Созависимая

Бежать. Бежать так быстро, чтобы дыхание с хрипом вырывалось из глотки и не хватало воздуха в легких. Бежать, несмотря на то, что хлесткие ветки беззастенчиво бьют по глазам, заставляя щуриться и рычать от недовольства, спотыкаться, падать в охапки прелой октябрьской листвы. Но останавливаться нельзя — иначе настигнет собственная ярость, похотливый голод. И не останется сил, чтобы противостоять единственной мысли — утолить этот неистовое, алчное желание убить. Растерзать. Насытиться. Бежать. Бежать что есть мочи, пока скромные лучи рассветного солнца не озарят горизонт, проникая сквозь влажные после ночи стволы деревьев, оседая на золотистых кронах исполинских дубов. Мягкие розовые вспышки заставляют замедлиться, и боль, колкая, хрусткая, наполняет каждую клеточку тела, каждое сухожилие. Рассветный рев, отдаленно похожий на волчий, спугивает стайку мелких птиц, темным облаком взмывающих в заревое небо. Тише. Тише. Тело бессильно обрушивается в копну палых мокрых листьев, и наступает блаженное забытье. Настолько долгожданное, что даже эта импровизированная постель кажется поистине королевским ложем.

***

Гермиона сосредоточенно выводила руны волшебной палочкой прямо в воздухе, не обращая внимания на непослушные пряди, упрямо застилающие глаза. Только когда последний мерцающий символ растворился в утренней прохладной дымке, она удовлетворенно вздохнула. Теперь они находились под незримым защитным куполом, создавать который она филигранно научилась еще во времена поиска крестражей. Сейчас, когда дезиллюминационные чары надежно укрывали их от возможных посторонних глаз, можно было, наконец, разбудить мужчину, сжавшегося во сне прямо на куче опавшей листвы. Гермиона приблизилась к нему, осторожно расправляя большой теплый плед, выуженный из неподалеку припрятанного рюкзака. Она заботливо укутала своего спящего спутника и, на секунду задумавшись, нежно провела рукой по его пепельно-белым волосам, безнадежно спутанным и усыпанным крошками лесного чернозема. — Малфой, просыпайся! Драко! Собственный голос в звонкой тишине показался ей слишком громким, но на спящего не возымел никакого эффекта. На мгновения Гермиона засмотрелась на Малфоя, но тут же смущенно отвела глаза. Остро очерченные скулы, высокий лоб и даже светлые ресницы были покрыты грязью, в волосах запутались обломки веток и хлопья осенних листьев. На совершенно голом теле повсюду виднелись синяки и ссадины, багровые и почти фиолетовые царапины. «В этот раз его неплохо покалечило», — действия опережали мысли, и Гермиона уже ловко обрабатывала ранения остро пахнущей настойкой бадьяна, стараясь не слишком открыто разглядывать обнаженного Драко. Стоило коснуться лица, как он молниеносно перехватил ее ладонь и отвел в сторону, одновременно пытаясь приподняться. Резкие движения дались с трудом, и Малфой со стоном попытался натянуть плед повыше к плечам. — Марлин, опять ты?! — недовольно пробурчал он, не отказываясь, тем не менее, от помощи. Гермиона саркастично подняла глаза к небу, передавая бинты. — Ты в который раз удивлен? — предоставив ему возможность самому справиться с кровоподтеками, она достала из своего бездонного рюкзака термос и одежду. Все действия она знала наизусть, отработанными движениями подготавливая остальное необходимое, чтобы Драко мог привести себя в относительный порядок. Но не переставая наблюдать за ним исподтишка, внимательно замечая каждый его прерывистый вздох и болезненный прищур глаз. — Как ты? — Гермиона спрашивала это каждый раз, но еще ни разу не получила ответа. Он вообще мало разговаривал после таких пробуждений, и было заметно, что каждое слово дается ему с некоторым трудом. Но сегодня, видимо, был особенный день, потому что вместо обычного тяжелого молчаливого взгляда Драко сварливо ответил: — Будто меня бладжером с метлы три раза сбили и ни разу не поймали, как еще. — Неудивительно, ты заплутал так, что я с большим трудом тебя нашла, — Гермиона старалась не замечать его тона, понимая, что происходящее приносит ему мало радости. Больше он не отвечал, только потягивал горячий чай из термоса, удобно устроившись на большом бревне, так кстати оказавшемся под волшебным куполом. Уставившись в одну точку, с удовольствием вдыхал аромат бергамота и, видимо, старался ни о чем не думать. Жаль, что Гермиона не умела ни о чем не думать. И каждый раз она размышляла только об одном. Сколько еще ей придется вот так рыскать по лесам Британии и иже с ней, боясь найти Драко чуть раньше, чем нужно? Или найти его растерзанным такими же как и он, чем черт не шутит. Или… были ещё десятки самых разных «или», но мысли о них приносили только еще больше напряжения. На этот раз она нашла его где-то на севере Ирландии, неподалеку от залива Лох-Фойл. Морской соленый воздух приятно освежал мысли, а окружающий пейзаж, наполненный всеми оттенками первозданной природы, успокаивал. Слушая, как Малфой шумно втягивает воздух, Гермиона вспоминала, как все начиналось. Как через некоторое время после войны он появился на пороге ее квартиры, непривычно вежливый и… просящий. Измученный, потрепанный, неопрятный. Если бы не фирменная белоснежная шевелюра, Гермиона и вовсе не сразу бы его узнала. Визит был поздний и совершенно неожиданный. Не разводя церемоний и ненужных отступлений, Драко попросил поистине невероятную вещь, при упоминании о которой Гермиона похолодела. — Грейнджер, помоги мне изготовить ликантропное зелье, — и, глядя, как она меняется в лице, добавил: — пожалуйста. Несколько минут понадобилось Гермионе, чтобы дать хоть какой-то ответ. Драко терпеливо ждал, рассматривая кусочки бурой грязи на своих ботинках. — Ты… для чего оно тебе? — Люблю необычные напитки, знаешь ли, — Малфой горько усмехнулся и медленно потянул рукав свитера вверх. Гермиона инстинктивно прикрыла глаза, ожидая увидеть символ черепа и змеи — ведь все знали, что аристократический отпрыск является Пожирателем. Бывшим, конечно же. Сейчас Малфои активно пытались восстановить свое положение, внося крупные пожертвования во всевозможные послевоенные фонды. Но вместо страшной метки Гермиона увидела уродливый рваный шрам, словно кто-то выгрыз кусок живой плоти. Рубец еще был достаточно свежим и на бледной руке казался неприлично ярким. Он был настолько велик, что Темной метки практически не осталось, лишь пасть змеи мерзко таращила пустые глазницы. — Ты?.. — Несмотря на всю свою храбрость и сообразительность, Гермиона не могла произнести главного, подобрать слов. — Именно, — будничным тоном подтвердил ее собеседник. — Когда Лорду мои родители стали совсем неугодны, он решил добить их еще и этим. Фенрир сдирал кожу живьем, если тебе интересно. — Можно без подробностей, — Гермиона поморщилась. — Почему ты заявился именно ко мне? — Запасы, изготовленные для меня Снеггом, кончились, но, к сожалению, мне не удалось сварить приличное зелье самому, а отравиться неправильно обработанным аконитом я не желаю. Родители не смогли помочь, и, как ты понимаешь, умнее тебя я никого найти не смогу. Конечно, она согласилась. Не потому, что он грубо польстил или выглядел жалко, нет. Гермиона слишком хорошо знала себя, знала, что не простит этого отказа самой себе. Хранители одной тайны, сообщники в какой-то степени, они вскоре привыкли друг к другу. Он приходил за зельем и оставался на чай, приносил ей интересные книги и ни в коей степени не походил на того мерзкого ублюдка, каким был раньше. Они могли разговаривать часами, вспоминая преподавателей, Хогвартс, старательно обходя в беседах школьные ссоры. Бывшие враги обсуждали науку, современное искусство, политику — все, что самой Гермионе было не с кем обсудить. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не пришел за зельем в назначенный день. Гермиона не волновалась, ведь у него еще должен был быть небольшой запас. Не волновалась до тех пор, пока в «Пророке» срочно в номер не написали о жертве оборотня — мужчина-магл был растерзан в роще недалеко от родового поместья Малфоев. С тех пор каждое полнолуние стало ее личной пыткой — познав вкус плоти и крови, Драко не мог остановиться. Зелье больше не давало столь сильного эффекта — незадолго до полнолуния волчья сущность пробуждалась в нем с невиданной силой, и приходилось переносить его в малообитаемые леса, где он никому не мог причинить зла. Это сблизило их еще больше. Каждый из них понимал, что эти отношения болезненны для другого, но остановиться не хотел ни один. Раз за разом, особенно в пяту редких ссор, Гермиона клялась, что больше никогда не будет искать его после очередного полнолуния. Раз за разом он убеждал себя, что не нуждается в ней. Но раз за разом они просыпались в обнимку и молча шли на кухню ее квартиры, где уже кипел кофе в магической турке… Гермиона вздохнула и решительно выплеснула остатки чая на пожухлую, цвета мокрой сепии листву. Не сегодня. Не сегодня тот последний раз, когда она окончательно решит оставить Малфоя наедине с его безжалостным внутренним волком. Ведь если ликантропия это болезнь, то тогда она тоже больна. Как созависимая. Больна Малфоем. Иначе не сбивала бы ноги в кровь, забредая в самые первозданные уголки, где даже магическим образом сложно найти уставшего волка. Точнее, того, кто им недавно был. Его рука привычно обняла ее за плечи — значит, он окончательно пришел в себя после ночи. Гермиона устало прижалась лбом к Малфою, наслаждаясь тишиной, солоноватым воздухом и его щекочущим дыханием где-то у ее виска. Кажется, сейчас именно тот момент, когда пора пообещать себе больше никогда не пытаться оставить эту затею — раз за разом помогать Драко. Ведь в глубине души этот вопрос уже даже не стоял. Но в то же время Грейнджер знала, что он ждет от нее ответа на другой вопрос, заданный несколько недель назад и с тех пор терпеливо ожидающий своего часа. Гермиона покрутила на пальце красивое кольцо с эмалью кобальтового цвета. Изящное, тонкое, явно рожденное в руках искусного ювелира, оно ждало ее ответа вместе с самим Малфоем. И, кажется, пора уже произнести этот ответ вслух. Ведь именно его он ждал.