«Бог меня не любит Он плачет, глядя на меня.»
Я понял это ещё тогда, когда только прибыл в особняк Олетус. Меня здесь не приняли. Никто. Существование в обществе становится невыносимым, когда ты прекрасно видишь, что не представляешь для него никакой существенной ценности. Но, к сожалению, мне пришлось перетерпеть это. Общение с другими выжившими было чисто формальным. Пара фраз, банальные пожелания удачи, брошенные за столом в зале ожидания — и на этом всё, разговор себя исчерпал. Я прекрасно знал мнение других обо мне. Оно читалось по их лицам, как будто передо мной не человек, а открытая книга. Я видел, что они не чувствуют ко мне ровно ничего, и мне не было до этого никакого дела. Но осознание того, что для них я лишь тот, кто может «поставить гроб в случае чего», неприятно обволакивало меня, как густой туман, противиться которому я не мог. Я думал, это будет длиться вечно. Думал, что этот туман никогда не отступит от меня, что на его место никогда не прибудет хоть немного солнца. Неужели, думал я, в мире и правда не осталось ни капли хорошего? Неужели единственное благословение — смерть, да и его заполучить невозможно? Я отчаялся, но слишком рано. Помню этот день, как будто это было вчера, хотя, честно, я совершенно сбился со счёта времени, но думаю, это было уже достаточно давно. Ты появился на пороге особняка, как ангел, спустившийся с небес, озарил это место, которое, казалось бы, уже ничто не могло спасти, своим светом. Тогда я понял, что ещё не всё кончено. Ты был единственным, кто смог и кто захотел найти подход ко мне. Хотя, каюсь, первое время я ужасно боялся тебя. Припоминаю, один раз упал со стула, когда ты попробовал заговорить со мной. Я думал, после этого случая ты оставишь свои попытки, но тут я был неправ. Ты продолжал пытаться обнаружить во мне личность, а не просто «гробовщика». Ещё тогда я понял, что ты не такой, как все остальные. Ты не был из тех, кто видел во мне лишь выгодного соигрока. Ты был чем-то большим. Не помню, как, но мы сдружились. Ты был моим первым другом за долгое время, первым человеком, с которым мне удалось найти общие темы для разговора (да и в целом выйти на связь). До этого я говорил только с куклами, которых оставлял в гробу, из-за чего многие считали меня не совсем здоровым. Помнится, всю нашу первую игру мы держались вместе и прикрывали спины друг друга от охотника. Я ненавидел церковь до этого дня, но после этой игры полюбил её. И после этой игры я понял, что полюбил тебя. Это было самое странное ощущение из всех, что я испытывал за последнее время. При виде тебя сердце трепетало, как птица в клетке. Едва заслышав твои шаги, я судорожно начинал соображать, о чём лучше будет сказать сегодня. Я уж точно не ожидал того, что ты примешь меня, а тем более — того, что ты признаешься мне первым. Это произошло во время игры, вернее, ближе к её концу, когда мы остались наедине — я, ты, шастающий где-то там, вдалеке, охотник и гроб. Снова церковь, и снова мне хотелось провалиться сквозь землю от этого странного ощущения невыносимой любви к тебе. Ты вдруг схватил меня за запястье и затащил в церковь, тут же подтягивая поближе к себе. Я смущённо натянул маску на всё лицо, а ты, секунду назад бывший таким встревоженным, звонко засмеялся, так, что твой смех эхом отразился от стен, но не вылетел за пределы церкви, а попал мне прямиком в сердце и остался там, как сокровище, упавшее с пиратского корабля на самое дно моря, где никто не сможет его отыскать. Мы стояли у алтаря, такие растерянные, глупые, и влюблённые. И стоило тебе произнести заветные три слова, которые я повторял себе под нос уже множество дней, готовясь сказать их тебе, та птица, что сидела в клетке внутри меня, моё сердце, вспорхнуло и вылетело прочь, прямиком в твои руки, готовящиеся принять его нежно и со всей теплотой, что была у тебя. Тогда я понял, что благословение — это не смерть и не жизнь, не любовь и не ненависть. Моё благословение — это ты.«Бог больше не плакал.»