Пятница, тринадцатое.

- Клем… Кажется, они приняли нас за мародеров… Маттиас проводил взглядом проехавшую мимо них уже в третий раз полицейскую легковушку. - Еще бы! – Клеменс слегка сжал ладонь возлюбленного в своей и нежно погладил ее большим пальцем. На его лице блуждала мечтательно-загадочная улыбка. В свете полной луны, бледный от природы, с наведенными черными тенями вокруг глаз и, опять же, черной помадой на губах, Клеменс выглядел как персонаж фильма ужасов восьмидесятых годов прошлого века, - Парочка, неспешно прогуливающаяся по кладбищу глубокой ночью выглядит по меньшей мере странно. Хотя… Пора бы уже от нас отстать! У нас ведь нет с собой ни лопаты, ни лома… Только пакет с парой банок пива и пачкой сосисок. Маттиас пожирал кузена взглядом, полным бесконечного восхищения и обожания. Он не переставал удивляться способностью Клеменса быть столь гармоничным в самых разных, иногда диаметрально противоположных, образах от вульгарного, шлюхоподобного, развязного андрогина до солидного джентльмена в костюме и при галстуке, с гладко зачесанными назад волосами. Сегодня Клеменс трансформировался в графа Дракулу специально для него, Маттиаса! Театр одного актера и одного зрителя! Харальдсон не знал, что ему ожидать от безбашенного двоюродного брата, но в одном он был уверен на двести процентов – скучно с Клеменсом ему никогда не будет. Только Клему могло прийти в его светлую голову пригласить любимого на свидание на кладбище в пятницу тринадцатого! Не размыкая сцепленных в замок пальцев, они продолжили путь прогулочным шагом по аккуратной тропинке между могилами. Яблони уже отцвели. Их пожухлые лепестки, как конфетти после бурного бала-маскарада, неторопливо гонял легкий ветерок. Яблони передали эстафету цветения сирени – ее пьянящий аромат игриво щекотал ноздри и слегка кружил голову. Посаженые заботливыми руками скорбящих родственников тюльпаны, ирисы и незабудки превращали могилы в ласкающие взгляд цветочные клумбы. Если бы не памятники, надгробия и оградки, кладбище выглядело бы как самый настоящий парк, даже лучше! Над головами влюбленной пары, частя перепончатыми крыльями, пролетела летучая мышь. Ее черный силуэт на фоне желтого диска полной луны выглядел воистину фантасмагорично. Прямо у самых ног, заставив вздрогнуть от неожиданности, дорогу влюбленным перебежал заяц. Где-то в лесопосадке рядом с кладбищем ухала сова, в непересыхающей глубокой канаве квакали лягушки. Душа пела, вглядываясь и вслушиваясь в буйство природы конца весны – начала лета во всем его великолепии! Фонариком от мобильного телефона Маттиас освещал памятники, мимо которых они проходили, и его сердце поэта ликовало каждый раз, когда удавалось прочесть действительно красивую эпитафию. Но его сердце антикапиталиста скорбело, видя, что даже после того, как люди обретают свое последнее пристанище, неравенство между ними по-прежнему сохраняется – над некоторыми могилами возвышаются лишь убогие деревянные кресты, а над некоторыми – кричащие своей вычурной роскошью причудливые сооружения из мрамора и гранита. Тут на пути влюбленных попалась могила, просто наповал сразившая своей роскошью. Помимо внушительного размера мемориала и статуи усопшего в полный рост за могильной оградкой находилась увитая плющом беседка. Не сговариваясь, Маттиас и Клеменс подошли к привлекшей их внимание могиле. Маттиас толкнул дверцу оградки. Та поддалась. Парочка вошла внутрь оградки и огляделась вокруг. - Разожжем костер вот тут! – Клеменс указал на свободное пространство рядом с надгробием. Очевидно, скорбящая вдова зарезервировала место и для себя. Они сходили до ближайшей мусорной кучи и принесли оттуда сухие ветки спиленного куста. Несколько щелчков зажигалки – и костер начал разгораться. Клеменс открыл банки с пивом. Одну протянул Маттиасу. - Ну… За нас! – произнес он тост. Насадив на тонкие ветки сосиски, влюбленные стали поджаривать их на костре. Тут Клеменс, игриво улыбаясь, прикрыл глаза и провел узким языком по всей длине сосиски. Затем он сомкнул вокруг сосиски губы в кольцо, и, с протяжным стоном на высокой ноте, стал медленно вводить сосиску глубоко в горло. В брюках Маттиаса моментально стало тесно. Его дыхание стало частым и прерывистым. Маттиас никогда не видел, чтобы кто-нибудь ел сосиску столь развратно. - Ты меня дразнишь… - задыхаясь, прошептал он, - Грязный мальчишка! Вот я тебе сейчас покажу, как меня дразнить! Маттиас поднял сидящего на корточках Клеменса, притянул к себе и впился ртом в его рот, засасывая его верхнюю губу, и проводя языком по внутренней стороне нижней. Он расстегнул куртку возлюбленного, а затем и рубашку. Пальцы ощутили жар пылающей плоти. Чуткие, проворные пальцы Маттиаса нащупали вмиг затвердевший сосок, слегка сдавили его и стали чередовать поглаживания со скручиванием. Маттиас знал: соски Клеменса невероятно чувствительны – стоит ими слегка поиграть, и тело Клеменса будет извиваться, требуя довести его до оргазма. Вот и в этот раз стоны Клеменса становились все интенсивнее и настойчивее. В лесополосе им вторила сова. - Негодник!.. Маттиас опустил Клеменсу руки на плечи, ставя его на колени прямо на мраморную плиту. Стоять на коленях на твердой плите было не вполне удобно, но возбужденный до предела Клеменс не обращал внимания на такие мелкие неудобства. Маттиас расстегнул ширинку и несколько раз ударил Клеменса возбужденным членом по лицу. Его тело мелко дрожало от вожделения. - Вот тебе!.. Получай!.. Будешь знать, как дразнить меня! Находящийся в нирване Клеменс все стонал с закрытыми глазами, запрокидывая голову назад. Маттиас надавил Клеменсу на шею, заставляя его встать уже на четвереньки. Затем он спустил с любимого брюки и ввел смоченные слюной два пальца ему в анус. Маттиас хорошо знал тело любимого, поэтому чувствительную точку долго искать не пришлось. К стонам Клеменса добавились громкие, порывистые вскрикивания. Чувствуя, что возлюбленный вот-вот кончит, Маттиас вынул из него пальцы и медленно и осторожно ввел свой член. Несколько набирающих темп толчков с параллельной стимуляцией члена рукой – и сопровождающийся пронзительным криком мощный оргазм заставил член Клеменса выстрелить, как из пульверизатора, прямо на могильную плиту. Вслед за Клеменсом со звериным рыком кончил и Маттиас. - Черт!.. – испугавшись того, что он помянул имя врага рода человеческого всуе, Маттиас прикрыл рот рукой, - Неужели мы сделали это прямо на чьей-то могиле?.. Интересно, как это классифицируется с юридической точки зрения? Осквернение места захоронения? Мелкое хулиганство? Или не мелкое?.. И какое наказание за это полагается? Штраф? Исправительные работы? Тюрьма? - Хотешь… оформить явку с повинной? – дыхание Клеменса все еще оставалось прерывистым. Немного отдышавшись, Маттиас достал влажные салфетки и помог Клеменсу вытереться. Затем они надели спущенные штаны, затушили практически перегоревший костер, убрали следы своего беспредела и вытерли салфеткой сперму с могильной плиты. - Надо хоть узнать имя того, чью могилу мы осквернили, - сказал Маттиас, разглядывая надпись на плите, - Густав Олаф Кристоферсон… Прости, дружище!..

***

- Ну с кем еще у тебя будет свидание на кладбище?.. – кладя голову на плечо возлюбленного, прошептал Клеменс, когда они, обняв друг друга за талии, подходили к кладбищенским воротам. - Клем…, - Маттиас поцеловал лежащее на его плече блондинистое темечко, - Я не хочу, чтобы у меня когда-нибудь были свидания с кем-то, кроме тебя!