Lovers

Солнце перевалило заполдень. Под всадником всхрапнула резвая кобыла, что последние часов семь несла на себе человека и его тюки. Под икрами задрожали бока животного, она чаще переходила на рысь, но мужчина вновь подгонял её в галоп, хоть и понимал — долго она везти в таком темпе не сможет. От силы час—полтора, но если он загонит лошадь до смерти, то остальной путь придется преодолевать на своих двух, а это значит то, что он сделал и собирался сделать в недалеком будущем — все зря. Песок хрустел на зубах, не спасал от него и платок, закрывавший лицо, кожа скрипела, стираясь об седло, зной не давал толком дышать, пыль и слепящий солнечный диск только снижали его шансы добраться до станции, чтобы сменить живую лошадь на паровоз. Если не успеет вовремя оказаться на пересадочной остановке, то может смело представить себя вздернутым на виселице, или ему в этом помогут. Майкл пытался обогнать время, но кобыла тряхнула густой гривой и вовсе перешла на шаг. Не сумев сделать десяток шагов лошадь припала на колени, заваливаясь на бок. —Нет-нет, — всадник соскочил на ноги, прежде чем животное придавило бы его собой, — давай, родная. Осталась пара миль. Мужчина потянул узды, но тщетно. Кобыла лишь жалобно заржала, потряхивая косматой головой, словно понимала что гнать им еще минимум пять, и полностью легла на раскалённый песок, фыркая. Из легких животного вылетали сиплые вздохи — Майкл упал рядом: —Прости, — он погладил кобылу по морде, — пожалуйста, вставай. Дойдем шагом, а там еда и вода. Лучшее стойло для этой малышки. Уговоры с шутками не помогали. Кобыла хрипела, ноздри гоняли воздух, а грудь заходилась в неровных вздохах. Назад пути нет. Майкл еще раз похлопал животное по упругой шее и поднялся на ноги — время не на его стороне. Быстро разобравшись с мешками, всадник вновь опустился к лошади. Трудно было расставаться с верным другом, что отслужил ему верой и правдой, но выбора у него нет, как и возможности долго прощаться. Майкл выпрямился, у него самого точно как у коня раздувались ноздри от резких вдохов — воздух стал острее и тяжелее — рука дрогнула, но он все же достал из кобуры револьвер. Двери салуна с грохотом раскрылись, выпуская в застывший нагретый воздух, смрад дешевых сигарет, не лучшего алкоголя и сладких духов девиц. На крыльцо, в пыль и лошадиную мочу, вывалились трое ковбоев, что не поделили танцовщицу. Время только подтянулось к обеду, а мужики успели налакаться кислого Бурбона. Расправа назревала крупная, еще полчаса назад эта троица дружно шагала в сторону бара, а теперь наперебой вызывали друг друга на дуэль. Из зала всех троих и каждого отдельно поддерживало «яблоко раздора». Девушка хихикала, стенала и заламывала руки, как это бывает в кинофильме, горячие ковбои, слыша даму трех сердец, изнывающую без мужского плеча, заорали пуще прежнего, пока по улице не разлетелся оглушающий выстрел. Возня на крыльце прекратилась, троица подняла головы от начищенных до блеска казаков к, сияющей в солнечных лучах, остроконечной звезде шерифа. —Что произошло на этот раз? — Буднично уточняет новоявленный. Однако вместо простого и понятного ответа, трио загалдело с новой силой. —По одному, черт побери, — рыкнул полисмен, — трещите с самого утра, хуже баб. —МакЭвой, эти ублюдки... — начал первый. —Сам ты ублюдок, — его товарищ потряс кулаком. — Шериф, клянусь могилой матери! —Да ты даже не знаешь свою мать, — встрепенулся третий. —Кто ты такой, чтоб так говорить об этой прекрасной женщине? И ссора вспыхнула вновь. Джеймс лишь устало потер переносицу. Тени легли длинными полосами, пересекая красный песок. Утренних дуэлянтов выпустили из камеры, но напоследок шериф благословил их в кабак, дабы пригубить остатки разбавленного Бурбона. МакЭвой уселся на скрипучее кресло-качалку, что досталось ему в наследство от почившего отца, закинул ноги на перила участка. Только успел прикурить сигарету, как к дверям подбежала юная мадемуазель Милли. Очаровательное наивное дитя, запыхавшись, прижала совсем не детские, из-за постоянной работы на постоялом дворе, ручки к груди и, столкнувшись взглядом с шерифом, затараторила: —Бог милостив, шериф. Хорошо, что я застала Вас тут. МакЭвой пожевал сигарету, обреченно выдыхая, и потушил её об подлокотник кресла, где чернело пятно постоянных перекуров. Он поднялся с места и жестом пригласил девушку сесть. Милли по всем приличиям раскланялась в реверансе и уселась в кресло. —Выдохните, юная леди, что стряслось? —Ох, сэр, Вы же знаете, моя бабушка плоха в последнее время. Ей все везде чудится... —Милли, короче. —К нам пришел мужчина, попросил найти ему самого быстрого коня. Сказал чтоб никого к нему не пускали, заплатил десять долларов, вообразите только! — Девушка всплеснула руками. Джеймс снял шляпу и зачесал влажные волосы пятерней назад. Богатый постоялец — всякое бывает. —А я здесь при чем? —Вот как раз при чем. Моя бабушка плоха и нынче подозревает каждого. Она просила кланяться Вам в ноги и умолять проверить этого мужчину. Я слезно уговаривала её не шуметь, но Вы же знаете какая она у меня. Понятно. Мадам Солдерс одна из первых, кто пришла в городок Боди, когда нашли залежи золотой руды, и открыла постоялый двор для добытчиков, после для их семей, а теперь тут разъезжают скотопромышленники и охотники за головами. У нее самый старый бизнес, который никогда не сойдёт на нет. Отказывать пожилой даме в проверке гостя он не имел права, поскольку мадам Солдерс знала его с детских лет, к тому же приезжий должен понимать, хоть они и на отшибе цивилизации, но здесь такие же порядки. Шериф опустился на одну ступень, молча подавая руку девушке. Мадемуазель подобрала полы затертого платья и кокетливо опустила глазки, подхватывая МакЭвоя под руку. На постоялом дворе как обычно шумно. Снует прислуга, под ногами крутятся куры, на цепи рычит пес, пахнет сеном и лошадьми, а всем этим беспорядком руководит бойкая старуха, что переживет совсем молодого полисмена на сто лет. Оказавшись дома, юная леди выскальзывает из рук, обращаясь к мадам. В первый раз, когда шериф МакЭвой стучит в дверь комнат, что оплатил пришелец, ответом ему тишина. Но он вновь стучит, и с той стороны раздаются шаги. —Доброго вечера, сэр, — стоит гостю распахнуть дверь, начал МакЭвой. Он по всем правилам снимает шляпу, позволяя непослушным кудрям рассыпаться к плечам, — могу я войти? Пришелец окидывает взглядом полисмена с ног до головы, цепляясь за его значок, и медленно кивает, шире открывая дверь: —Прошу прощения, шериф, я не ждал гостей. В комнате нет вещей. МакЭвой обводит глазами спартанскую обстановку — в дальней стороне дымится лохань, и на этом все. —Я не отниму у Вас много времени. Меня зовут Джеймс МакЭвой — шериф здешнего округа. Дошел слух, что Вы ищите резвую лошадь, и я хотел бы удостовериться что у Вас все в порядке, иначе куда так торопитесь? —Как быстро разлетаются слухи, — усмехается гость. —Не вините их. В нашем городе одна улица и слишком много женщин. Они беседуют несколько минут. На все вопросы шерифа пришелец находит ответы, которые ничего в себе не несут. Ему удается узнать только что гость держит путь до железнодорожной станции, находящейся в нескольких милях к северу от городка Боди, и имя самого гостя — Майкл. Шериф пожимает на прощание сухую руку, советует мужчине посетить салун, расположившийся у самого въезда в город, однако тот соглашается только при условии что увидит МакЭвоя там же. Закрыв за собой дверь, Джеймс улыбается. В кабаке душно. Люди пьют и тут же курят сигареты или сигары, девушки в пышных юбках с рюшами маневрируют между гостями, подавая еду и подливая солодовый виски, что владелец разбавляет водой. Самое интересное — все это знают, но упорно возвращаются в заведение ради сытной еды, непрекращающейся музыки и сочных девиц. Ковбои играют в кости, а стол, за которым сидел еще один полисмен, скинули ставки на покер. Шерифа почтительно встретили, но он лишь коротко кивнул головой — сейчас он такой же гражданин как и остальные. Джеймс распаляется спустя две партии. Ему неплохо везет, и он с легкой руки оплачивает друзьям выпивку. Пока ждал тучного владельца с Бурбоном, к барной стойке подошел Майкл. Он лукаво улыбнулся, склонился к МакЭвою, стараясь перекричать музыку и пляшущие пары: —Вижу Вам везет, шериф. —Сегодня фортуна на моей стороне, но нужно вовремя остановиться, — в ответ хохочет Джеймс, — так и без последних штанов можно остаться. —Сыграем на Ваши брюки? — Майкл опрокидывает в себя остатки пресного пива. Джеймс опускает осоловелые глаза к затертой барной стойке. Пришелец позволяет себе слишком многое, но умудряется провернуть все так, что щеки у шерифа покрываются румянцем, хотя он списывает все на алкоголь. К столу они возвращаются вместе. Джеймс представляет гостя остальным и ставит на кон собственные брюки под удивленные взгляды, но все охотно берутся за партию. Под громкий хохот шерифу почти удается остаться в исподнем, если бы не истошный вопль, раздавшийся с улицы. Музыка прекратилась. Девицы застыли в руках ковбоев, а владелец салуна опустил руки под бар, где схоронилось ружье. Джеймс переглянулся с Уолли, вторым полисменом, и поднялся с места. Мимо кабака прогрохотал топот копыт, в ночное небо выпустили несколько пуль, а полисмены сорвались на крыльцо. По улице разъезжала пятерка всадников в форме конфедеративной армии, палящая в воздух и взывая к ответу. Жители разбегались в стороны из-под мчащих лошадей. Джеймс приказал товарищу остаться возле салуна, а сам вышел на середину улицы, выстрелив вверх. —Кто ты такой? — К нему на рысаке подъехал один из конфедератов. На его шляпе красовалась пряжка шерифа, — я шериф Локкер, из Аризоны. Мы ищем одного ублюдка, сбежавшего с копей. Наездник кружил возле МакЭвоя, конь под ним фыркал и норовил наступить мужчине на ноги, поднимая клубы пыли. —Вы являетесь в мой город, наводите шороху поздним вечером, требуя с меня ответов? Вы не в своей юрисдикции, сэр, — Джеймс убирает револьвер. — Шериф МакЭвой, округ Калифорния. Может поговорим в участке? Расхаживая по залу, Локкер рисовал портрет разыскиваемого беглеца, а Джеймс кусал губы — преступник был похож на Майкла Фассбендера, что остановился у них. Как представитель закона он обязан был выдать его конфедератам, но что-то было не так. Пазл не складывался. МакЭвой потер заросший подбородок — по словам аризонского шерифа преступник улизнул с золотых копий, прибрав к рукам с десяток слитков, но если Майклу нужен был конь — значит добыча не слишком тяжелая. Ковбойские лошади хоть и выносливые, однако нести несколько часов сотню фунтов золота что-то невероятное. Локкер врет. Шериф ждет когда Джеймс обратит на него внимание, и тот, изображая признательность, направляет пятерых конфедератов в сторону станции. Он одновременно и обманывает, и дает единственный верный ответ. Ему нужно лишь оттянуть время, чтобы успеть направить депешей запрос в аризонский округ для выяснения насчет Локкера, а заодно самому связать Майкла и передать его властям Калифорнии. Как бы угрожающе не выглядел шериф соседнего штата, сейчас он не на своей земле и у Джеймса все козыри на руках. Уже на выходе, МакЭвой перехватывает Уолли и просит его срочно отправиться в постоялый двор, чтобы перехватить Майкла, до того как тот решит сбежать. Сам же шериф вызывается проводить пятерых солдат до выезда из городка и указать им точнее путь до станции. —Почему ты не сказал им правду? —Уолли одернул шерифа, когда тот вернулся в участок за собаками. —Они не армия, и тем более не являются земельной конторой. Он представился как Локкер, а на значке выгравировано Локкхарт. Это преступники. Улица опустела, все салуны закрылись с появлением первых искрящих звезд в черном небе, только собаки взахлеб лаяли, несясь наперегонки с лошадью. Майкл сбежал — как очевидно. Только у шерифа на этот счет были другие планы. В пустыне преступник замерзнет, температура опускается с каждой минутой, без коня он далеко не уйдет. Перерыв комнаты, в которых несколько часов провел Фассбендер, полисмены ничего не нашли. Навьюченный слитками Майкл быстро захиреет и Джеймс вернет его в участок. За спиной раздается топот, вой гончих и ржание лошади. Майкл делает поправку на ветер, у него в запасе минуты четыре, чтобы спрятаться между песочных дюн, но если полисмены спустили собак, то ему не укрыться. Он бежит дальше вглубь пустыни, с толикой надежды что псы потеряют след, но сил становится меньше, холщовые мешки тянут руки, и Майкл сдается. Его окружает свора, запугивая бесперебойным лаем, но не нападая на беглеца, а спустя минуту перед ним оказывается шериф. —Вас ждет наказание согласно Вашим деяниям! —Я на проповеди или ты меня арестуешь? — Фассбендер ухмыляется, хоть Джеймс и не видит. —Из-за тебя могли погибнуть невинные! Поверить не могу, что ты обманул меня. Мне стоило еще при первой встрече посадить тебя под амбарный замок. Лошадь аккуратно встала рядом с Майклом и тот, скрепя сердце, закинул мешки на круп. Шериф ловко перехватил запястья беглеца веревкой, примотав к седлу, и свистнул собакам мчаться домой. На подходе к участку у Фассбендера подкашиваются от усталости ноги, а остаточный путь он и вовсе преодолевает на коленях. Запястья стираются до крови, но все это пустяки в сравнении со злостью, плескавшейся внутри лазурных глаз молодого шерифа. Его подхватывают под руки, почти занося в камеру. Джеймс хоть и злится на него, но все же посылает Уолли к цирюльнику, пусть тот не будет рад ночному визиту полисмена. Сэр Уилфред Милс спрятал пенсне в нагрудный карман и устало поднялся с табурета. В потёмках, едва выхваченных светом керосиновой лампы, он обработал руки Фассбендера, перемотав бинтами, смоченных в виски. Уолли согласился проводить пожилого цирюльника до его дома, пока МакЭвой расхаживал перед камерой взад-вперед, разве что не высекал искры шпорами. Молчание никто не нарушал — Майкл лишь покорно опустил голову к груди, потирая запястья, но когда он поднял взгляд, то сорвался с места, прижимаясь к литым прутьям. Джеймс откинул дулом револьвера холщовую тряпку, и из нутра на него смотрели хрустящие зеленые банкноты. —Не трогай эти деньги, шериф, — Фассбендер сжал в ладонях железо, — от них одни беды. МакЭвой цокнул языком. Он не верит во всю эту чепуху с проклятиями и присказками. Возраст, когда его можно было запугать подобными байками, давно позади. Сейчас больше пугают настоящие люди, как тот, что сейчас по ту сторону решетки, тот, что способен соврать и глазом не моргнёт. Шериф выдохнул сквозь сжатые зубы. Резко развернувшись, Джеймс стремительно подходит к камере. —И ты веришь в эту ересь? —Я же за решёткой, — улыбается Майкл. У мужчины усталый вид. Лицо в пыли и каплях высохшей крови, от него пахнет лошадью, потом и кислым пивом, но он продолжает улыбаться, всматриваясь в лицо шерифа, сбитого с толку. Сейчас Фассбендеру нужно договориться с полисменом. Если за ним вернутся бывшие подельники, то на тот свет отправится не один житель городка. Он плотнее вжимается в прутья, сокращая расстояние до лица молодого шерифа — можно даже почувствовать запах терпкого виски, что недавно пил Джеймс, отыгрывая свои штаны. —Отпусти меня, шериф, — шепчет Майкл. — Ты же понимаешь, ты не глупец — оттянуть время это не обыграть судьбу в кости, они уже едут обратно, а за твою ложь здесь вырежут всех. И начнут с белокурой Милли. —Замолчи! —Джеймс не узнает свой голос. Он хватает Фассбендера за рубаху и встряхивает, — у них нет на это прав. А тебя предадут справедливому суду! —Если я до него доживу, — Фассбендер запрокидывает голову и смеется. Вода, в которой сидел шериф, отмывая грязь и пыль, остыла, сигарета тлела в пальцах, а мысли кружили вокруг слов беглеца. Людям, кого он ввёл в заблуждение, терять нечего, и они действительно могут вернуться в город ради мщения. Позволь полисмен Майклу скрыться с деньгами на самом быстром скакуне, их куда больше будет волновать МакЭвой, что открыто солгал. Джеймс перевел взгляд на холодное серебро лунного света, бьющегося в окно, а в голове сталь глаз Майкла, его заискивающие ухмылки и неоднозначные слова. Шериф тяжело выдохнул и потушил сигарету. Утро полисмен встретил в участке. Он отпустил Уолли домой, привести себя в порядок перед утренней проповедью. Здороваясь с проходящими мимо ковбоями и их женами, Джеймс все так же смолил сигареты. Продолжал крутить в голове все рациональные пути, чтобы избежать стычки с вооруженными конфедератами, но в одном заключенный был прав — они не остановятся, заполучив деньги и предателя. Майкл не увидит суд. Когда МакЭвой оказался возле камеры, Фассбендер даже не поднял головы со скамьи, на которой лежал. И так было понятно для чего шериф вернулся к нему — чтобы сохранить в городке мир и стабильность, Джеймс пойдет на отчаянные меры. Не то чтобы Майкл рассчитывал на это, но он сделал ставку на благородство молодого шерифа, и не прогадал. В МакЭвое боролись две сущности — желание поступить правильно и судить преступника по всем законам, а вместе с тем обезопасить людей, что доверили ему свои жизни и спокойствие. Щелкнул замок, на что Майкл растянул рот в усмешке. —Возьмешь моего коня, и чтобы духу твоего не было здесь, — слова даются шерифу с трудом, но сейчас нужно чтобы Фассбендер ушел в пустыню как можно дальше, пусть даже пропадёт в ней со своими деньгами. —Я уведу их от города, — ковбой поднимается на ноги. Проходя мимо Джеймса, он останавливается в попытке заглянуть в лазурные глаза и увидеть в них толику благодарности, но шериф чуть краснеет и отворачивается. Майкл собирался сказать, что тот поступает разумно, что не стоит корить себя за стремление быть в безопасности, но слова застревают в глотке — на улице опять пальба, вопли и ржание лошадей. Мужчины не сговариваясь выбегают на крыльцо, а от самой церкви, где едва закончилась месса, мчится знакомая пятерка конфедератов. Под копыта лошадей попадают люди, клубы пыли летят в небо и щелчки кнута рассекают воздух. —Надо отвлечь их от людей, —Джеймс хватает Майкла за руку, указывая на лошадей. Тот лишь кивает головой и в два шага оказывается у стойла, пока шериф, прихватив мешки денег, приматывает их к седлам. На ответный выстрел в воздух шериф Аризоны обращается к двум всадникам в начале улицы. Головорезы быстро теряют интерес к беспомощным жителям — весь нюх их направлен в сторону предателя, желторотого полисмена и нескольких мешков наживы. Джеймс убрал револьвер. Он с вызовом смотрел на шайку наездников преступивших закон, и был уверен в правильности своих действий. Лошадь под Майклом бодро всхрапнула, потоптавшись на месте. Стоило конфедератам сорваться в сторону добычи, как пара пришпорила коней и развернулась к выезду из города. В ушах свистел ветер. МакЭвой любит это чувство — как пластично и уверенно движется конь под ним, как у того заходят в восторге бока. Если бы не мысль словить в спину пулю, то он кричал от восторга; но все что ему остается это плотнее прижаться грудью к шее животного и обернуться назад — вся пятерка гнала за ними во весь опор. Шериф подает знак Майклу уходить в сторону, и они берут курс вверх по склону к золотым приискам. Лошади уверено петляют среди камней и поросли, поднимая всадников выше в горы. Джеймс решает подпустить конфедератов ближе, чтобы у него появилась хлипкая возможность метко выстрелить. Перевалив за хребет, они вновь пускают животных в галоп, но уже можно различить окрики от бандитов — долго бежать не получится. И шериф решается на абсурдную импровизацию — конь под ним резко разворачивается мордой к преследователям, а ему остается только вскинуть руку с пистолетом. —Дурак! Раздается выстрел и бок у шерифа тяжелеет. Легкие пропускают вдох, а картинка в глазах заваливается. Джеймс падает из седла и катится кубарем с крутого склона, царапая кожу об острые шипы кустарников, его оружие теряется в зыбучих песках, а сам шериф лихо прикладывается головой об камень. Даже глаза больно открыть, пелена застилает взор и он может различить лишь несколько шляп, вглядывающихся в овраг. Последнее что запоминает МакЭвой как теплая кровь сочится сквозь мундир, пропитывая пески, а тупая боль разливается от затылка по всему телу. Он успел исповедаться прежде, чем бесконечная темнота поглотила его, но истома расползается только от головы, а бок цел. Джеймс опускает глаза к груди и давится собственным криком. Он заставляет себя вылезти из-под мужчины, переворачивая безвольное тело. Сталь светлых глаз обращается к бездонному небу, а МакЭвой встряхивает его за плечи. —Да как же это так? — В горячке бормочет полисмен, — ну же, Майкл! Шериф склоняется над Фассбендером, зажимая рану, но кровь стремительно покидает тело, утекая сквозь дрожащие пальцы. Он соприкасается лбами с мужчиной, сдерживая отчаяние. Все должно было получиться, достаточно было испугать лошадей, но теперь он проиграл из-за собственного безрассудства. На перевале вновь выстрелы, земля дрожит от приближающегося табуна, шерифу на голову сыпется щебень, и с верхушки возникает голова Уолли. —Мужики, живой! — Кричит полисмен за спину. Джеймс МакЭвой не рассчитывал, что ему придется говорить последнее слово человеку, которого знал пару дней, но которому обязан был вторым рождением. Проповедник только захлопнул Библию, закончив отпевать усопшего, а весь городок ждал от шерифа речь. Он обвел глазами присутствующих и выдохнул. —Я не хочу скорби, хочу лишь чтобы эта смерть служила нам напоминанием в каком опасном мире мы живем. Мы не можем обыграть судьбу в кости, но можем обезопасить себя от этого. Только мы сами, — Джеймс поднял глаза к розовому восходу, где горел яркий солнечный диск, — аминь, черт побери.