маской надменности невозможно.       Стратег Тоётоми так же пристально смотрел на Катакуру, стараясь понять, что же тот выберет. Вызов во взгляде и стиснутые зубы пленника никак не склоняли к выводу, что их обладатель сдастся, и такой настрой несколько удивлял Такэнаку. Подождав ещё немного, он удалился, оставляя Катакуру Кодзюро наедине с мыслями – стратег Тоётоми был уверен, что это временное явление и тот обязательно изменит свою позицию, когда полностью смирится с мыслью о смерти господина.       Такэнака Хамбэй быстрыми шагами продвигался по замку. Он собирал солдат, которые, впрочем, уже были готовы к выходу, – они и не снимали доспехи из страха, что их ждёт суровое наказание, если выйдет хоть малейшая задержка. Так как сообщение о сборе передавалось командирам отрядов, которые в свою очередь оббегали своих подчинённых, армия построилась перед замком довольно быстро. Такэнака обвёл взглядом строй, определяя, до всех ли дошёл приказ – особенность, выработанная за годы служения Тоётоми. Удовлетворённо кивнув, он отправился за господином.       Хоть Тоётоми Хидэёши и расправился с бумаги час назад, он всё ещё оставался в кабинете. Его стратег интуитивно направился к нему, несмотря на то, что просчитал, когда господин закончит разбираться с административными делами.       Резким движением Такэнака раздвинул сёдзи и, не проходя внутрь, заявил:       – Прошу прощения за то, что беспокою тебя за такой короткий промежуток времени дважды. Сейчас необходимо…       – Хамбэй, – раздражённо прервал его Тоётоми. – Пройди внутрь и сядь.       Времени терять не хотелось, но перечить приказу господина стратег не стал. Он вошёл, задвинув сёдзи, и с глубоким вздохом сел напротив. Руки его то и дело нервно сжимались и разжимались. Тоётоми Хидэёши в этот раз не стремился снять напряжение со стратега: ему нужно было добиться прояснения ситуации с похищением сейчас.       – Эта временная уловка не поможет, Хамбэй, – сразу отрезал пути отхода он.       Сомнения, которые поселились в сердце Тоётоми после сражения с Датэ Масамунэ, никак не отражались на лице. Однако Такэнака сумел уловить их во взгляде господина и решил успокоить его:       – Уверен, он обязательно присоединится к нам.       На самом деле Такэнака Хамбэй разрывался между двумя возможными вариантами. Эта внутренняя борьба была скрыта и от него самого: в его сознании был только один вариант развития событий. Тоётоми Хидэёши и вовсе с трудом понимал чужие чувства. Увидев, что во взгляде господина появилось доверие, Такэнака перевёл тему, чтобы закрепить эффект:       – Я должен извиниться…       – За что? – не понял Тоётоми.       – Я заставил тебя проделать весь этот путь до Осю, – после короткой паузы произнёс стратег.       Он не требовал у господина расправиться с Одноглазым Драконом напрямую – лишь выразил беспокойство по поводу войска Датэ, – но решение сообщить главе клана Тоётоми о возможной угрозе давило на его плечи из-за непредвиденного результата. Такэнака ждал слов Тоётоми с видом приговорённого к смерти.       – Поскольку ты очень волновался о Датэ, я встретился с ним лично.       Эти слова приободрили Такэнаку Хамбэя, однако вина за провалы в изначальном плане всё ещё съедала его.       – Я и предположить не мог, что они вырвутся из окружения, – с сожалением произнёс стратег. – Это, как и ошибка при Каванакадзиме, полностью моя вина.       Тоётоми Хидэёши понимал, что Такэнака нуждается в прощении. И он знал, что в таком состоянии его подчинённый не сможет работать, как прежде. Всегда, когда стратег употреблял слово «вина», Тоётоми напрягался и искал возможность взять часть ответственности на себя. Этот раз не был исключением.       – Не вини себя… – начал Тоётоми Хидэёши, но на секунду задумался прежде, чем продолжил. – Я не смог прикончить раненого Одноглазого Дракона.       Этот ответ стал неожиданным для Такэнаки Хамбэя, хотя он прекрасно понял, что случилось, ещё когда встретил господина у ворот. Такэнака удивлённо посмотрел в глаза Тоётоми. Заметив во взгляде сожаление, он улыбнулся и заговорил:       – И правда… Но думаю, что… – стратег поднялся и уже серьёзно взглянул на господина. – У тебя на то были свои причины.       Понимание со стороны подчинённого вернуло прежнюю невозмутимость главы клана Тоётоми. Тот кивнул и тоже встал. Обменявшись взглядами у сёдзи, они без слов договорились, что первым к солдатам выйдет Такэнака. Тоётоми пропустил стратега, а сам подождал некоторое время, чтобы тот добрался – шаг у Такэнаки был куда меньше.       Выйдя на площадку главной башни, Тоётоми Хидэёши сначала обратил внимание на стратега, прислонившегося к стене, и только после перевёл взгляд на солдат, хотя тех было так много, что они заполняли пространство от стен замка до самых ворот.       – Во всяком случае, пришло наше время атаковать без пощады, – сказал Такэнака Хамбэй и посмотрел на господина. – Ну же, армия, которую я взрастил, ждёт твоих приказов.       – Мои сильнейшие солдаты! – начал мотивирующую речь Тоётоми, вскинув руку. Он сжал ладонь в кулак и продолжил. – Вместе мы объединим страну и сделаем её могущественной. Чтобы не дать погибнуть Стране Восходящего Солнца, чтобы создать новую эру, мы выступаем!       В каждой фразе выступления чувствовалась вера в правильность этого пути, поэтому солдаты заражались идеей и одобрительно кричали в ответ. Хотя всё же не все…       Крики солдат долетали и до Катакуры Кодзюро, взгляд которого был прикован к сломанной катане ещё с ухода Такэнаки. Правый Глаз Дракона знал, что этот меч впитал часть силы своего владельца. Эта частица проявит себя, если Датэ начнёт бой или разозлится. Поэтому Катакура всматривался в сломанное оружие, при необходимости коротко моргая, чтобы не пропустить сигнал. Он не терял надежды, и его упорство окупилось. По затупленному лезвию пробежала еле заметная лазурная искорка.       Уголки рта Правого Глаза Дракона дрогнули и чуть приподнялись. Эта искорка зажгла в его сердце веру в то, что Датэ Масамунэ ещё находится в мире живых. Однако Катакуру заботил тот факт, что господин сейчас рвётся в бой, а он сидит в темнице без возможности помочь и защитить. Поэтому глаза его были печальны.       Катакура вспомнил, как пытался совершить обряд сэппуку, чтобы его господин понял, насколько важны жизни людей и холодный рассудок в бою. Тогда этот поступок казался единственным действенным средством. Сейчас же он считает, что можно было объяснить по-другому. Вина стала давить с двойной силой: за прошлые и настоящие ошибки. И хоть сам Датэ никогда не зацикливал своё внимание на промахах своего приближённого – да он и не видел в этих поступках промахов, – Катакура не мог уйти от этого чувства.       Чувство вины ушло на второй план, когда послышалось ржание лошадей, а потом и стук копыт. Катакура Кодзюро оставил воспоминания, которые вместе с щемящим чувством дарили радость, и вновь вернулся к попытке определить обстановку. И на этот раз у него получилось определить направление.       Армия Тоётоми стремилась успеть к условленному сроку, который Такэнака назначил в договоре с Мори. Она бы успешно продвигалась, если б на её пути не возникло одно препятствие.       – Хидэёши, подожди! – кричит человек, нагоняющий главу армии Тоётоми. Он хотел поговорить ещё в замке, но опоздал.       Тоётоми Хидэёши прекрасно слышит его, но продолжал путь. Человек необычного вида – длинные волосы, завязанные в высокий хвост шнурком с фазаньими перьями, тигриная шкура на поясе поверх одежд… – не собирается сдаваться и продолжает кричать:       – Я должен поговорить с тобой. Расторгни союз с кланом Маэда! Прекрати добиваться всего силой!       Но и это не заставляет главу клана Тоётоми обратить внимание на выделяющегося человека, коим был бродяга из клана Маэда – Маэда Кэйдзи. Бродяга отчаялся, однако всё продолжает пытаться докричаться до Тоётоми:       – Хидэёши! Прошу, Хидэёши, выслушай меня! Хидэёши-и!       Маэда и дальше бы продолжал кричать, стараясь нагнать Тоётоми Хидэёши, если бы его не остановили солдаты: они обогнали его лошадь и преградили копьями путь, вынуждая остановиться.       – Впечатляющий настрой, Кэйдзи-кун… – привлекает к себе внимание Такэнака, обходящий столпотворение, чтобы оказаться перед бродягой.       – Хамбэй…       Маэда Кэйдзи хорошо знает стратега Тоётоми, но не понимает, почему тот решил потратить время на беседу. Он хочет найти ответ во взгляде собеседника, однако тот держит глаза закрытыми и прерывает ход мыслей, не позволив прийти к осознанию:       – Ты совсем не изменился. Даже выглядишь так же.       Такэнака наконец открывает глаза. Прожжённый взглядом Маэда вмиг стал выглядеть серьёзным.       – Ты тоже.       Теперь бродяга может оценить настрой собеседника. Такэнака Хамбэй рад серьёзности Маэды и тому, что тот никак не отреагировал на намёк, хоть и понял, к чему были слова «совсем не изменился».       – Мне сообщили о том, что произошло при Тэдоригаве, – переходит к делу стратег, пользуясь сменой настроения бродяги. – Если не ты выступишь, а весь клан Маэда проявит враждебность к Тоётоми, он станет следующей нашей целью. Запомни это.       – Клан Маэда ни за что не поможет Тоётоми в этой резне. Дай мне поговорить с Хидэёши! – вновь распаляется Маэда Кэйдзи.       Такэнаке досадно это слышать. Хоть он и заботится в первую очередь о своём господине, дал совет бродяге, который был когда-то близок ему. Да, Такэнака Хамбэй понимает чувства Маэды Кэйдзи, но не может позволить тому всколыхнуть прошлое. Тем более что, по его мнению, это бы ничего не изменило. Такэнака решает, что пора отрезвить бродягу:       – Взгляд Хидэёши направлен на весь мир.       От этих слов Маэда отпрянул, словно от удара мечом. Весь настрой сходит на нет, и бродяга непонимающе смотрит на стратега, однако глаза того не проясняют ситуацию и лишь блестят твёрдостью и желанием покончить с этим разговором.       – Даже если капризный мальчишка, как ты, что-то выкрикнет, он не услышит, – заканчивает мысль Такэнака.       Видя, насколько ошарашен бродяга, стратег решает смягчить сказанное:       – Вы живёте в разных мирах.       Больше задерживаться Такэнака Хамбэй не собирается. Он разворачивает лошадь и мчится за удаляющейся армией. Оправившийся от слов Маэда выкрикивает стратегу вслед:       – Куда вы направляетесь? В Сюкоку?       Вопрос его остаётся без ответа. Маэда Кэйдзи сдаётся, и солдаты следуют за стратегом, оставляя бродягу позади.       Сейчас Маэда морально сломлен, поэтому не может сдвинуться с места и всё, что ему остаётся – смотреть на клубы пыли, поднявшиеся из-под копыт лошадей армии Тоётоми. Однако не в духе бродяги сдаваться так просто. Он соберётся с силами и предпримет ещё одну попытку в следующий раз. А пока ему нужно ждать возвращения Тоётоми.       Ворон почти поддался на уловку змея, но надежда, живущая в его сердце, спасла от необдуманных действий. Блеф был раскрыт, но змей ещё верит в то, что всё пойдёт по его плану. Оба не хотят, чтобы им лезли в душу, и скрывают свои переживания, даже не подозревая, что имеют общую склонность: винить себя, когда на самом деле на ход событий влияла ситуация. В момент осознания такой вины к ворону приходит воспоминание, одновременно сладкое и горькое, и он принимает его. В то же время прошлое, которое не хочется вспоминать, нагоняет того, кто стремиться вычеркнуть его из своей жизни. Понимая, что это может привести к неприятным чувствам, змей преграждает ему дорогу. Но долго ли можно бежать от прошлого? И к чему это может привести?