Советская история любви

Возвращение в Союз огрело Якова огромным делом, на которое ему пришлось согласиться по своей глупости ещё до отпуска, и только теперь мужчина понял, о каком расследовании идёт речь. Такие тяжёлые вещи не были для него чем-то новым, да и говорить, что он не ожидал подобного от своей работы — крайне наивно, но и приятного в делах этого типа было мало. Череда убийств. Их определили в одну группу из-за трафаретности действий над жертвами — все они поголовно мальчики младшего подросткового возраста и младше, чаще беспризорники, которых легко подкупить, или же дети, по описанию родственников, довольно наивные и доверчивые. Над всеми совершался насильственный половой акт и удушение в качестве способа убийства. Также все были найдены с отрезанными конечностями, мочками ушей, кончиками носов, отсечёнными локтями, пятками и частью кожи с колен и рёбер с двух сторон. Все мелкие части были аккуратно сложены на хлопковый платок рядом с телом. Убийства совершались в глуши парков и лесков на окраинах городов, причём нескольких сразу: Ленинграда, Новгорода и Пскова. Яков был знаком с этим делом не понаслышке, так как оно было на слуху у всей милиции уже больше пяти лет, но близок к нему не был из-за того, что во время начала расследования работал над другим. Но, тем не менее, дело теперь переписали на него из-за тяжёлой болезни и срочной отставки ведущего детектива. Отказываться теперь было по большей части бессмысленно, да и как-то бессердечно в некоторой степени. Тем более, что появились новые улики. В период холодов активность убийцы обычно прекращалась, очевидно, из-за невозможности проделывать с жертвами вещи насильственного характера, но этой зимой что-то пошло не так. В Пскове вновь обнаружился труп мальчика с точно такими же приметами убийства. Якову, не успел он толком разобрать улики, назначили командировочную поездку. Выдали билеты на ранний поезд, все бумаги, ордера и отправили в тот же вторник на первой неделе работы с делом. Улики на улице долго не живут, так что процедура была срочная и отлагательств не терпела. Выделили также помощника — Алексея Владимировича, с которым Гуро работал разве что на милицейском субботнике, когда начальство их впрягло во дворе деревца посадить, и то — лет пять назад. То есть человек практически незнакомый, а потому компания получилась слегка нервная. Но это всё мелочи по сравнению с тем, что пришлось увидеть им по приезде в Псков. Так сложилось, что чаще дело приходилось иметь с воровством и, если сравнивать, то не с такими уж и жестокими убийствами оставшихся после сталинского правления немногочисленных бандитов такими же бандитами. Но это… Это было чем-то до отвратной жути сумасшедшим, липким от аккуратной жестокости и одержимого безумия. К такому привыкнуть, оставаясь психически здоровым человеком, крайне… сложно. Когда они приехали к криминалисту, тело, рассечённое на куски, уже начало пахнуть трупной сладостью, хотя и не подверглось гниению из-за холода, где пролежало как минимум сутки. Оттаявшее, оно выглядело совсем худо, несколько раскисло, ещё больше посинело, кожа начала отходить от мышц. Ставшие обыкновением для преступлений этого маньяка небольшие части тела были аккуратно разложены на стеклянном подносе. До этого их нашли в небольшом мешочке, вложенном в правую ладонь жертвы, видимо, из страха того, что зимний ветер мог бы их унести. Фотографии, сделанные сразу после обнаружения, были переданы Якову от местного милиционера, который первым оказался на месте преступления. На них вид был более разборчивый, хотя всё ещё вызывал тошноту. Маньяк разложил каждую часть тела словно мозаику, выверенно, с художественной окраской: сложенные руки на груди, причём только те руки, что от локтя, плечевые части подняты к голове, словно маленькие обрезанные крылья, распахнутые глаза, не до конца отрезанные ноги сложены, ближе к стопам обвязаны верёвкой. Предстояло выявление улик по принципу сравнения с предыдущими жертвами: имена, внешность, увлечения — всё это имело вес. Из физических улик были найдены остатки песка, который в заснеженном лесу встретить просто невозможно, даже если бы снега не было. Это являлось хорошей уликой и говорило о том, что жертву, возможно, держали в каком-то месте с этой составляющей. А также сама верёвка, по которой можно было бы обратиться в магазины, продающие такие изделия. Следующий этап — осмотр места преступления. Они, на пару с Алексеем, выехали туда сразу же после дел с криминалистом, чтобы собрать ещё свежие улики. Ничего особенного обнаружить, к сожалению, не удалось: такие же частички песка, порозовевший от крови снег, несколько выпавших волос жертвы. Алексей закурил. — Что думаете? — спросил мужчина, смотря сверху вниз на сидящего на корточках Якова. Гуро, промедлив пару секунд, всё ещё находясь в собственных мыслях, поднял на него взгляд. — Вы о чём? — вопросом на вопрос отвечать некрасиво, но тут конкретика была необходимостью. Алексей шмыгнул носом, оглядел стволы деревьев, делая очередную затяжку. — Ну… Думаете, найдём этого гада? — Гуро вновь напряжённо оглядел след от тела, оглянулся на гладь не потревоженных чужими ботинками сугробов: «Да как он его сюда притащил?», и хмуро ответил: — Да чёрт его знает, — Алексей мрачно хмыкнул, продолжая курить. — Будете? — мужчина протянул Гуро пачку, предлагая закурить, Яков покачал головой — нет, до такого его жизнь ещё не довела. Алексей пожал плечами и спрятал сигареты в карман. Гуро продолжал размышлять. Рядом действительно была тропинка, протоптанная не очень частыми, но достаточными для её существования лесными прогулками, но следов песка на ней не было, так что нахождение здесь тела оставалось загадкой. Тем не менее последние несколько дней в Пскове бушевала метель, которую преступник мог как раз-таки и ожидать, чтобы замести все следы. Но как труп, распиленный заранее, что можно понять по малому количеству крови, оказался здесь? В радиусе пятисот метров не было никаких частных гаражей или зданий, только большие, осматриваемые каждый день склады, а протащить тело незаметно из квартиры довольно сложно — нашлись бы свидетели. Гуро обречённо вздохнул. — У меня дочка есть, Леночка. Люблю её очень, — вновь начал говорить Алексей и чуть улыбнулся, вспоминая родное лицо. — Но когда подумаю, что с ней может случиться что-то такое… В школу сразу отпускать страшно и с подружками во дворе посидеть. Думаю, пусть лучше дома сидит, чем на улице, где не пойми кто ходит. В иной раз и совсем мысли тяжёлые. Ну, вы понимаете, — с вяжущей печалью закончил мужчина, делая последнюю затяжку и кидая окурок в снег. Гуро на секунду застыл, обдумывая чужие слова. — А у вас дети есть? — Алексей снова посмотрел на Гуро, засовывая руки в карманы пальто и ёжась. Гуро задумчиво покачал головой, мужчина кивнул на его молчаливый ответ. — А может и хорошо, что нет, — Алексей сплюнул в снег и, пытаясь обходить большие сугробы, побрёл к тропинке. Яков поднялся и встряхнул ноги, пытаясь размять их после однообразной позы. В голову лезли мысли о Коле: пережил бы он, Яков, если бы с ним что-то случилось? Гуро мотнул головой, недовольный подобными мыслями. Он знал, что паранойя за Колю, если она начнётся, может достигнуть каких-то невероятных масштабов и крайностей, а хорошего в этом было мало. Постояв в подобных мыслях ещё минуту, Яков удалился с места преступления, размышляя уже о плане убийцы, пытаясь понять его стратегию. *** Их поселили в небольшую гостинку с одной комнатой, совмещённой с крошечной кухонькой, в которой обитали две узкие металлические кровати и потрёпанный ничем иным, как плохим качеством комод. Больше тут ничего и не было, разве что потресканные стены и скрипучий пол. Благо, санузел был отдельный, и на том спасибо. Но вот что вызывало неподдельную радость — это телефон на маленьком квадратном столике возле плиты. Уже вечером, после всевозможной беготни по отделам милиции и территории вокруг места преступления, они наконец могли отдохнуть. Запихав в себя не особо лезущую еду, Алексей, понимая, что в крошечной квартирке его напарник сигарет не стерпит, засобирался на улицу. Яков с неясным волнением дождался, пока за мужчиной захлопнется дверь, и тут же подлетел к телефону, хватая трубку и начиная быстро набирать номер. Не то чтобы он не мог позволить себе позвонить раньше, вполне мог, но лишних ушей совсем не хотелось, да и пришлось бы подбирать слова. Его на удивление быстро соединили с телефоном в квартире Гоголей, а через несколько гудков мать семейства подняла трубку: — Алло? Кто это? — при звуках знакомого голоса на лицо ужасно хмурого весь день мужчины тут же полезла слабая улыбка. — Здравствуйте, Мария Ивановна! Это Яков, простите, что так поздно звоню, — Гуро накрутил на палец пружинку провода, волнуясь из-за разговора с матерью Коли — было немного неловко общаться с ней после всех событий во Франции, хотя, по сути, стыдиться пока что было нечего. — О, Яш, привет! — голос женщины заметно смягчился с первой фразы, хотя особой настороженностью старшая Гоголь никогда не отличалась, но этот тон стал одной из немногих приятных вещей в этот жуткий день. — Как дела? Тебе Колю позвать? Яков улыбнулся этой фразе из детства, ещё до войны, сразу вспоминая её замечательную постоянность. Только, правда, не по телефону, а когда крутишься перед дверью товарища, чтобы погулять позвать. С наивной тревогой: «А вдруг не пустят?», ожидаешь, что откроют его родители, пришедшие домой в обед, улыбнутся, спросят. Фраза эта со временем сократилась до вопросительного имени, но всё же была приятной, ностальгической. Яков устало вздохнул, про детство было тошно думать, каким бы это воспоминание не было светлым. — Да вот потихоньку работаю, Мария Ивановна. Хотя эта взбучка с отъездом меня немного выбила из колеи, если честно. А вы как? — Яков не любил торопить собеседника, да и вообще считал это дурным тоном, но сейчас хотелось побыстрее услышать Колю, спросить, как он там. — Я в порядке, дорогой. Ой, сына, это Яков звонит, — на другом конце провода послышались быстрые шаги, и уже через секунду Гоголь проговорил в трубку с лёгким придыханием громкое и весёлое: «Привет!». — Привет, Коль. Рад тебя слышать. Как настроение, что делаешь? — Яков не услышал ответ, но зато уловил тихий шёпот, с которым Коля очень вежливо пытался выпроводить свою маму из кухни, и что ему, кажется, вполне удалось, потому что через секунду он крикнул в трубку вопросительное и громкое «А?». Яков отшатнулся от телефона, оглохший на одно ухо, и повторил свою реплику. Коля уже тише повторил теперь утвердительное «А» и на секунду замолчал, задумавшись. — А знаешь, решил вот возобновить рассказ, который я ещё в сентябре писал, дело, вроде, пошло. Я там немного начало подправил и продолжил сцену в саду. Скучно без тебя, конечно, а ещё странно во вторник сразу домой приходить, но ничего, держусь, — лёгкий смешок в трубку. — А ты как? Устал? — быстро ответил парень, а Яков подметил, что звучал он вполне бодро, хотя так и должно было быть, ведь только день прошёл, да и это не первая их разлука. Но Гуро, по правде говоря, уже успел соскучиться по парню и спокойствию собственного дома. — Если честно, то да. Тут такой бардак творится, страшно подумать. Я как собака вымотался, — Яков уже как-то автоматически провёл рукой от лба до век, чувствуя зимнюю потресканность кожи. — А что случилось? Расскажешь? — Коля немного насторожился, и это было очень даже понятно — редко он слышал в голосе Гуро такой оттенок напряжённой усталости, тем более, что о расследовании он не знал, так как Яков решил ему не рассказывать. Не хотел втягивать Колю в эту мерзость, да и сейчас тоже лучше было воздержаться. — Потом расскажу, сейчас особо не о чем, — враньё, конечно, но для сохранения приятного настроя разговора. А разговор пошёл по очень хорошей тропинке, словно навёрстывая недостаток общения и сглаживая углы сегодняшнего дня. Яков даже ненадолго отвлёкся от плохих мыслей, несколько расслабился. Коля много шутил, юмор у него был отличный, как и всегда. Гуро только сейчас понял, что часто именно из-за этого не впадал в уныние от тяжёлых дел и работы в общем. Эта мысль грела душу. Прошло, если считать на пальцах, чуть больше суток, как они не виделись, но темы, тем не менее, не кончались, и остановил их даже не приход Алексея с улицы, а пробитые одиннадцать часов. — Спокойной ночи, Коль, — Яков практически прошептал это в трубку, хотел, чтобы эта фраза осталась между ними двумя, так, чтобы даже сам телефон еле её расслышал. — И тебе, Яш, я буду на связи, — парень проговорил это с лёгкостью, которая появилась у него в последний месяц, и это оставило ощущение воздушной теплоты, спокойствия. — Пока, — гудки в телефоне забились в уши, лёгкая улыбка не сползла с губ, но холод комнаты уже начал подбираться к внутренностям, охладил забившееся уютной теплотой сердце. Несколько мгновений спустя из ванной вышел Алексей и, устало глянув на мужчину, опустился на скрипящую кровать, Яков вздохнул. — Договорили? — Гуро утомлённо кивнул, поднимаясь со стула. — Да, прошу прощения, — Яков только сейчас подумал о том, что очень бесцеремонно занял телефон, не давая Алексею и шанса на звонок. Он неловко поджал губы, ещё раз тихо извиняясь и поворачиваясь в сторону двери санузла. — Не берите в голову, моим лучше не слушать меня в таком настроении, — Гуро кивнул чужим словам и быстро зашёл в ванную. В голове промелькнула нелепость его радости во время телефонного разговора, это даже было в какой-то степени оскорбительно. Яков прикрыл глаза, думая о том, что тут он надолго. *** Убийство повторилось. Повторилось практически буквально, потому что жертва оказалась крайне похожа на предыдущую, поза была идентичной, и даже место преступления, пошлее и насмешливее фактора не найти, оказалось абсолютно тем же. Гуро не нравилась эта начинающаяся активность, которая казалась слишком ненормальной даже для тёплого сезона, а тут… Пять дней. Они прорыскали по всей округе, залезли туда, куда пускал закон, и даже куда пришлось протискиваться лазейками, отдали всевозможные улики на научную экспертизу, опросили жильцов района и возможных свидетелей, казалось бы, дышали в затылок убийце… И тут эта ужасная насмешка, убийство прямо перед носом, страшный плевок в лицо. Ладони новой жертвы были прибиты большими гвоздями к отрытой из-под снега земле, выглядело это как распятие, только в этот раз ноги после колен были отрублены и выложены над плечами, как отросшие крылья, голова в спокойствии была наклонена к плечу, по всему телу набухли порезы и следы от ударов ремнём, как удалось обнаружить позже, сделанные ещё при жизни жертвы. Яков провёл с трупом несколько часов, пытаясь выцедить из него улики. По протоколу нужно было написать что-то про религиозную почву убийства, но казалось, что маньяк попросту играет с ними, всё видит и издевается. Это толкалось тонким ростком отчаяния в груди, напряжённость усиливалась к вечеру, не уходя за ночь. Алексей тоже выглядел неважно, хотя на работе обычно был бодр и сосредоточен, в принципе, как и Гуро, но это уходило сразу после того, как они возвращались в квартиру. Пару дней они пытались уговорить начальство поставить на место преступления какое-то наблюдение, но в конце концов получили отказ, так как зимой такую процедуру организовать крайне сложно, да и лесок находился хоть и в жилом районе, но всё же на окраине города — тут попросту людей не хватит, тем более на несколько суток. Яков, с напрочь подбитыми за неделю нервами, хотел вежливо наорать на начальство, но Алексей, сидящий рядом и весьма выразительно глядящий на телефон, привёл его в чувство. Через пятнадцать минут они уже были на пути к территории расследования. Был уже поздний вечер, настойчиво переходящий в ночь, рабочий день давно закончился, но они не могли оставить всё как есть. По данным экспертизы, трупы провели на морозе около пяти-шести часов, что означало, что их приносили на место обнаружения где-то в полтретьего ночи, а потому время для слежки было самое удачное. Доехав до нужного места, они остановились у начала леса, откуда был главный проход в чащу со стороны города, и принялись ждать. Луна стояла полная, ярко освещая темноту леса вместе с видимыми на окраине звёздами. Они оба понимали, что сидя в машине многого не добьются, но устроить западню посреди леса в минус двадцать, да ещё и без света — идея явно не лучше. Они заглушили автомобиль, чтобы тот не привлекал внимание ни светом фар, ни гудением двигателя. Машина начала быстро остывать, а двое мужчин — зябко кутаться в шарфы. Полчаса они молча глядели в сторону леса, на первых пятнадцати минутах приоткрыв окно, чтобы уловить звук шагов или треск веток, салон и так уже промёрз насквозь, а так было больше шансов на поимку преступника. Пальцы ног кололо морозом, дрожащий пар изо рта застывал густым облаком, поблёскивая на холоде. А детективы настойчиво пялились в черноту деревьев. Какой чёрт их дёрнул поехать сюда? Не было никакой уверенности, что сегодня убийца решит объявиться, да и вид на лес, как бы они не пытались раскрыть способности луны к освещению, видно было из рук вон плохо. В какой-то момент они тихо заговорили, хотя больше подходило определение — зашептались очень короткими фразами, после которых следовали долгие паузы и напряжение слуха, пытающегося уловить что-то с улицы. Прошёл первый час, и они тихо выбрались наружу, Алексей закурил, пряча огонёк сигареты ладонью, Яков аккуратно разминал замерзшие ноги, думая о теплоте своей постели в Ленинграде. Через несколько минут они вернулись в машину и продолжили наблюдение. Ноги горели холодом, кости ломило, а сон опускал веки. Ещё через тридцать минут Яков достал единственный и последний козырь — термос с чаем, уже порядком остывшим, но в руках и для промёрзших губ он казался кипятком. Они пили маленькими глотками, пока температура воды не сравнялась с холодом воздуха, и она не начала покрываться тонкой корочкой льда. В конце концов они дождались трёх часов, за ночь ничего так и не произошло, даже снег с веток не упал. В три часа десять минут они отъехали от места их ночного наблюдения с логичным выводом о том, что в этот раз убийца решил не проявлять себя. *** Утренний осмотр леса выбил из колеи диким ударом под дых и горечью в носу от неестественной в этом деле обиды. Распластавшееся прямо на тропинке тело, относительно недалеко от места нахождения двух других жертв, поприветствовало их своей абсолютной свежестью и застывшей в раскрытом рту усмешкой маньяка. На груди трупа было вырезано время — три часа десять минут. Они уехали в точно указанные минуты, не увидев никого, с полной уверенностью, что на сегодня обошлось без жертв, но он видел их, может, не в лицо, но знал об их присутствии. И сделал это играючи, не имея никаких опасений на счёт детективов. Яков устало опёрся спиной о ствол дерева. Его собственная бесполезность кусала за горло, нарастала с каждым часом, гудела в каждом отчёте и трупе. Едва ли знакомое чувство, но уже ясно, что одно из самых мерзких. Алексей был разочарован не меньше него, горько пнул сугроб, скалясь на несуществующие следы — сегодня даже не шёл снег, как этот сумасшедший сделал это? Гуро вздохнул, озадаченный тем же вопросом. Он же не мог быть в лесу всё это время? — Идите в машину, нужно позвонить людям, пусть заберут труп, а я, пожалуй, пройдусь, может, что-нибудь найду, — проговорил Гуро с прикрывающим отчаянье холодом в голосе и развернулся в сторону чащи. Алексей отозвался согласием и, посмотрев несколько мгновений вслед удаляющемуся детективу, зашагал по скрипящему снегу в сторону машины. Яков уходил всё глубже в лес, даже особо не надеясь что-то обнаружить, скорее, просто чтобы быть уверенным, что тут никого нет. Долгое время от основной тропы не было никаких ответвлений помимо протоптанных более мелких путей. Гуро уныло оглядывал расслабленным, но по инстинктам детектива всё же цепким взглядом округу, замечая разве что следы-палочки птиц и побольше — от лапок белок. Тропинка заводила мужчину всё дальше в глубь леса, а спрятавшийся после ночи сильный мороз уже не подгонял его, позволяя не торопиться, давая разрешение разглядеть всё как следует. Через некоторое время Яков взбодрился и начал внимательнее глядеть под ноги, ступая чуть медленнее, боясь пропустить что-то, указывающее на преступника. Под ногами хрустели снег и редкие опавшие ветки, единственным звуком отражаясь от вакуумной тишины леса. Яков к собственному удивлению и странному ликованию разобрал в белой глади сугробов чьи-то едва заметные следы и теперь осторожной поступью шёл по этому пути. Шаг — и с ветки сорвалась шапка снега, из-за чего Гуро напряжённо обернулся на дерево, потревоженное лёгким ветром. Ещё шаг, и взгляд уловил движение впереди, в десятке метров от мужчины. Земля вдруг… Начала подниматься? Яков быстро скользнул за ствол большой сосны, продолжая наблюдать за явлением уже из-за укрытия. Наземная дверь, тщательно замаскированная между сугробами, с ледяным скрежетом опрокинулась, и уже после пары секунд и, кажется, скрипа лестницы, над землёй показалась макушка человека, а следом и он целиком. Гуро с нарастающей тревогой начал придумывать план дальнейших действий, одновременно подмечая детали человека перед ним: на вид рослый и крепкий мужчина, одетый в меховую шапку, чёрный полушубок и коричневые штаны. Лицо было видно плохо, но профиль выделялся общей вытянутостью и прямым длинным носом. Человек захлопнул крышку погреба и закрыл его на замок. Яков выдохнул и сделал шаг из-за дерева. — Доброе утро, уважаемый! — Гуро со спокойным видом прошёл вперед, обращая внимание незнакомца на себя. Тот нервно обернулся на детектива, явно не ожидая кого-то здесь увидеть. Яков невзначай прошёлся по месту у кармана пальто, где находилась кобура с пистолетом, пытаясь успокоить себя. — Я сотрудник милиции, детектив Яков Петрович Гуро, — в подтверждение мужчина показал выданный ему значок. — Предъявите документы, пожалуйста. Человек замер, оглядывая Якова с ног до головы. Гуро стало не по себе от такого взгляда, но вида он не подал. — Здравствуйте, товарищ детектив. На каком основании вы требуете у меня документы? — мужчина был в нескольких метрах от Якова, кажется, совсем не нервничающий, скорее, сосредоточенный на ответе. Мысли в голове кричали о том, что этот человек и есть убийца, кричали до пульса в ушах и резкого жара в затылке, но Яков понимал — сделать он пока что ничего не может. — На основании того, что на территории этого леса проводится расследование, и я имею право потребовать паспорт у любого находящегося тут гражданина, — спокойно ответил Яков, пристально следя за мужчиной. — Вот как, а что за расследование? — человек пожал плечами и полез во внутренний карман полушубка. Яков нервно следил за каждым движением мужчины, заодно раздумывая над ответом. — Это секретная информация, — Гуро аккуратно потянулся к кобуре, готовый к тому, что мужчина может вытащить нож. Но тот, в свою очередь, лишь достал паспорт и протянул его детективу. Яков забрал документ и внимательно изучил его. Отводить взгляд от мужчины не хотелось даже на секунду, небольшой страх толкнулся сильным ударом сердца, но Яков смог спокойно выдержать эти несколько мгновений, не показав своего волнения. — О, город Ленинград. Переехали, товарищ? Как давно? — Гуро на всякий случай хорошо запомнил имя и фамилию, мало ли что может приключиться, и вернул паспорт обратно. Мужчина легко улыбнулся. — Да… Давненько вообще-то, — ответил он, словно вспоминая что-то хорошее. — Лет семь назад. — А этот погреб вам принадлежит? — Гуро указал на люк, рядом с которым стоял мужчина. Тот обернулся на выкрашенную в белый дверь. — Эээ, ну, как сказать, по сути — да, — неуверенно ответил мужчина, шмыгая носом. Яков нахмурился. «Врёт. Врёт как дышит, падла». — Меня ваше «по сути» совсем не устраивает. Я по документам знаю, что здесь располагается государственная территория. Предъявите бумаги о собственности, пожалуйста, — строго проговорил Гуро, сжимая губы. Мужчина неловко улыбнулся и на поверку похлопал себя по карманам, не выражая никакой уверенности, что документы сейчас при нём. — Я их с собой не ношу, товарищ детектив. Это действительно необходимо? — Яков нахмурился ещё больше, одним только взглядом давая строго утвердительный ответ. — Разумеется. У меня также есть право на обыск данного вида помещения на территории места преступления, — Гуро сделал шаг вперёд, чувствуя, как нервно выдохнул человек напротив. Не сводя глаз с мужчины, он подошёл к нему впритык, теперь явно ощущая разницу в росте и массе в пользу последнего. — Отоприте дверь, — приказ прозвучал уже совсем холодно и не терпел пререканий. Человек не шелохнулся, широко открытыми глазами глядя на Якова, сжал покрасневшие на морозе ладони. Гуро, закипая, улыбнулся и через зубы повторил: — Отоприте. Дверь, — мужчина напряжённо скосил глаза, словно пытаясь оценить обстановку, и молча присел у люка. Яков неподвижно наблюдал за всеми действиями подозреваемого, держа руку на кобуре. Дверь с тем же металлическим лязгом открылась, представляя взору кромешную темноту помещения внизу. — Спускайтесь первым, — Яков не мог допустить перспективы оказаться запертым внутри погреба, и, к сожалению, не было ещё никаких оснований для того, чтобы надеть на мужчину наручники, поэтому Гуро пришлось пожертвовать теми несколькими секундами, во время которых он будет беззащитен перед скрывшимся от взгляда мужчиной. Человек закусил губу, перешагнул на лестницу и начал медленно спускаться под землю. Через пару секунд машинного гудения в помещении загорелся свет, и Гуро смог различить деревянные ступеньки в темноте. Положение было не из лучших, так как спускаться нужно было спиной. Яков вдохнул морозный воздух, желая поскорее закончить со всем этим, и начал аккуратно спускаться вслед за мужчиной. Воротник пальто не позволял обернуться назад во время спуска, сердце стучало в ушах, последняя ступенька скрипнула под ногой перед прыжком, и Гуро резко развернулся на земле. Перед глазами свистнула арматура, Яков буквально кожей почувствовал силу воздушной волны от тяжёлого предмета, услышал свист, с которым мужчина втянул ноздрями воздух перед замахом, треск полушубка, увидел белизну глазных яблок в широко распахнутых веках. Пистолет в мановение ока оказался в руках, щёлкнул курком, Яков резко шарахнулся в сторону, чудом избежав удара. — Ещё одно движение, и я буду стрелять! — мужчина замер. Яков нервно дышал, глядя во все глаза на этого человека, страх бился вместе с сердцем в унисон. Гуро быстро пробежался глазами по помещению, пытаясь одновременно следить за человеком: выложенные старым кирпичом стены, голый пол, засыпанный песком, одинокая лампочка, большой заржавевший генератор и… К горлу подкатила тошнота, и только сейчас в нос ударил набивший помещение трупный запах. Глаза запутались в частях тела в подтёкшей коричневыми разводами мелкой ванночке, в крови на порванном грязном матрасе, в детском искромсанном лице, глядящем на него пустым мёртвым взглядом. Якову удалось сдержать перемешанные с криком рвотные позывы, он шагнул обратно к лестнице и спиной забрался на первую ступеньку, всё ещё держа пистолет перед собой. Огромными глазами смотря на маньяка, Яков медленно поднялся на поверхность, кажется, даже не дыша всё это время. — Вылезай, — Гуро чувствовал себя нехорошо, тянуло блевать, но поддаться этому позыву не позволяло буквально всё. Мужчина же не спешил подниматься, кажется, он оробел так же, как и Яков. — Вылезай, тебе уже ничего не поможет, — обращаться к этому монстру на «вы» язык не поворачивался, хотя с ним вообще разговаривать не хотелось, даже проорать в лицо, что его расстреляют. В голове было лишь бьющееся пульсом в висках и писком в ушах оцепенение. Из погреба послышались шаги, а после скрип ступенек. Через несколько мгновений убийца уже стоял перед ним. Он даже выглядел как-то иначе, сразу потускнел, испарилась та недавняя уверенность, но стыда в его взгляде не было, лишь разочарование от того, что его раскрыли. Яков круговым движением пистолета заставил маньяка развернуться и быстро надел на него наручники. Сердце тут же чуть отпустило, но неприятная тошнота подкатывала к горлу каждый раз при взгляде на люк. — Если попытаешься сбежать, я убью тебя. *** Все допросы были окончены, отпечатки сняты и подтверждены, обыск погреба проведён, а жертва опознана. Гуро опустился на кухонный стул, одной рукой ослабляя узел галстука, а другой массируя стреляющие болью виски. Синяки под глазами были заметны уже издалека, а вечная свежесть образа испарилась, оставив после себя лишь бледность и несколько новых морщин. За эти почти две недели Яков несколько похудел и осунулся в лице — дела давненько на него так не влияли, но, возможно, причина была не только в самом расследовании, но ещё и в отъезде, резкой смене обстановки и таком непосредственном взаимодействии с преступником. Хотя, к убитым детям Яков тоже так и не смог привыкнуть за все годы работы. Через несколько часов должно было состояться заседание суда, нервы, потихоньку сдававшие на протяжении разбирательства с бумагами, родственниками жертв и тысячи допросов, сейчас были на пределе. Чертовски хотелось напиться. Гуро не покидала одна назойливая мысль, которая вилась в мозгу тонкой, режущей спиралью. Вот так раскрыть дело — не с помощью детективного расследования, опираясь на зацепки и улики, а по счастливой случайности, просто наткнувшись на убийцу лицом к лицу. Разве это правильно? Они все что-то делают не так, или просто реальность такова? Раскрываемость подобных дел крайне мала, и то, половина — это чистое везение. Испытывать сомнения в собственной работе оказалось до страшного тошно, чувствовалось это уже не такое далёкое разочарование в профессии, и в себе, кстати, тоже. Да, преступник пойман, и перспектива новых жертв теперь невозможна, но никакого успокоения этот факт не принёс, вспоминалось лишь только то, сколько жизней пожертвовано стоячему двигателю «надёжной» милиции. Гуро подумал о том, что было бы, если бы он не успел отпрянуть, когда маньяк замахнулся на него той железякой. Или если бы у него не было с собой пистолета? Полез бы он туда? Этот человек наверняка убил бы его. Или сначала сделал что-нибудь и только потом убил. Вспоминалась далёкая война и это постоянное ощущение дышащей в затылок смерти, о которой говорило всё вокруг: шум самолётов, свист ядер, сухая корка хлеба и глаза родителей. Даже ребёнком он хорошо запомнил это чувство. — Да соберись ты, нытик сопливый! — Яков шлёпнул себя ладонями по щекам, хотя ни боль, ни слова особого эффекта не возымели. Мужчина, сгорбившись, уставился на поднесённые к лицу пальцы, вспоминая отрубленные конечности в том погребе, его передёрнуло. — Надо Коле позвонить, — после первого дня он звонил ему только раз, и то — на пять минут, просто сказать, что будет сильно занят, но пообещал набрать, когда появится лишняя минута. Было немного совестно за то, что он так и не сдержал обещание, но, по стыдливой правде, и сейчас звонить не хотелось. Слова Алексея о том, что не стоит никому слушать его в таком состоянии, вертелись в голове, как и телефонная трубка в руках… *** — Коль? — прозвучало жалко и нелепо, Яков, недовольный собой, зажмурился, потирая свободной рукой веки. Он не понимал, зачем всё-таки решил позвонить, может, хотел высказаться или отвлечься на что-то, или просто дать понять, что соскучился. В душе Яков понимал, что ничего из этого ему сейчас не поможет, скорее, заставит ещё глубже затолкать в глотку готовые вырваться слёзы — такие, что только слово скажешь, обожгут глаза. — Да, привет. Ты давно не звонил, — Коля, кажется, был немного расстроен этим фактом, но злобы в голосе не было, хотя она была бы вполне справедливой. Гуро хотелось промолчать — всё это было неловко, плохо, да и вообще не стоило звонить парню в такой момент. Он поднял лицо к потолку, чувствуя покалывание в уголках глаз. — Я… Прости, было много работы, понимаешь, — мужчина надрывисто вздохнул, стараясь не дышать в телефон, горечь скреблась в носу. Яков понимал, что Коля не должен слушать эти идиотские оправдания человека на пороге нервного срыва, но положить трубку он уже не мог. Он знал, что Гоголь не будет его винить, наоборот, скажет что-то хорошее — и подожжёт фитиль бомбы. Наверное, это и было причиной звонка — добить набившее его звенящее отчаяние, которое он не мог отпустить самостоятельно. — Не надо извиняться, Яш, всё хорошо, правда. Я просто соскучился, — в ушах запищало, Гуро выдохнул с шумом, который разошёлся эхом по голове, словно прозвучал первый выстрел перед боем. «Ну разумеется». На глаза навернулись слёзы, вот так просто — сразу после второй фразы покатились по щекам, вырвали из горла всхлип. Коля на той стороне ошеломлённо замер, слушая, как тихо плачет мужчина, захлёбывающийся воздухом, чувствующий себя даже не тряпкой или слюнтяем, скорее просто — ужасно. Ему нужно было это сделать перед судом, чтобы не носить с собой трупы детей и спрятавшийся страх из того погреба. «Прости, что взваливаю на тебя это, Коль». Стыд ради собственного блага — застывшая отвращением с начала жизни фраза, которую Яков ненавидел, кажется, всегда, раскалилась о собственные слёзы и чужое тревожное молчание. — …Эй, ну ты чего? Хочешь, я тебе пельменей слеплю, когда приедешь? — после недолгой паузы успокаивающе начал Коля, как во время разговора с ребёнком, словно вот-вот погладит мужчину по голове через трубку, будто и нет между ними сотен километров. Гуро широко улыбнулся этим словам, но губы через секунду задрожали, и он прикусил их, чтобы не проскулить в телефон. — И в кино тебя свожу, если захочешь. Или можем просто полежать на диване, а я почитаю тебе вслух. Как насчёт такой идеи? — Яков надрывисто втянул воздух через нос и выдохнул уже спокойнее, кивая про себя. — Мне нравится, — с хрипотцой ответил мужчина, а парень по ту сторону улыбнулся. — Тогда договорились, — на этой жизнеутверждающей фразе в квартиру влетел запыхавшийся Алексей и, кинув на кровать увесистый портфель, под громкий скрип пружин приземлился сразу за ним. Он несколько секунд пытался отдышаться, пока Яков незаметно вытирал глаза, и уже через секунду серьёзно проговорил: — Одевайтесь, нам пора в суд.