Занебесно

«Я просто хотел, чтобы он выдрал меня, как суку. Желание возникло само по себе спустя пять месяцев отношений. Я никогда не торопил. Он думал, что не хочет напугать меня, такой заботливый и милый парень. Взрослый ребёнок. «Я поступаю, как джентльмен, хён». Не трону тебя, пока не получу полного согласия. Не заставлю. Блять, пусть мне снесут башку, но я хочу стелиться под ним. Раз за разом, стоит остаться наедине с ним, я чувствую такую тягу трогать его везде, доводить его до ручки. Провокации. Он думает, что моя девственность несёт в себе непорочность, что в моей голове нет дурных мыслей. Невинное, пугливое дитя. Но я представлял его ночами. Не одет. Не в себе от страсти и желания обладать. Немного грубый и много одержимый проявлениями животных повадков. Он имеет меня в своём полном распоряжении, я - его. Печати синяками на шее. Он меня кусает, дерёт мне волосы, рычит, пока у меня заканчивается воздух от его звериной хватки на шее. Да, я бы хотел быть им униженным. Пусть он заставляет меня, пусть берёт насильно, пусть издевается, изводит. Его сильное мужское начало в постели заставило бы меня чувствовать себя слабым, беспомощным. Притупить своё сознание и думать, что я больше не мужчина, а его маленький мальчик. И стонать под ним, и просить его остановиться, быть нежнее, на деле желая только одного – сдаться ему с руками и ногами и переносить его грубость как самую сладкую пытку. Этот ребёнок, Чон Чонгук. Мне светит за него статья. Я не больной ублюдок. Мне просто хочется трахаться с ним. Я уже не мальчик, и моё терпение не железное, блять. Любить его так нежно и желать быть им изнасилованным. У меня диссоциативное расстройство идентичности. Чёрт возьми, это так, иначе как я объясню то, что мне хочется гладить его по голове, а потом терпеть, пока он душит меня во время прилива эйфории? Сначала мне хочется трогать его за самые милые в мире щёчки, а потом раздвигать перед ним ноги, чтобы он трахал меня всю ночь до отключки. Он ещё такой совсем мальчик, невинное, чистейшее создание. Он краснеет даже когда наши поцелуи заходят чуть дальше обычных, даже когда я целую его в уши. Когда я говорю ему, что он "такой хороший мальчик". И вся эта его детскость, эти щёки, эти неровные заячьи зубы, эта неловкость, когда разговор заходит про секс или что-то подобное, — всё это идёт впротивовес его стати в фигуре и ауре мужчины, от которого хочется любви, внимания, заботы и детей. Лицо ребёнка, тело подонка. Ну и кто из нас двуличный извращенец?» —Ты, Тэхён. Он поворачивается на голос, и в недоумении хлопает глазами. Задумался. —Чего? —Я сказал, сегодня твоя очередь идти к преподу и затирать про проект. Чимин смотрит на него с долей скептицизма, подперев подбородок рукой. Не меняя выражения лица, он кидает ему в лицо бумажкой. Стёркой. Пластмассовой точилкой, пачкой мини-стикеров, скомканным листком черновика... —Завались, блять. —Снова думаешь о своём школьнике? Тэхён, ты вообще меня слушал всё это время? Тэхён очень глупо и молча пялится на него пару мгновений. Низ живота долго и нехорошо потянуло, лёгкая тошнота осушила горло и язык. "Думал о своём школьнике". Думал о Чонгуке, который, не снимая своей формы после учёбы, берёт его на столе, и тёмно-синий галстук, пощекотав вспотевшие лопатки, комкается кляпом у Тэхёна во рту, впитывая вязкую слюну. Думал о Чонгуке, который привязывает его этим своим школьным галстуком к кровати и медленно, со вкусом и особой нежностью в словах проталкивает в него плаг из коробки, некогда надёжно спрятанной у Тэхёна под кроватью. —Только не коробка,— тихо говорит он. Он виновато косится на Чимина, потом опускает взгляд вниз и кладёт руку ему на плечо. —У меня стоит, дружище. Так что к преподу сегодня идешь ты. —Меня от тебя тошнит, извращенец. Ему не понять. У Чимина есть девушка, с которой у них идиллия, которая не даёт ему копить в себе стресс. У Тэхёна — парень-девственник, которого хочется в себе до дрожи в коленях. Чимину, даже как лучшему другу и максимально лояльному товарищу, не понять. Сначала Тэхён думал, что он просто испорченый. Что его нежная, трепетная и непростая, но шальная натура очерняет целомудрие этого малыша Чонгука. На фоне него Тэхён — помешанный на сексе, озабоченный извращенец, у которого ни разу не было этого по-настоящему, с реальным человеком. Сначала он думал: «Я напугаю его. Он ещё слишком мал. Я потороплю его». Тэхён думал, что Чонгук такой чудесный в отношениях, такой заботливый и внимательный ко всему, что касается его парня. Потом мысли всё чаще стали занимать сцены рейтингов куда выше. Тэхён думал только о том, что ему нужно, ему необходимо получать от Чонгука по заднице в постели и получать его сильные руки так ласково вокруг своей шеи. Он думал об этом, пока дрожащими, непослушными пальцами пытался растянуть себя ярко-розовой игрушкой и пока приторно пахнущий гель стекал по его ляжкам вниз. Тэхён думал о том, как младший сначала будет говорить «хён» ласково-остервенело, наглаживая его перед зеркалом в их ванной, а потом скажет ему «заткнись, блять, нигде не написано про твои права» и будет долго таскать его за волосы, пока тэхёновы руки скользят по мокрому кафелю душа. И прикусит за затылок. И за плечо. И за изгиб мягких боков. И будет кусать его, пока он не заплачет навзрыд, пока его ослабевшие икры не сведёт судорогой, и он рухнет на мокрый пол. 16:47 от doubleTAE: "я должен лишиться девственности с ним" "сегодня" 16:49 от Чимин-хён❤: "ты уже давно не девственник так-то" 16:49 от doubleTAE: "но я должен. у меня уже блять штаны мокрые" 16:51 от Чимин-хён❤: "как только защитим проект, я убью тебя, тварина" Тэхён шлёт ему пять строк красных сердечек и нервно жмёт на кнопку вызова лифта. У Чонгука сегодня факультатив по подготовке к экзаменам, поэтому Тэхён имеет ещё немного времени, чтобы привести себя в порядок и подготовиться. Чуть меньше часа в ванной, чистое постельное бельё, заранее подготовленное всё то необходимое, при взгляде на которое Тэхёна слабо потряхивает. Занавесить шторы, в полумраке оставить только тусклый ночник. Он надевает длинный лёгкий халат на поясе и долго ходит туда-сюда, неспокойно ожидая прихода младшего. Скрежет шестерёнок в замке, негромкие шаги по коридору. И его мягкий голос: «Тэхён-а, я дома». Тэхён специально не выходит из спальни, словно ждёт, когда Чонгук сам попадёт в ловушку его манипуляций. —Хён, ты здесь?— он проходит в спальню, сразу подмечая неладное. В школьной форме. С копной своих невозможных завитков вороных волос. Тэхён громко сглатывает и поднимается с кровати, медленно и как можно тише подходит, чтобы обнять.— Почему не встречаешь меня? Я тебя разбудил? Тэхён виснет на его шее и вместо приветственного поцелуя дарит глубокий и с затягом, притираясь настойчиво к рельефам его груди. Чонгук смотрит, нахмурив брови, свои угольно-чёрные вызывающие брови, пока Тэхён поглаживает ему затылок и мягко говорит: —Очень устал сегодня? Пойдём поужинаем? —Я недавно только обедал, хён. —Тогда хочешь, сделаю тебе массаж? Незаметно рука Тэхёна поползла вверх по предплечью Чонгука, оглаживая твёрдость мышцы под локтём поверх рубашки ненавязчиво и сильно. Младший смотрит ему в глаза, очень честно и едва видимо краснея щеками. Он проглатывает вязкую слюну, делая неуверенный вывод: —Ты вроде бы не пил. —Я не пил. Вся его кровь сливается в тугой узел в животе. Тэхён встаёт на носочки, чтобы поцеловать Чонгука в хрящик уха. Облизать, прихватить и потянуть металлическое колечко и дышать так ему горячим воздухом ещё мгновение, пока он не заметит разложенные на тумбочке пачки с фольговыми квадратиками. —Хён, что ты хочешь... —Пожалуйста, умоляю, не говори мне сегодня нет,— просит Тэхён на выдохе и сразу же целует, притягивая ближе к кровати.— Давай сделаем это сейчас, Чонгук. Чонгук на мгновение даётся: ведомый отвлекающим манёвром сладких тэхёновых поцелуев садится на край кровати и кладёт неловкие руки старшему на бёдра. И почти не шевелится. Тэхён сегодня дурной, совершенно не тот, которого Чонгук привык прижимать к себе ночами. Его шальные зрачки блеском отбрасывают свет от лампы, он поднимает глаза и в самые губы говорит: —Давай, Чонгук-и,— он душно шепчет на ухо и двигает чужие непослушные руки вверх по своему животу на талию. Осторожно тянет его галстук вниз по груди.— Я правда хочу, я уже давно готов. «И ты хочешь, Чон Чонгук» И он соврал бы, противясь этому утверждению. У Чонгука на коленях — его самое ценное, его мягкое и трепетное нечто, которое настойчиво пытается залезть к нему в штаны. Что-то в желудке неприятно шевелится, вызывая противоречия. Пока Тэхён увлечённо целует ему шею, Чонгук неожиданно пугается собственных мыслей. Ему бы Тэхёна насильно. Ожесточённо-нежно. Износить, втереть в постель, зализать каждый будущий синяк и искусать снова, пока он не заплачет от собственной глупости, что заставила соблазнить. Минутное наваждение. Чонгук смаргивает его несколько раз и пытается сосредоточиться на происходящем. Незаметно Тэхён стекает по его коленям вниз и пропадает где-то в районе его ширинки. Чонгук запоздало смотрит туда, на тэхёнову голову между своих ног и его цепкие пальцы, тянущие штаны вниз. И когда Тэхён открывает свой рот впервые не для того, чтобы сказать очередную глупость или милость, Чонгук готов поклясться, что закончится прямо сейчас, прямо на этой самой кровати, потому что такого Тэхёна ещё свет не знавал. И в голове подозрений миллион, потому что вытворять такое надо уметь и иметь при себе неплохой опыт, нельзя вот так сразу... Вытягивать задушенные стоны из его горла. Чонгук почти не дышит, ведь Тэхён ни разу не трогал его так, и задирает голову вверх, опираясь на руку сзади. Так занебесно хорошо... Ему по-настоящему стыдно, однако он почти не контролирует себя, пока стягивает Тэхёну волосы на макушке и совсем немного меняет темп его работы. Тэхён ему и не противится до поры до времени, пока не поднимается на ноги и, облизываясь, снова не занимает место на чужих коленях. Тэхён целуется почти нетерпеливо, и этот запал по венам передаётся Чонгуку. Он включается в процесс замедленно и с явным опозданием, но качественно и продуктивно. Под халатом Тэхёна не обнаруживается белья, и он застенчиво улыбается, пожимая плечами. Всё будто в тумане, и Чонгук старается быть с ним нежным, словно извиняясь за недавнюю своевольность, почти не стесняется румянца на щеках, пока стягивает плотные школьные брюки и рубашку под пытливым блестящим взглядом с той стороны кровати. К чёрту эту скромность. К чёрту. Тэхён говорит: —Я люблю тебя. Чонгук слышит: «Бери меня, как вздумается». Я тебе отдамся, хоть стоя, хоть лёжа, познавай меня в любой позе, только бери, бери не раздумывая, не останавливайся и не давай мне дышать и соображать, который час, ведь я весь твой, я готов для тебя, я готов быть тебе кем угодно, от мала до велика, и ты можешь владеть мной часами напролёт и целовать, где вздумается, и трогать меня, как тебе захочется, и я готов отдавать тебе всё, что у меня есть, я — твоё, и всё моё — твоё тоже, потому что я тебя люблю больше, чем земной человек может себе позволить. Чонгук слышит всё это в гулком шуме его нагретого дыхания и ощущает каждый звук касанием его голой ступни к напряжённым бёдрам. Дальше — хуже. Откуда-то взявшееся бесстыдство Тэхёна действует ему на нервы, потому что тот, поддаваясь поцелуям в живот, первый раз долго, по-настоящему выстанывает непонятный звук. Чонгук не замечает, как медленно плавится свинец в крови. Где-то внутри него скрыто то самое животное, озверевшее и опасное, которое Тэхён так отчаянно пытается спустить с поводка. —Хватит со мной нежничать. Чонгук поднимается выше до уровня тэхёнова лица, и взгляд его медленно и опасно чернеет. —Что, прости? Тэхён поворачивает голову в сторону в надежде, что Чонгук отвлечётся на его открытую шею, но тот медленно и — о боже! — требовательно поворачивает его обратно нажимом указательного пальца на щёку. Дышать через раз. —Повтори. Дышать через... два. —Повтори, что сказал, Тэхён. И Тэхён на него смотрит, почти умоляет, ёрзает под ним и не понятно по каким причинам начинает хныкать. Чонгук чувствует — притирается к нему, раскинув полы халата на постели. Бесстыдство. Дурные манеры. Да чёрт возьми, о каких манерах сейчас думать, сейчас, когда твой парень, такой мягкий и тёплый, готовый на всё для тебя, лежит и не просто предлагает, а откровенно умоляет тебя взять от него всё этим вечером. Собирая мурашки по его шее губами, Чонгук ненадолго зарывается носом в его волосы за ухом и шумно вдыхает. Его запах. Действует уже не на нервы. —Тэхён,— он тянет пояс мягкого халата, разворачивая свой самый лучший в мире подарок, и спускается чуть ближе, говоря хриплым шёпотом:— ты у меня такой плохой мальчик. Сносит тормоза. Конечно же, Чонгук прекрасно слышал, что Тэхён сказал. И устроил тут детские игры, чтобы позабавить собственное самолюбие. Но Тэхён ему простит, и это, и неформальное общение, и что угодно, потому что прямо сейчас пальцы на его ногах поджимаются от вида Чонгука, поцелуями спускающегося от ступней до его коленей. «Я сейчас закончусь», — думает он, встречаясь со взглядом исподлобья. «Или кончу», — предполагает он, прикусывая указательный палец. Тепло идёт от коленей выше по ногам и концентрируется где-то в районе внутренней стороны бедра. Его поцелуи, и руки, и воздух, который он выдыхает куда-то Тэхёну между ног, и... —Чёрт! Укусил его. Укусил его там, где больнее всего, оставил неровное полукружье красных впадинок на ляжке, где кожа тонкая и мягче шёлка. —Терпи,— требует Чонгук и продолжает, оттягивая участок кожи зубами. Тэхён выпускает слёзный всхлип, накрыв лицо подушкой.— Терпи, я сказал. Обманно целует поверх горящего синяка, ещё и ещё, в процессе случайно касается щекой того самого заветного и очень мягкого по ощущениям, так что Тэхён заходится стонами и жалобным нытьём о том, что больше и секунды не выдержит. Чонгук усмехается, и вибрации проходят Тэхёну по коже живота. Выдержит, куда денется. Чонгук его зацеловывает, не давая передохнуть и вжимая своим весом в кровать, поэтому любое движение старшего отзывается жгучим трением между их телами. Невыносимо. Невыносимо... —Невыносимо,— мямлит Тэхён, пока его переворачивают и пихают под живот подушку, за которой он недавно пытался спрятаться. Чонгук задумал убить его, однозначно. Он не такой, как в этих идиотских тэхёновых фантазиях, он нежен, осторожен и очень внимателен к нему, но, блять, так горяч периодами, пока в его голове стопорит команда "укуси его там и вот там, чтобы понял — твоё". Всё его тело — только твоё. И душу забери из него, положи к себе под рёбра и никому не показывай. Владей им, как он этого и хотел, как он и просил тебя об этом. Проведя ладонью по линии выгнутой поясницы, собрав влагу с его затылка губами, Чонгук нашёптывает ему нежности и глупости, и Тэхён отзывается на каждую не то стоном, не то мурчанием, сдирая с губ кожицу. Он прячет половину лица в сгибе локтя, из укрытия наблюдая, как Чонгук тянется за гелем своей невозможной рукой, под кожей которой катаются мышцы. —Чонгук-и... —Ноги раздвинь. И Тэхён готов заплакать. Господи, блять, да хоть на все 360, только бы слышать этот ненароком пониженный на пару тональностей баритон. Он послушно сгибает правое колено, чуть заваливаясь на бок, снова наблюдая теперь уже картину куда интереснее. Шумно дышащий, разгорячённый Чонгук между его разведённых ног, его блестящая от пота грудь и дорожка чёрных грубых волосков, идущая вниз по животу. В зубах зажат квадратик презерватива, в руках медленно раскручивается крышка от тюбика с гелем. И смотрит он насквозь, почти злобно своими почерневшими от страсти глазами. Фиаско. Качественное немецкое порно в блестящем корейском исполнении. Мгновение, и он спускается к Тэхёну, опираясь на локоть левой руки, и роняет фольговый квадратик ему на лицо, недолго наблюдая за полыхающей огнём щекой и этим томным изломом бровей. Помедлив, Чонгук целует Тэхёна в скулу, пару раз в ухо и, не удержавшись, прикусывает изгиб плеча. Его владения, всё под ним, всё готово, бери не хочу, а он всё тянет, тянет. Издевается. Тэхён, силясь не заплакать раньше времени, выгибает поясницу, проезжаясь по чонгуковой эрекции ближе некуда, и полушёпотом в подушку говорит: «Пожалуйста». Чонгук будто этого и ждал. Прижался к нему, спускаясь липкими прохладными пальцами вниз по его копчику, и поводил по кругу, следя за тем, как Тэхён отзывается на него полувсхлипами-полувздохами, а потом расслабляется окончательно и в нетерпении кусает губы. Первый палец проходит легко, и Чонгук совсем немного удивляется. Короткий смешок. —Готовился? «Не под тебя уж точно»,— думает Тэхён, умоляя всё святое дать ему сил вытерпеть эту сладкую пытку и не обкончаться раньше положенного, думая только о том, какая разница в размерах его ожидает. —Не... немного,— голос хрипит, ломается, как терпение Чонгука об желание получить его всего, этого мягкого и тактильного мальчишку, быстрее, сильнее и больше, больше. Перетрогать в нём всю душу, выбить из него всё до последнего вздоха самым приятным в мире способом. Прелюдия длится так долго, что Тэхён почти воет в подушку и задушенно, повернув голову набок, стонет почти Чонгуку в губы: —Издеваешься надо мной, да? —Занимаюсь твоим воспитанием, детка. Ещё три секунды. Три жалкие секунды, и под ним растекается мокрое пятно. Довёл-таки, садист чёртов. Тэхён содрогается, прячась лицом в подушку, и долго-долго выстанывает что-то непонятное своим басом. Чонгука как током дёрнуло. Короткое замыкание. Коротнуло. Тэхён только что кончил, а ведь они ещё даже полностью не начали. Вышеупомянутое самолюбие невольно урчит от удовольствия видеть его таким. И Чонгук почти не жалеет, когда не даёт ему передышки, хватая под коленом и плавным скользким движением вторгаясь в его тело, в его измученное лаской, блестящее от пота и стыда тело с ходящими под кожей крыльями лопаток, с решёткой мягких рёбер и этим абсолютно и полностью беззащитным затылком, который Чонгук снова задумывает укусить. «Нельзя»,— думает он. «Ему уже хватит. Ему нельзя делать ещё больнее». И зарывается носом во влажные волосы, втягивает душный запах бальзама и кожи — тот, которым пахнет только Тэхён. Вдыхает — и заводится ещё сильнее, потому что его, потому что пахнет вкусно, и стонет хорошо, и удобный, и красивый, и мягко, и так занебесно, твою мать... Чонгук, находясь на грани остатков контроля и желанием покончить с романтикой, начинает размеренное движение. Убивает Тэхёна своими идиотскими заботливыми репликами из ряда "ты такой молодец", "вот так, умница" и "лучше дыши животиком, малыш". Тэхён не может дышать никак, никак не выровняет ни единого вдоха, потому что это всё сейчас происходит по-настоящему. Его Чонгук на их кровати делает с ним все эти вещи, и никакой сухой оргазм, коих у него было не счесть, и в сравнение не идёт с тем, как прилипает их кожа друг к другу, как ему в уши льётся заботливое "чшшш", как приходится дышать чужим дыханием и как же тесно, тесно, чёрт возьми, им становится. Тэхён дрожащей рукой ползёт по простыни, цепляясь за сжатую опорную руку Чонгука сначала у локтя, потом добирается до костяшек пальцев, и держится за него так трогательно, так доверчиво, так, как умеет он один. Он позволяет ему себя. И реальность сходит за ложь, в глазах отходит сетчатка, шумы ползут под веками, искажая всякое, за что зацепится взор. Герцы трещат в барабанных перепонках, и хаос творится в звуковых колебаниях, ведь Тэхён то и дело заходится стонами и чем-то, отдалённо напоминающим имя Чонгука. Не разберёшь. —Ты забыл... Чонг... блять,— и сжимает пальцами тот самый несчастный фольговый квадратик. Забыл про контрацепты. К чёрту. Не девка, не залетит. Чонгук заваливает его на спину, почти впиваясь в шею губами, и так получается в разы круче, потому что лодыжки Тэхёна скрещиваются на его талии, и они могут целоваться и трогать, и гладить друг друга, пока их обоих не накроет судорогой из жара и оглушительного свиста в ушах. Последующие минуты телу никак не унять дрожи. Чонгук падает на спину, сгребая к себе полумёртвую тушку Тэхёна, и они лежат так в тишине частого дыхания, пока старший не открывает рот. —Чонгук-и, это был лучший секс в моей жизни. —Хён, это был первый, а потому единственный секс в твоей жизни. —Да, но это было так хорошо, ты не представляешь... —Как раз-таки представляю. И Тэхён не унимается ещё долго, заплетающимся языком рассказывая куда-то Чонгуку в шею, как ему было хорошо, какой Чонгук потрясающий, как он чуть не умер от его мужественности и страсти, как у него затряслись коленки пару раз от страха, как... —Хён, прекрати,— неловко говорит Чонгук, наклоняясь и целуя в лоб.— Спи уже. Следующим днём Тэхён двигается максимально медленно и лениво. Он витает в облаках, и Чимин снова смотрит на него с уже привычным выражением скептицизма. —Клянусь, я слышал твои стоны вчера. Тэхён глупо улыбается ему и прикрывает уставшие глаза. Чимин молчит ещё с минуту, удивляясь тому, как вечно не затыкающийся Тэхён присмирел и словно бы успокоил в себе всё, что его так долго тревожило. —Нормально он тебя загонял,– как бы между делом, почти не удивляясь, говорит Чимин. —Это было... —Занебесно, блять, я знаю, что ты хочешь сказать. Избавь от подробностей, боже. И Тэхён снова тянет глупую улыбку, сложив голову на руках и думая о том, что неплохо бы было Чонгуку прибраться дома и найти ту белую коробку, которую Тэхён "случайно" забудет задвинуть подальше.