Неплохо-неплохо

— Хм-м… — задумчиво протягивает Дазай, тиская упругую грудь своей широкой лапенью. — Ты берега не попутал, окаянный? — врезает компактная и резвая дамочка каблучком в челюсть. Привычная шляпа на рыжей голове, локоны, спадающие на плечико, все те же болеро, жилетка и галстук ленточкой. А вот ниже — соблазнительные короткие ножки, обтянутые сеточкой, в шортиках вместо привычных узких штанов и сапогах по колено. — Ты же сам попросил потрогать! — жалуется молодой исполнитель Портовой мафии, держась за несчастный оральный аппарат. — И какого хрена ты в шортах, а не юбке, если уж такое дело?! — Какое, нахуй, дело?! Я тебе сказал коснуться меня, чтоб эта тупой эффект развеялся! — пыхтит Накахара Чуя, невольно пришлепнув пару дазаевских подчиненных гравитацией. — Как бы я, по-твоему, херачил в юбке, черт подери, ты видел мою задницу?! Ножка снова целится в лицо, но шатенчик лишь слегка отводит личико, позволяя ей захуяриться в стену. Пока Накахара пытается вытащить ногу, Дазай обходит его и с тихим «Да, действительно…» присвистывает. Подчиненные невольно сглатывают, предчувствуя пиздец, и пытаются встать — но все тщетно: кости трещат, дышать нечем, тело, буквально, плющит. Канделябр и различные стекляшки на полочках принимаются звенеть, со стола падают документы, шкафы начинают качаться, со стороны подчиненных слышатся слабые стоны. — Чуя, — окликает Чую Дазай, мацнув за аппетитную половинку. — Не ломай здание своими гормонами. Накахара заливается краской и, таки дав второй раз по морде Дазаю, посылает его в полет в ближайшие лакированные стеллажи. Половина кабинета разлетается вдребезги следом. — Спасибо за работу! — пищат хромающие подопечные, захлапывая двери. — «Спасибо за работу», блять, — рычит рыжая бестия (в кои-то веки буквально) и прочищает горло. Голос, на удивление, особо не изменился — стал чуть мелодичней, как при пении, но соблазнительная хрипотца так и осталась. Утробный рык тоже. — Гх! Каблучок втыкается в ладонь подпольного босса, развалившегося под кучей книг и щепок. Простонав, тот открывает глазки и оценивает прекрасный вид снизу: все тот же властный коротышка, но более рельефный, точно гибкий и, сука, определенно нетронутый. Был бы, наверное, еще прекрасней, надень Накахара все же юбку, а не шорты. Озвучив эту мысль, Дазай тут же получает сапогом по смеющейся морде, испытав какое-то чувство дежавю и боль в полусвернутой шее. — Исповедь, — надавливает Накахара каблуком, воткнув сигаретку меж зубов, — используй. Чувствуя, что его мумия явно настроена поиграть, он отбрасывает шляпу, щелкает зажигалкой и запускает пядь себе в волосы, немного расчесав. — М-м-м, — облизывается напарник, ведя другой рукой по ножке. — Сигареты тоже решил тоненькие взять? Под стать образу? — он усмехается, проникая под сеточку над сапогом, и нежно оглаживает кожу. Недовольно шипит от кусочков пепла, которые стряхивает затягивающийся Накахара. — Ты же будешь отрабатывать мне этот костюм, сучка, — смеясь, проговаривает исполнитель и садится рывком, касается развязно языком внутреннего бедрышка, поднимая мощную ножку себе на плечо. — Извращенец… — прикрывает глаза Накахара, задерживая дыхание, и кладет руку с сигареткой на мохнатую башку. Прикусывает губу от втягивания кожицы чужим поганым ртом и выдыхает прерывисто. — …куни сделаешь — там посмотрим… Исполнитель лишь усмехается и продолжает целовать и посасывать непривычно мягкую кожу. Осторожно пригубливает здесь, аккуратно лижет там, оттягивая зубами сеточку, легонько касается пальцами. Реснички подрагивают, щечки прям все румяные, весь такой сама обходительность, пиздец. — Вот, значит, какой ты со своими дамами… — стягивает в ком темные волосы Накахара и отводит внезапно ставшей милой моську. Сверкает глазками в раздумьях, затягивается. Борется с желанием прижечь бычком меж глаз. Черная радужка алчно сверкает в предвкушении. Бычок летит в пизду (в мусорку), ножка резко притягивает к себе, и Накахара властно накрывает губы исполнителя, демонстрируя все преимущества охуительной растяжки и прекрасного чувства координации. Дазай постанывает, и ему явно не хватает, но он только держится за тонкую талию и тянется за постоянно атакующим мягким-премягким ротиком. Ведет нежно руками вверх, обнимает одной со спины. Расстегивает металлическую ширинку другой, проникает ладонью под шорты. — Я так понимаю, — выдыхает Накахара, разорвав поцелуй, — Исповедь ты не активируешь? — Шутишь? — опьяненный, хрипит Дазай; ловит чужой горячий язычок, посасывает почти как конфетку. — Такой шанс тебя выебать, — опускается целовать тоненькую бледную шейку, оттягивает двумя пальцами чокер. — Пиздец ты романтичный, — комментирует Накахара и ахает, потому что уебок снова сминает грудь. — Серьезно? прямо здесь? Напарник игнорирует недовольный стон и методично расстегивает пуговицу за пуговицей, покрывает бледную кожу короткими поцелуями. На месте крепких мышц теперь лишь спортивно-намеченные, кожа до безумия нежная, пахнет скорее молоком, нежели мускатом, грудь не накачанная плоская, а дразнящего второго размера… Накахара выпрямляется и даже выгибается, прикусывая губу, подставляется теплым губам на ребрах, мягком животе и… — Да ты, блять, шутишь… Голова кругом. Дазай проводит медленно кончиком носа вдоль лобка, разделяя темно-рыжие грубые волоски, касается язычком уретры, надавливает, проговаривая тихо-лениво: — А ты уже течешь. Накахара чувствует, как ноги подгибаются, а перед глазами темнеет. Жар на лице. В мыслях только незваное «убью, убью, убью» от какой-то кошачьей ревности к неизвестным шлюхам, на которых этот ублюдок, видимо, тренировался, когда не мог завалить Накахару. — Нгх. К хуям стоны. Но по ногам все равно ходят волны приятной дрожи. Горячий язык опускается ниже и глубже, а кончик носа продолжает волновать клитор. Накахара сглатывает ком и смотрит вниз. На абсолютно спокойное личико, лакающее рыжего мафиози как миску с молоком — вылизывает настойчиво, надавливает язычком, выдыхает горячо, меняя угол. Пальцы сжимают темные лохмы, впиваясь небольно ноготками в загривок. Он чует, как Дазай улыбается и разрывается, чтоб не сказать: «Принцесса, расслабься». А принцесса нихуя не может расслабиться, потому что рухнет нахрен на подрагивающих ножках, одна из которых по-прежнему на крепком плече, но хрен б это помогало. Тёплые руки оглаживают и сминают аппетитный зад. Дазай отрывается и слизывает теплую струйку, медленно стекающую по бедру. — Д…даже не думай лезть целоваться…- задушенно бормочет маленький мафиози, вцепившись в плечи. Бормотание напрочь игнорируют и впиваются влажными губами, приподнимая к себе за ягодицы и вписывая в стеночку. — Мф! Накахара все же издаёт приглушенный стон и пытается оторвать от себя разгоряченного любовничка, болезненно оттягивая лохмы. Кусает нещадно язык, губы, вгрызается в шею. — Я… — задушенно стонет исполнитель, — не понимаю ты хочешь продолжения или нет! А! Потому что обычная дамочка определённо бы кусалась и отталкивалась, чтобы от неё отъебались, а эта и ножичек может использовать для адреналина. Вон, как ножками схватила, и не отпускает! — Я… — рычит Накахара на ушко, — хочу, чтоб ты активировал Исповедь, сука, — он запускает острый язычок дразнить ушную раковину, проникает внутрь, щекотя чувствительные стенки, — и дал мне себя выебать как полагается, а не это вот все… Чуечка отрывается от уха и продолжает ласкать губками за ним. Сводя с ума исполнителя своей развратностью и реально чуть ли не активируя способность случайными жаркими поцелуями и вгрызанием. — По тебе ж, блять, — задыхается Дазай впиваясь руками в грудь, больно сминая, — нихуя не скажешь, — «что выебать хочешь», но дыхания не хватает, и он ловит и накрывает чужом блядский ротик. Вторгается требовательно, вбирает язычок, не давая ни вдохнуть, ни простонать. Ощущает, как трясёт чертовку. Которая дотягивается пальчиками вниз и сжимает вставшее хозяйство. Дазай скулит и опускается на колени со сползающим по стенке довольным Накахарой следом. — Изверг… Пускает он показушную слезу и утыкается в шейку, в рыжий недохвостик. — Ну, извини-извини, — шепчет жарко на ушко Накахара, нихрена не жалея. Снимает, не торопясь, перчаточки, выкидывает куда-то в кучу книг со сломанными стеллажами. Обхватывает ладошками член и дразнит головку большими пальчиками. — Ты… — поджимает пальчики в ботинках Дазай, — невыносим… Накахара ржёт и ведёт по напряжённой плоти вверх-вниз, медленно, грубовато, круговыми движениями через раз, будто хочет скрутить. Поддевает зубками бинт на шее. Развязывает и присасывается к венке. Ощущает бешеный пульс на язычке, кусает и оттягивает вспотевшую кожу. Дазай стонет и скулит в плечико, прижимается сильнее, сжимает пальчики. — То бишь, вставить не дашь? — уточняет исполнитель, поднимая раскрасневшееся личико. Вздрагивает от приятных касаний снизу. — Перебьешься, — скалится Накахара и касается зубками влажных губ. Оттягивает нижнюю губу и целует, беззастенчиво доводя партнёра до тихой разрядки. — Фух, — свободно выдыхает рыжий, радуясь своему прежнему облику. А после шипит в улыбающиеся губки, притянув освободителя за подбородок: — Не смотри на них, скумбрия несчастная. Шлюшная сеточка на ножках все еще на месте.