Лихорадка/Cabin Fever

— Бонтери! — прокричал Энакин через всю палатку, и Асока смущенно закрыла лицо. Какого криффа она вообще додумалась позвать Скайуокера на Карлак? У нее все было под контролем, за исключением только небольшой стычки с Дозором Смерти на другой стороне планеты. Но, будучи ответственным падаваном, она связалась с учителем и объяснила, почему пришлось задержаться с Лаксом. Поскольку Энакин находился неподалеку, то сразу же сюда примчался. А она, еще больше выставив себя недальновидной в свете глупого поступка, рассказала ему, как они с Бонтери пересеклись с мандалорскими террористами. Она, конечно, ценила опеку учителя, но могла бы и сама за себя постоять. — Если ты хоть еще раз попытаешься втянуть моего падавана в свои дурацкие планы мести, тебе мало не покажется, — кричал на Лакса Энакин. — Дозор Смерти? Ты обратился к Дозору Смерти? У меня просто слов нет! Ты хотел, чтобы они тебе помогли, а в итоге ее из-за тебя чуть не убили! — в этот момент ярость дошла до предела, и он начал сыпать ругательствами, как будто не мог найти иных слов. Лакс беспомощно оглянулся на нее. Асока только пожала плечами, пытаясь выразить сожаление по этому поводу. Почувствовав желание Энакина даже ударить Лакса, она вскочила на ноги и схватила наставника за руку. — Все хорошо, учитель! Отпусти его. Пожалуйста. Он посмотрел на нее таким взглядом, словно хотел оттолкнуть, но, к счастью, вскоре отпустил воротник пальто Лакса и отступил назад, пригрозив тому пальцем сквозь сжатые зубы. — Клянусь! — жестко сказал Энакин, даже не закончив фразу из-за кипящей внутри ярости. Но Лакс, должно быть, и так все понял. — Ладно, Шпилька. Пошли отсюда! — он повернулся и выскочил из палатки. — Учитель! — крикнула ему Асока вслед, но он исчез, даже не обернувшись. Отлично. Этого она и боялась. — Прости, — бросила она Лаксу и побежала за Энакином, набросив на голову капюшон зимнего пальто. Вокруг тяжелыми хлопьями падал снег, поэтому разглядеть учителя среди сугробов было нелегко, но возможно. Благодаря только его высокому росту. Какое-то время она пыталась его нагнать, не понимая, в каком направлении шел их путь. Он никак не реагировал на ее крики, поэтому все, что ей оставалось, это продолжать идти за ним и надеяться, что ничего плохого не произойдет. Снег усилился вместе с порывами ветра; вскоре она сумела ухватить его за руку, не позволяя себе отстать. Это еще повезло, что они видели хоть что-то у себя под ногами, не говоря уже о паре метров впереди. Метель сбивала с толку, и уже через несколько минут Асока полностью потеряла представление о том, где они находились. Энакин слегка замедлился. — Это ты перегнала корабль, Шпилька? — с досадой спросил он, дрожа от холода. — Корабль совсем в другой стороне. Я пыталась это сказать, но ты меня никак не слушал, — возмущенно ответила она. И как только им удается вечно попадать во всякие несуразные переделки? — Ну, показывай дорогу, — простучал он зубами, пытаясь хоть как-то согреться. Его волосы белели от снега. Асока схватила его за руку, чтобы не терять из вида, и развернулась, направившись в ту сторону, где, по ее мнению, находился корабль. Становилось все холоднее, но впереди ничего так и не показалось. А Энакин все продолжал дрожать; он покинул палатку без пальто, в то время как она, пытаясь его нагнать, забыла прихватить хоть что-нибудь и для него. По крайней мере, про собственное пальто она не забыла. — Сколько нам еще? — он остановился и, все еще дрожа, сунул левую руку в складки робы. — Не знаю, — призналась Асока, — я ничего не вижу, — она огляделась в попытке сориентироваться. Но ее естественное чувство направления отказывалось помогать в такую метель. — Ну, если в ближайшее время не найдем укрытия, то я скоро превращусь в эскимо, — запинаясь, произнес Энакин. Асока хотела уже сказать, что он сам же в этом и виноват, но потом увидела в его глазах настоящий страх. Она попыталась растереть его щеки и уши перчатками, чтобы хоть немного их согреть; затем, не отрывая ладоней от его лица, она закрыла глаза и погрузилась в Силу в попытке найти верный путь. Однако все смешалось в единый хаос, как будто метель была не просто природным явлением, а штормом Силы. Вокруг не было ни одного знакомого ориентира. Как они вообще умудрились забрести так далеко? В одном только она была полностью уверена: сейчас помощи ждать неоткуда. Даже коммуникатор на запястье никак не работал. Так что все, что им оставалось, это срочно найти какое-нибудь укрытие. Или же самим смастерить. Но так как они сейчас оказались посреди, наверное, огромной снежной пустоши и нигде поблизости не могло быть ни пещеры, ни строения, Асоке оставалось лишь положиться на собственные навыки выживания. Она на ощупь шагнула в сторону, отыскав достаточно высокий сугроб, и стала сгребать снег в одну высокую кучу, укладывая его как можно крепче, чтобы придать твердости. А Энакин с каждой минутой все слабел. — Помоги мне тут выкопать, — попросила Асока. Он, спотыкаясь, подошел и начал возиться со входом в импровизированное укрытие. Задача была не из легких, и он изо всех сил заставлял себя двигаться. Сняв с пояса фляжку, она приказала ему выпить немного воды, часть которой тут же стекла с уголков его рта и замерзла на полпути. Асока стряхнула замерзшие капли и быстро поцеловала его в губы, согревая их, а затем снова принялась углублять укрытие, чтобы там хватило места для них обоих. К счастью, снег оказался достаточно плотным, чтобы без всякой опоры держаться над их головами. Проделав небольшое отверстие в крыше сбоку, чтобы внутрь поступал воздух, она обернулась и увидела, как Энакин внимательно наблюдает за ее работой. Она чувствовала в нем растущий страх, понимая, что их выживание теперь станет делом лишь ее рук. Он, конечно, тоже обладал навыками выживания, однако родился на пустынной планете. Но, что удивительнее всего, он все-таки сохранил способность ясно мыслить даже в такой мороз, пусть температура его тела и неуклонно падала. — Ложись на землю, — приказала Асока. Он немного неуклюже забрался внутрь самодельного укрытия. — Мне не очень хорошо, Шпилька, — запинаясь, произнес Энакин с тревогой в голосе, пытаясь погрузиться в Силу, чтобы защитить себя, но слабость давала о себе знать. — Не бойся, мы справимся! — быстро протараторила Асока. Хотя кого она пыталась убедить? Закрыв единственный вход и проверив целостность вентиляционного отверстия в потолке, она опустилась на колени рядом с ним и стряхнула снег с его волос. Затем сорвала капюшон своего пальто и подложила ему под голову, максимально прикрывая уши. Однако ему становилось все холоднее и холоднее. Не зная, что еще можно сделать, она забралась на него сверху, пытаясь согреть своим теплом. Энакин поднял голову, и его холодное дыхание тут же обдало ее лицо. Засунув его левую руку себе под пальто, Асока почувствовала, как по спине прошелся рой мурашек от холода. Он медленно моргнул; на ресницах застыл чистый лед. Она прижалась к его щеке и слегка потерлась, пытаясь не останавливаться, но он задрожал так сильно, что дрожь передалась и ей. Она ведь была такой маленькой по сравнению с ним. Обняв его за плечи, она изо всех сил старалась увеличить то ничтожное количество тепла, которое только могла отдать своим телом. Асока смахнула застывшую слезу на его щеке. — Пожалуйста, не уходи, учитель, — умоляла она, двигаясь из стороны в сторону всем телом, делая все возможное, чтобы хоть немного согреть Энакина. — Не думаю, что получится… — его голос охрип и как будто надломился. — Не говори так! — воскликнула она. Так холодно. Но и признаваться в собственных сомнениях ей совсем не хотелось. Если метель не прекратится в ближайшее время, они оба через пару часов замерзнут. Энакин закрыл глаза. — Я… — он попытался коснуться ее лица. — Я так г-г-гор-ржусь тобой, — внезапно он запнулся и потерял сознание. Асока старалась удержать слезы, которые сделали бы все только хуже. Ничего подобного не должно было происходить! Она скатилась с него и расстегнула его ремень, снимая табард, состоящий из двух половинок, а затем обхватила одной рукой его голову и шею, в то время как другой  — свою собственную, после чего вернулась к нему на колени и снова засунула его руку к себе под пальто. Прижавшись к его телу как можно плотнее, Асока с трудом заставила себя вновь начать двигаться взад и вперед. Если они хотят выжить, нужно приложить к этому все возможные силы. Она приблизилась и нежно поцеловала его в лоб, а потом опять закрыла голову полосой ткани. Дрожа, она погрузилась в Силу, ища в ней тепло и спокойствие, которое только могло там быть, и заговорила с Энакином вслух, чтобы самой остаться в сознании. Она говорила, как много он для нее значит, она рассказывала ему истории, она пыталась шутить о тех безумных трудностях, через которые им пришлось пройти за последние годы. Что было, пожалуй, сложнее всего. Она больше не злилась за то, что он накричал на Лакса. Она просто хотела, чтобы он проснулся и был жив; она слишком сильно его любила, чтобы сейчас потерять. Казалось, прошло не меньше пары часов, прежде чем Асока ощутила изменение в погоде. Прошла ли метель? Она посмотрела на Энакина, ища признаки жизни. К счастью, каким-то образом в нем еще теплилась жизнь, и Асока чуть не заплакала от облегчения. Она почти вся онемела, когда заставляла себя двигаться снова и снова, чтобы согреть Энакина. Она сползла с него и стала пробираться сквозь снег, пытаясь найти выход. Снаружи снег еще падал, но относительно недалеко уже были видны какие-то строения. А еще стало немного теплее. Сначала она хотела оставить Энакина и пойти за помощью, но сразу же отказалась от этой идеи. Разломав все укрытие, она вытащила Энакина наружу. Он казался намного тяжелее, чем обычно, но лишь благодаря собственной решимости ей удалось дотащить его до хижины. Она постучалась в дверь, но никто не ответил. Снег, кажется, снова начал усиливаться. — Простите, — сказала Асока вслух хозяину, где бы тот ни был, и пинком распахнула дверь, втаскивая Энакина в хижину. Внутри оказалось так же холодно, но, по крайней мере, здесь имелся камин с дровами, в котором можно было разжечь огонь. Что она и сделала, пытаясь согреть руки, чтобы потом ими же передвинуть Энакина ближе к огню. Она принялась обыскивать комнату в поисках хотя бы пары одеял, и сложила стопкой перед огнем то, что нашла. Но так как их одежда промокла насквозь, стоило как можно скорее от нее избавиться, чтобы было проще согреться. Правда, ничего кроме одеял в хижине она не нашла. Никакой запасной одежды. Асока вздрогнула от холода, когда по ее спине потек тающий лед, и быстро сняла пальто, наконец почувствовав тепло в хижине. Она стянула мокрые перчатки и протянула руки к огню, растирая холодные ладони. Затем она перевернула Энакина на расстеленное одеяло и принялась стаскивать с него сапоги, перчатки и мантию. Пальцы наткнулись на свадебные узы, по-прежнему обвязанные вокруг механического запястья. Асока и не знала, что он до сих пор хранил их при себе; губы задрожали от внезапного прилива эмоций. Было странно, конечно, раздевать Энакина, но избавиться от мокрой одежды надо было в любом случае. Она слегка вздрогнула от волнения, стараясь исключить любую возможность наслаждаться этими действиями, постоянно напоминая себе, что речь идет лишь о выживании. Но ведь они так и не совершили заключительный ритуал… Она встряхнулась. Сейчас надо думать совсем о другом. Хотя перспективы уже так не пугали — наверное, из-за того, что он чуть не умер. Сняв штаны с Энакина, она накрыла его парой одеял и разделась сама. Он еще не очнулся, но Асока чувствовала, что температура его тела вновь возвращается в нормальное состояние, и надеялась, что все будет хорошо. Она завернулась в одеяло и прижалась к Энакину, лежащему возле огня. Это испытание измотало их обоих, но, по крайней мере, теперь они были в безопасности.

***

— М-м-м, — простонал Энакин. Пронизывающий холод уже отступил, да и сам он, кажется, остался жив. Растерянно оглянувшись по сторонам, Скайуокер часто заморгал, пытаясь понять, что это за место. В ногах стоял стул, на котором висели как его штаны, так и джедайская роба. Он приподнял пару одеял и с удивлением обнаружил, что был полностью голым. Посмотрев налево, он увидел уже Асоку, которая, крепко прижавшись к нему, свернулась под боком. Она выглядела такой умиротворенной и спокойной, когда спала, издавая тихие звуки во сне. По которым он так сильно скучал. Поженившись полтора года назад, они по-прежнему старались уважать границы друг друга. Он не хотел ни торопить ее, ни, что еще хуже, толкать на нечто такое, чего она никак не хотела. Из всего этого ожидание оказалось самым мучительным, но Энакин знал, что когда они в конечном счете решатся на последний шаг, он будет того стоить. После возвращения к джедаям и войне, близость, которую они испытали на Шили, сохранять как раньше было трудно, пусть они и проводили украдкой какое-то время друг с другом. Но в основном их отношения продолжались как раньше, превратившись только в своего рода молчаливый разговор, который осуществлялся взглядами и взаимными прикосновениями. Все это хорошо воспринималось, но уже не приносило такого удовольствия. Расставание с Падме оказалось самой трудной частью — тем более что после этого им обоим еще приходилось несколько раз сталкиваться в условиях войны. Падме восприняла расставание совершенно спокойно, но Энакин чувствовал себя крайне неудобно, когда пытался объяснить причину. Что оставило зияющую рану, которую, наверное, никогда не удастся залечить. По крайней мере, с ним все еще была Асока, и когда войне настанет конец, может, у них получится быть вместе по-настоящему. Энакин опустил взгляд, и слегка спущенное одеяло дало ему понять, что на Асоке тоже не было никакой одежды. Он удивленно приподнял бровь. Что именно им пришлось сделать, чтобы окончательно не замерзнуть? Последнее, что он помнил, это как она продолжала тереться о него всем телом, пытаясь согреть своим теплом. Чем бы он, наверное, сполна насладился, если бы от холода так невовремя не потерял сознание. Ее прикосновения были мягкими и теплыми; ему все сложнее и сложнее становилось контролировать собственные желания, для чего приходилось в буквальном смысле рубить на корню все мысли. Энакин попытался отвести глаза в сторону, но его взгляд тут же приковал маленький кусочек обнаженной кожи, показавшийся из-под одеяла. — Асока, — прошептал он, высвободив собственную руку, на которой до этого лежала тогрута, а затем слегка потряс ее за плечо. Она пошевелилась и потянулась, обнажив при этом грудь, и Энакин уже не смог заставить себя отвести взгляд и перестать смотреть на нее в мерцающем огне камина. Только его руки остались неподвижны — все, на что он был способен. Он попытался избавиться от этих мыслей, но те никак не желали уходить. — Э-эм, Шпилька… Не пойми меня неправильно, я счастлив, что остался жив… но что именно мы делали? — ну, такой вопрос возник наверное потому, что если они действительно занимались чем-то подобным, он все же предпочел бы в тот момент находиться в полном сознании. Асока повернулась к нему лицом, слегка прищурившись. Темные ресницы едва коснулись щек, венчая ее прекрасные голубые глаза, которые отражали теплое сияние огня. Она выглядела настолько соблазнительно, что у Энакина уже практически не оставалось никаких сил. Она зевнула. — О чем ты? — спросила она по-прежнему сонно, еще сильнее прижимаясь к его телу. Голос прозвучал мягко и в то же время страстно. Либо она еще не до конца проснулась, либо ей очень нравилось находиться настолько близко к нему. А Энакин и не возражал. Он уже давно с огромным нетерпением ждал подобного момента, конечно, в надежде, что не умрет раньше срока. — Ну, — протянул он, показывая на ее грудь, — почему мы оба голые? — Асока посмотрела вниз и сразу же прикрылась руками, подняв взгляд, полный смущения. Теперь-то она точно проснулась. Ее темные губы слегка задрожали. Неужели она до сих пор боится идти дальше? — Мы оба промокли до нитки, когда наконец добрались сюда. Я думала, так будет проще согреться, — она густо покраснела, из-за чего полосы на ее монтралах заметно посветлели. Энакин смотрел, как она нервно кусает нижнюю губу, и в этот момент желание поцеловать ее загорелось как никогда раньше. Он так сосредоточился на множестве мыслей, проносящихся в голове, что совсем забыл о том, что она ждет от него ответ. — И я не могла позволить тебе умереть, — за него совсем тихо добавила Асока. Она хотела сказать что-то еще, но Энакин коснулся пальцем ее губ, чтобы остановить. Ему показалось, или в ее глазах пронеслось возбужденное мерцание? Он провел механическим пальцем по ее нижней губе, а затем перешел к узору в форме крыла на щеке. Когда они оказались посреди снежного безумия, он хотел только сказать, как сильно ее любит, потому что смерть, как казалось, подобралась слишком близко. Так и было. Теперь же он с восхищением изучал ее тело, в котором стали преобладать преимущественно женственные черты. Изгибы фигуры в тех местах, где нужно: сама Асока, безусловно, оставалась мускулистой, но в разумных пределах. И уж точно она теперь не походила на ту маленькую девчонку, которую пару лет назад ему отдали на обучение. Энакин на самом деле ее любил, и это факт. А после насыщенной недели на Шили чувства к ней только усилились. Он отвел взгляд, чтобы ни к чему ее не принуждать, и услышал, как она вздохнула, прежде чем подняться и сесть. Ему открылся полный вид на ее обнаженную спину до самого низа. Энакин, конечно, часто видел ее спину, но так, чтобы… Он прикусил губу. Вот черт! Асока поднялась на ноги, по-видимому, совсем не осознавая, что одеяло нисколько не скрывает ее фигуру сзади. Лежа рядом с мерцающим огнем камина, он чувствовал его уже не возле себя, а внутри, и это пламя разгоралось все ярче, ярче, с каждым новым изгибом ее тела, за который только цеплялся глаз. — Асока, — выдохнул Энакин хриплым голосом. Она удивленно обернулась, попытавшись скрыть такой же голод в своих глазах. Но он все видел. Асока наконец поняла, что одеяло прикрывало ее только спереди, и быстро обернулась и со спины. Энакин с разочарованием посмотрел на нее. — Иди ко мне, — сказал он. Крепко держа одеяло, она опустилась рядом на колени, но все же сохраняя некоторое расстояние. Потянувшись к ней, он коснулся руки тогруты и переплел вместе их пальцы. Она слегка задрожала, смотря на сцепленные руки. — Спасибо. Спасибо, что спасла меня. Она кивнула. — Защищать учителя — обязанность ученика. Энакин поднес ее руку к своему лицу, провел по щеке, а затем нежно поцеловал. Асока с сомнением смотрела на него, но ее желание в Силе было довольно очевидным. Она не очень хорошо его скрывала. Но была ли она готова прямо сейчас? Пойдет ли на такой шаг? — Это моя обязанность, — мягко сказал он с улыбкой. Асока не стала спорить, продолжая смущенно смотреть на него. — Давай, ложись обратно. — Не думаю, что это хорошая идея, — прошептала она, выдернув свою руку. — После такого испытания, выпавшего на нашу долю, думаю, учителю следует утешить своего испуганного падавана, — подразнил Энакин. — Но я не боюсь, — ответила Асока. Он закатил глаза. — Ты не боялась, что я умру, Шпилька? А вот это обидно! — он изобразил на лице потрясенное выражение и надул губы. — Я боялась, но теперь уже нет, — возмущенно фыркнула она и отвернулась. Ее грудь поднималась и опускалась, прикрытая одной только тканью. Ему так хотелось заключить тогруту в крепкие объятия, однако он чувствовал, что с каждым мгновением она все больше отстраняется. «Пожалуйста», — мысленно взмолился он. — Но, может быть, на этот раз утешение нужно учителю, — Асока обернулась и посмотрела на него. Он наблюдал за отражением огня в ее голубых глазах, который, казалось, придавал им еще больше жизни. Глаза были гораздо глубже, чем кто-либо мог себе представить. Защита Асоки действительно была его обязанностью, но в защите она редко нуждалась, что частенько портило все веселье. Однако, находясь рядом с ней, Энакин впервые почувствовал себя в полной безопасности — именно это лучше всего запомнилось. Она пристально на него посмотрела. Правильно это или неправильно, но он хотел обладать ею прямо сейчас. Хотел всеми мыслимыми и немыслимыми способами. И это желание доставляло неудобство и ему самому — а что чувствовала от него Асока, было невозможно представить. Но если она скажет «нет», Энакин остановится. Его собственное желание вполне можно отбросить куда-нибудь в сторону. Он не станет делать что-либо против ее воли. Наконец, она улеглась рядом с ним и повернулась спиной, уж точно не собираясь облегчать ему задачу. Энакин перекатился к ней, оказавшись почти вплотную к ее спине. Он так хотел прикоснуться, почувствовать ее, вдохнуть запах. Теперь в комнате стало даже жарко, особенно возле камина. Хотя тепло исходило и от их тел. Он прислонился щекой к ее спинному лекку, а механическая рука, словно обретя собственный разум, сбросила с тогруты одеяло. Энакин легко провел металлическими пальцами вверх по ее ноге к бедру. Закрыв глаза, он представил себе, какой на ощупь могла быть кожа и что при этом чувствовала Асока сквозь Силу. Губы нашли ее плечо, и он провел небольшую дорожку из поцелуев. Она слегка вздрогнула, но не стала сопротивляться. — У тебя губы холодные, — прошептала Асока. — И рука. — Так помоги мне согреться, — тихо простонал Энакин. Она повернула голову, глядя на него через плечо, и он наклонился, встретившись с ее приоткрытыми губами. Он прижался к ней, расположив металлические пальцы на ее животе, чтобы прижать тело к себе еще ближе. Асока схватила его механическую руку и тут же потянула вниз. Энакин поймал нижнюю губу зубами и прикусил ее. Она в ответ закатила глаза и вздохнула. — Энакин… — выдохнула Асока, когда он покинул губы и оставил поцелуй на шее. — Скажи, что ты этого хочешь, — прошептал он, проведя пальцами по ее мягкой коже, уже не в силах вынести растущую в нем потребность. Он приподнял механическую руку вверх, касаясь шеи и ощупывая линию подбородка, перейдя затем к лекку. Она сопротивлялась под его напором в Силе, и Энакин сейчас больше всего не хотел, чтобы она ответила отказом. Она зажгла свечу в самой темной части его сердца, в той части, что боялась всего. Он разозлился на Лакса за то, что тот подверг Асоку смертельной опасности из-за какой-то глупой выходки. Энакин просто обязан был рассердиться, потому что она находилась под его ответственностью и защитой. Но теперь стала понятна и более серьезная причина: Асока пробудила в нем дракона, от которого он не мог убежать. Который всегда вставал на пути. Из-за которого он так и не научился отпускать людей, к которым привязался. Как бы они себя ни вели друг с другом, в Асоке он все равно видел свою жену. Сама церемония на Шили, может, и была случайностью, но это нисколько не изменило его чувств. Асока отстранилась, села и повернулась к нему лицом. Он лежал на полу, полностью открытый и беззащитный. Видела ли она все это? Понимала ли? Могла ли ощутить в нем страх, растущий вместе с ожившей потребностью? Она долгое время молчала. Энакин знал, что сейчас полностью открыт в Силе. Знал, что она читает его мысли. Он чувствовал ее присутствие подобно тысяче крошечных булавочных уколов. Плохая идея — так она узнает слишком много. Но когда он вновь посмотрел на ее лицо, горящее пламенем, которое внезапно вспыхнуло и в его душе, то понял, что просто не может закрыться, возведя глухую стену. Он чувствовал слабость, может, от холода, может, от близкой смерти… а может, и от присутствия Асоки. Нехороший знак, и по мере того, как тянулись минуты, он чувствовал, что непременно сойдет с ума, когда эта слабость его поглотит. Она отбросила одеяло, которым прикрывалась, и толкнула Энакина обратно на пол, подползая к нему. — А ты скажи, чего хочешь, — сказала она голосом, который напомнил ему мурлыканье лот-кота. В голове пронеслись миллионы мыслей насчет того, что именно ему хотелось бы с ней сделать. Почувствовать, исследовать, испытать. Но в глубине души он понимал, что Асока спрашивает его не об этом. Глаза спустились вниз по ее лекку, как будто те нарочно вели к груди. Синие полосы на отростках приобрели насыщенный оттенок. Он снова посмотрел на Асоку, надеясь, что его взгляд уже достаточно много сказал. Энакин сглотнул. — Я хочу всего, Шпилька, — всю ее. — Хорошего, плохого, правильного, неправильного… абсолютно все, — она наклонилась вперед, бросая взгляд на его губы. Сердце взволнованно застучало. Он терпеливо ждал в предвкушении, но Асока так и не прикоснулась к нему. — Как ты думаешь, чего хочу я? — спросила она, и теплое дыхание коснулось его кожи. — Скажи, пожалуйста, — ответил Энакин, почти извиваясь от желания дотянуться до нее, от желания наконец положить конец этим мучениям, которые она причиняла ему своими дразнящими движениями. Он чувствовал ее так близко. Между ними оставалось крошечное расстояние, и она почти касалась его, касалась всего, чем он был. Что могло быть ужаснее? — Быть вместе по-настоящему — сказала она наконец, двигаясь вдоль его тела, но при этом по-прежнему не касаясь. — Я понимаю, что сейчас это невозможно, но я просто хочу, чтобы ты знал, — Энакин увидел, как в ее глазах загорелись звезды, и это снова перенесло его на Шили, в тот момент, когда они наслаждались ночным небом. Асока приподняла его механическую руку, пробежав пальцами по кожаной полосе, которую он все еще хранил под своей перчаткой с самой их свадьбы. — Я всегда этого хотела. Мне было страшно. Все… все произошло так быстро, что я оказалась не готова. Энакин сел, когда она слегка отодвинулась от него. — А теперь ты готова? — спросил он. Асока посмотрела на него, скользнув взглядом по его телу, задержавшись на губах, а затем и на груди. Она странно улыбнулась, остановившись взглядом на крае одеяла. Затем зашла к нему со спины, но Энакин по-прежнему не мог сказать, однозначный ли это ответ. Однако потом она провела руками по его плечам и, обжигая горячим дыханием, поцеловала в шею, раздвинув губы, чтобы внезапно укусить, наверняка оставляя там кровоточащий след. Энакин совсем забыл, что ее зубы намного острее человеческих, и слегка напрягся, вспомнив о той охоте. Она сжала руки на его плечах, а затем отпустила, но только для того, чтобы снова коснуться губами и поцеловать место укуса; потом сдвинулась немного в сторону и снова укусила, продолжая хаотично двигать руками по его плечам. А еще он забыл про ее когти. После третьего укуса он уже ничего не понимал, но был странно возбужден. — Что ты делаешь? — спросил Энакин, повернув голову вбок, чтобы посмотреть на собственное плечо, где из укусов проступили маленькие капельки крови. — Не знаю. А тебе не нравится? — настороженно спросила Асока. — Нет… Все нормально. Просто как-то необычно, — произнес он. Ему никогда раньше и в голову не приходило, что принадлежность партнера к другой расе может как-то изменить ход игры. Конечно, он видел, на что она способна голыми руками, но никогда не думал, что это перекочует и в постель. — Только не говори, что теперь собираешься пить мою кровь, — Асока все-таки была хищницей. — Фу, нет, — она засмеялась, обвив руками его шею, и зарылась лицом в волосы, глубоко дыша. Что ж, по крайней мере, Асока его не съест, и это уже хорошо. — Энакин? — прошептала она над его ухом. — Да? — спросил он, гадая, что же именно сейчас творится в ее хорошенькой головке. Особенно учитывая то, о чем они только что разговаривали. — Почему волосы такие жесткие? Разве они не запутываются постоянно? Энакин рассмеялся, не в силах удержаться. Что? Она все это время думала о его волосах? Он повернулся, чтобы обнять Асоку, и они оба повалились на пол, запутавшись в объятиях друг друга. Она откинулась назад, когда Энакин защекотал ее, а затем склонился над ней и потряс головой, позволив длинным волосам коснуться ее лица. Пропустив их сквозь пальцы, она снова засмеялась. — Конечно. Они постоянно путаются. Даже сейчас мешают видеть тебя, — Энакин встряхнул головой, и длинные пряди легли поверх его глаз. Асока убрала руку. — Ну, ты всегда видишь меня в Силе, — сказала она, едва дыша. Это правда, за что Энакин был ей благодарен. Он снова откинул голову назад, чтобы избавиться от упрямых волос на глазах, а затем подул на мокрые пряди, которые никак не хотели отлипать от его щеки. Бесполезно. Он сдался и посмотрел вниз, на Асоку. Ее глаза горели тем же голодом, что и его. Наклонившись, Энакин встретился с ее губами. Сначала мягко и как бы вопросительно, но в ответ Асока почти впилась в него, и тогда влажный поцелуй наполнился жаром. Он хотел уже углубиться, но затем они оба вдруг оторвались, чтобы посмотреть друг на друга. Ее глаза двигались так, словно она хотела прочесть в нем раскрытую книгу. Она медленно моргнула, а затем откинула голову назад, давая ему разрешение продолжить. Он охотно подчинился и снова встретился с ее губами, проникая внутрь языком, исследуя и чувствуя ее в Силе так же ясно, как и самого себя. Она была горячей, обжигающей, как искра, которая скоро вспыхнет пламенем. Энакин лег поверх нее и взял оба передних лекку, легко проведя по ним руками до самых кончиков. Асока тут же перехватила его запястья, но не оттолкнула, пока он с интересом изучал пальцами синие полосы, переводя взгляд с одного лекку на другой. — А они стали длиннее, — заметил он, пока Асока с любопытством следила за его руками. — Для чего они вообще нужны? — спросил Энакин. На ее губах появилась маленькая улыбка. — Ну, задний для защиты. Все вверху — это чем я слышу, а передние — что-то вроде щупалец. Как кошачьи усы, — ответила она. — Щупальцы, да? А они могут двигаться сами по себе? — спросил он, приподнимая один из передних лекку, который оказался на удивление довольно увесистым. — Нет. Там нет мышц. Больше похоже на костную ткань или множество волокон, однако внутри есть нервные окончания и кровеносные сосуды. — То есть ты чувствуешь, когда я их касаюсь? — Энакин снова провел пальцами вдоль лекку. — Да, — выдохнула Асока, слегка задрожав. Он удивленно посмотрел на нее. — Тебя это возбуждает? — Да, — прошептала она и облизнула пересохшие губы. — А еще в них есть особые пахучие железы. Он приподнял бровь. — Пахучие железы? Чтобы… пометить своего партнера перед спариванием? — она в ответ лишь смущенно кивнула. Энакин поднес один из лекку к носу и вдохнул. Запаха никакого не было, что и неудивительно. — А что за метка останется на моих руках? И для кого? — Зависит от того, что я чувствую, — ответила Асока с блеском в глазах. Она вдруг показалась ему такой очаровательной и милой. Он хотел знать абсолютно все подробности из ее жизни, от и до. — И что ты сейчас чувствуешь? — с хриплыми нотками в голосе спросил Энакин. — Я чувствую себя львицей, — выдохнула она и с невероятной силой оттолкнула его, а затем вновь подползла к нему и прижалась губами к груди. Она двинулась дальше, и Энакин откинул голову назад, открывая шею, как будто знал, что тогрута направлялась именно туда. Он сжал зубы, ожидая нового укуса. Она действительно укусила, но не так сильно; ее руки то и дело впивались в его грудь, как до этого — в плечи. Эта ночь, по всей видимости, закончится для него бесчисленным количеством царапин. Асока тут же облизывала места укусов, как будто зализывала раны. Ее язык скользил по коже, словно наждачная бумага, покрытая множеством песчинок; Энакин никогда не любил песок, этот грубый и раздражающий материал, но не сейчас; смешиваясь с влажным и горячим дыханием тогруты, это ощущение еще больше пьянило. От нее послышался тихий рокот, почти рычание, от которого волосы на затылке мгновенно встали дыбом. Асока бросила на него такой неожиданно хищный взгляд, что он все-таки предпочел оставить свои руки на месте и отказаться от внезапно возникшей идеи прикоснуться к ней. Он почти ничего не знал о повадках хищников при спаривании, но эта ночь уж точно обещала быть странной. Каким бы сильным ни было желание обладать ею прямо сейчас, он позволит ей быть главной, но ровно до тех пор, пока не надоест. Она спустилась вниз по его телу, оставляя за собой горящий след. В отличие от нее, Энакин был уже возбужден до предела. Асока оставила небольшие царапины на его бедрах — он втайне надеялся, что она все-таки не станет кусать его прямо там. К удивлению, вместо этого она медленно взяла его член в рот; теперь ее язык уже не казался таким шершавым, и каждое движение заставляло Энакина буквально извиваться от удовольствия. Он также надеялся, что ее опытность была связана исключительно с животным инстинктом, а не с прошлыми сексуальными приключениями. Ему вдруг пришло в голову, что кошки обычно борются за главенство при спаривании. Он не был до конца в этом уверен (и уж тем более откуда это узнал), но у него возникло такое чувство, что если не забрать у нее инициативу сейчас, то она так и будет до самого конца главной. Асока подняла голову и зарычала на него, обнажив острые зубы, словно почувствовала перемену. Он не был тогрутом, но как быть главным знал, так что теперь настал его черед. Энакин с вызовом в глазах посмотрел на тогруту, которая выгнула спину, что выглядело впечатляюще и в то же время невероятно сексуально. Хищница или нет, но она, по крайней мере, выглядела по-человечески. Даже несмотря на то, что была такой маленькой. Она сползла с него, по-прежнему выгибая спину, и снова зарычала, когда Энакин сел. Он опустился на колени, и тогрута наклонила голову. Когда он потянулся к ней, Асока неуловимым взмахом оставила на его руке несколько красных полос. Что она вообще делает? Контролирует ли она вообще себя? Но он тоже встал на четвереньки и выгнул спину. На ее лице мелькнула улыбка; значит, она была по-прежнему в себе. Он двинулся к ней, за что тут же получил легкий удар по голове, за которым последовал еще один. Он бросился на нее, обнял за талию со спины и повалил на землю. Какое-то время Асока продолжала бороться, пока ему не пришла в голову самая безумная идея — укусить ее сзади за плечо. Как только зубы коснулись кожи, она перестала трепыхаться. Энакин лежал на ней еще пару секунд, переводя дыхание, но так и не отпустил из рук. Он наслаждался ее телом. Мягкостью кожи, идеальной формой и тем, как крепко она прижималась к нему. Он осторожно провел руками вверх по ее телу, гадая, действительно ли выиграл битву и можно ли теперь ослабить хватку. Она вытянула руки вверх, и Энакин двинулся по ним дальше, в конце переплетая их пальцы вместе. Асока тихо простонала, когда он полностью накрыл ее тело своим. Он еще подумал, не слишком ли много для нее весил, однако тогрута не жаловалась. Наконец, Энакин отпустил ее плечо, удостоверившись, что она не сдвинется с места. Он потерся щекой о спинной лекку, чувствуя всю его жесткость. Именно жесткость, о которую можно было сломать даже зубы. — Другие тогруты, — внезапно сказала Асока. — Хм? — Они узнают, что ты мой, — она опустила их сцепленные руки вниз. По спине Энакина пробежали мурашки от ее тона. — Что? — Ты спрашивал про запах, который мог остаться на твоих руках. Так вот, тебя никто не тронет, потому что теперь ты моя собственность, — Асока повернула голову, и он увидел в неровном свете камина улыбку на ее лице. — Только не говори, что Шаак Ти тоже это учует. Иначе выйдет очень неловко. — Только если подберется достаточно близко. Знаешь, просто не суй ей руки в лицо, и все обойдется. — Хорошо, но вдруг я не хочу быть только твоей собственностью? — поддразнил Энакин. — Уверен, на свете есть множество других не менее красивых тогрут, с которыми можно было бы переспать. — Тогда тебе стоило подумать об этом до того, как начал, — Асока рассмеялась. — Поздно, Скайрокер! Ты застрял со мной. Он перевернул ее на спину. — Ты имеешь в виду, что на мне теперь метка на всю жизнь? Которая никогда не исчезнет? — Ага, — она снова засмеялась. Энакин хмуро посмотрел на нее, а затем наклонился и тщательно потерся щекой о каждый лекку. — Тогда мне лучше по полной измазаться этой штукой. Я не хочу никакой другой тогруты рядом с собой. Асока засмеялась еще громче и прижалась к его груди. — Этот запах никого не отпугивает! — она обвила руками его спину и прикоснулась к губам. — Если ты сунешь руку под нос какой-нибудь тогруте, конечно, она что-то почувствует, но поймет значение только если попытается с тобой спариться. Хотя большинство, наверное, на уровне инстинктов избегают заходить так далеко. — Тогда тебе повезло, что ты единственная тогрута, с которой я собираюсь спариться, — выдохнул Энакин. В ответ она задрожала и прикусила нижнюю губу, обхватив ногами его спину. Ее желание было так велико, что с легкостью перебороло даже его собственное. Он приблизился губами к ее груди и дразнящим движением прикусил сначала один сосок, потом другой. Она глубоко застонала, откинув голову назад, когда его язык прошелся по коже. Энакин двинулся дальше, дразня кожу вокруг пупка. Когти вонзились ему в спину, когда он спустился ниже и провел губами по внутренней стороне бедер. Лаская ее левой рукой, он принялся исследовать ее изнутри двумя механическими пальцами. Она громко застонала, выгибая спину, и раздвинула ноги еще шире, положив их ему на плечи. Когда его пальцы проникли еще глубже, она вцепилась в одеяло, извиваясь и изгибаясь от каждого движения внутри себя. — Горячо! — прошептала Асока. — Металл? — Да, — выдохнула она, дрожа от удовольствия. Энакин коснулся левой рукой механической и с удивлением понял, что та действительно была слишком горячей на ощупь. Черт! Неужели ей больно? Он вынул пальцы, используя вместо них теперь язык. Она прижалась к нему, крепко держа его за волосы мертвой хваткой. Асока громко вскрикнула и рухнула обратно на пол; отдышавшись, она перевернулась на живот и как можно шире раздвинула ноги. Энакин устроился удобнее и медленно, осторожно вошел в нее. Она простонала, чувствуя его в себе, чувствуя, как он наполняет ее изнутри еще глубже, и слегка приподнялась вверх, чтобы ему было легче двигаться. — Энакин! — Асока почти кричала, когда он входил в нее и выходил, все сильнее и сильнее. Их тела скользили по полу; она дотянулась до шкафа и уперлась в него руками. Энакин же полностью отдался ритму и, судя по его движениям, желал лишь слиться с тогрутой в единое целое. Он ускорился, наслаждаясь каждым ее стоном и удовольствием, которым она буквально горела в Силе. Обхватив лекку на спине, он потянул ее голову к себе. — А-ай! — вскрикнула Асока, но ей, похоже, все-таки пришлась по душе подобная грубость. Ее миниатюрное тело прижималось к его, с частыми шлепками скользя по полу взад и вперед. Энакин опустился на локти и оставил дорожку поцелуев на шее. Она извивалась от каждого прикосновения, дрожа и постанывая. Войдя в очередной раз до самого конца, используя всю силу, он вдруг почувствовал, как ее тепло достигло и разлилось по его телу. Затем он снова укусил плечо тогруты и с последним рывком кончил в нее. Она обхватила его руки своими, царапая их когтями, когда он впился в ее кожу зубами. Когда Энакин позволил себе расслабиться, то наконец смог ощутить жжение на запястьях. Только вот эти царапины, в отличие от предыдущих, кровоточили уже куда сильнее. Энакин совсем забыл, что недавно умирал от холода. Теперь он был измучен, разгорячен до предела и покрыт потом. Асока тоже была скользкой от пота; последний поцелуй на плече оставил незабываемый привкус во рту. Он перекатился на спину и закрыл глаза, приложив руку ко лбу. Все мысли постепенно уходили вслед за исчезающими волнами удовольствия. Он снова почувствовал чьи-то руки, ласкающие его грудь. Открыв глаза, он увидел мечтательное выражение лица Асоки, которая пальцами массировала его мышцы. Затем, к удивлению, она частично забралась сверху и положила голову ему на грудь. Ее теплое дыхание было совсем рядом, как и… легкая вибрация? Так же как и тихие звуки, которые она словно напевала. Энакин не сдержал улыбку и обнял ее. Теперь понятно, что это за звуки. Люди не умеют мурлыкать; а то, что он сейчас чувствовал и слышал, обеспечивало твердое ощущение покоя и комфорта. Полностью расслабившись, он позволил себе задремать.