Когда вырастешь — приходи

Таня тянется к ней за поцелуем, а она выставляет перед ней ладонь. И улыбается так хитро-хитро. — Когда вырастешь, тогда и приходи. Рита смеется над ней, но беззлобно. Она язвит и теряется, когда звонкоголосая девчонка вертится рядом. И если первое привычнее некуда, то теряться — впервые [когда просто не знаешь, куда себя деть в ее присутствии.] Белая хмурится, как ребенок: — Сомневаюсь, что мой рост изменится. — Я разве о росте? — Власова смотрит на нее свысока, искренне полагая, что Таня поймет шутку. А она не понимает. И опускает обиженный взгляд. — Куда уж мне дорасти до твоих идеалов, — она разворачивается и хочет рвануть из коридора, скрыться и выговориться Ваньке, какая редкая она идиотка. [А он только головой покачает в знак согласия.] Рита легко хватает ее за руку: — С тобой шутить опасно. Всегда есть риск, что ты либо убежишь, либо съездишь мне по лицу. Своими маленьким кулачком, — она не может сдержаться, приобнимая Таню. По-дружески, не нарушая границ, едва касаясь плеч. Белая чувствует себя глупой девчонкой, а Рита ее таковой еще и считает. И ругается, когда та на рожон лезет и треплет ей нервы тем самым. Таня — девочка-эмоция, девочка-безумие, и то звонко хохочет, а то обижается с ничего. Спокойная, взвешенная Рита за ее гирляндой настроения решительно не успевает. Власовой всегда нравились женщины в возрасте, которые четко знают себя и чего хотят, а тут возьми и ворвись в жизнь эта девчонка. Без предупреждений, с контрольным выстрелом. И без промаха — в цель. Что бы ею ни было. — Я своим маленьким кулачком могу больно дать по носу. — Не сомневаюсь. Но ничего, Антонова быстро меня подлатает. — Ага, конечно, а ты и рада, — Таня дергает плечами, пытаясь скинуть руку Власовой. — И вообще все равно, что она с трупами работает. — Повезло. Не с отморозками, как мы. А еще у нее в морге всегда пониженная температура, поэтому она вообще не стареет. Одни плюсы в женщине, не находишь? Таня в обиде больно наступает на ногу Маргариты. Та делает вид, что это ее совершенно не тронуло: — Легче стало? — Нет, — и наступает второй раз, нарочно на самый кончик ботинок, чтоб побольнее. Из глаз Риты стреляют искры, но и их она задавливает. — А теперь? — Немного, — а Белая на взводе, а Белой дай сейчас в руки пистолет — выстрелит и не задумается. Куда, в кого — неважно, главное — нажать на курок, а подумать — потом. — Такая маленькая, а такая вредная и ревнивая, слов нет, — подтрунивает Рита. Бесстрашие — ее второе имя. — И к кому ревнует? К семейной до мозга костей Антоновой. И как тебя в ФЭС взяли с такой логикой? — Будто чья-то семья тебя остановит. — Ты права, это не преграда. — Что и требовалось доказать. Власова вальяжно кладет руки в карманы и пошатывается рядом с Таней. На лице растягивается довольная улыбка: — Правда, есть кое-какие полтора метра, которые преградой как раз являются. Слова цепляют Белую, она даже смущается случайно, но быстро приходит в себя: — Ой, извините, что мешаю вашей полигамной натуре. — А мне казалось, я встречаюсь со взрослым человеком. И что у нас серьезные отношения. По крайней мере, то, что ты регулярно отмечаешь меня под розыгрышами пуховиков в инстаграме, может означать только это. Разве нет? — Сама-то… — А что я? Максимум — я потратила в прошлую субботу час, чтобы создать двадцать левых ящиков в почте, чтобы помочь тебе накопить на промокод. И, кажется, каблуки со скидкой ты все-таки получила, — Рита стучит ботинком по Таниным туфелькам. — Вечно будешь теперь гордиться этим? Тоже мне поступок. — А что тебе еще нужно? — Простого человеческого не упоминать Антонову в разговоре. — Хорошо. Буду теперь шифроваться. Только как ее называть? Королева мертвых? Таня злится и шипит, в сущности, как котенок: — Вот почему ее ты сравниваешь с королевой, а меня — всегда с какой-нибудь мелочью, вроде хомяков или карликовых собачек. Я не хочу быть вонючим хомяком! — А что в них плохого? К тому же ты хоть и маленькая, зато умная. Вспомни, как мы играли в прошлые выходные? Ты составляла слова вроде диоксид и иридий, а я — типа свиньи. — Мне что, принять это за комплимент? — Вполне. А не похоже? — Другим девушка говорят, что они красивые и милые, а ты — что я умный хомячок. Я что, похожа на Холодова больше, чем думала? Таня собирается уходить в своей надуманной обиде, когда Рита с хохотом разворачивает ее к себе и осторожно целует, удостоверившись, что поблизости нет никого. И сопротивляться ей сил совсем нет. — Ты совсем не похожа на Андрея. Скорее, Тихонов и Амелина в одном флаконе. Такая же прошаренная и красивая. — Ты считаешь Оксану красивой? — Огосподинет, — Власова выставляет руки вперед. — Выключи в себе ревность. И не начинай снова. — Я шучу, — Таня смеется, касаясь руки капитана. От Риты пахнет резким парфюмом, и черный свитер кажется таким мягким. Хочется обнять ее, но в конце коридора появляется Тихонов. — Кажется, кому-то сейчас прилетит за оставленные приборы, — Власова разворачиваются к нему лицом. — Я все свалю на тебя. — Ни один человек не поверит, что опер возился с лабораторными мышами. — Мы не ставим опыты на животных. — А я не о настоящих мышах и говорю. И не о компьютерных. Таня складывает дважды два и округляет глаза. Рука рефлекторной толкает Риту в плечо: — Грубиянка. А Тихонов подходит все ближе. — Ладно, можешь свалить всю вину на меня. Меня он не тронет. — Какой благородный жест. — Вспомни его, когда будешь в следующий раз кидать мне претензии. — Непременно. Таня только успевает договорить, как налетает Ванька с тирадой о том, что нельзя оставлять оборудование без присмотра. А Белая лишь опускает взгляд на туфли: они определенно стоили двадцати фейковых ящиков на майле.