Повторять не буду

Коннор подходит к нему около полудня. Помятый какой-то, с топорщащимся, кое-как прицепленным к рубашке галстуком и по-волчьи отчаянным и серьезным взглядом. Он говорит: — Вы живете недалеко от парка Руж? Подвезите меня, пожалуйста. Уходить вот прям сейчас с работы в самый разгар рабочего дня Гэвин как-то не собирается. Тратить свой законный обед на то, чтобы тащиться в другой конец города — и что, что там действительно стоит его дом — тем более. Но что-то в облике Коннора останавливает его от резкого отказа. — Что? — Парк Руж. Пожалуйста, детектив. Со времени революции прошло долгих два месяца. Коннор заявился тогда чуть ли не на следующий день — или почти через неделю, Гэвин не следил, вот честно — под двери участка — скорее, под двери стеклянного аквариума Фаулера — и долго смотрел на всех щенячьим взглядом. Тогда он светился, гордый, похоже, за всю их эту андроидскую движуху. Сейчас он какой-то высохший весь. Выцветший. Ненастоящий. Гэвин знает такое. Видел много раз. — Какого черта я должен тебя куда-то везти? — Потому что вы там живете? Гэвин хрюкает. Эта логика потрясает воображение — кто тут вообще из них андроид? Рациональная машина, все дела. — Вызови такси, жестянка, и отстань уже, — отмахивается он. — Пожалуйста. Коннор немного наклоняет голову и приподнимает брови. В его глазах — тоска. Непреклонная уверенность. И просьба. В любой другой день Гэвин бы послал его подальше. Сказал, что пластиковые консервные банки могут идти нахрен, и если он куда-нибудь и подвезет Коннора, то только на утилизацию. Чтоб не мелькал здесь и не лез. Когда-нибудь в другой день — определенно, но сейчас он почему-то медлит. Громко вздыхает, мельком окидывая взглядом весь их шумный опенспейс — из холла доносятся обрывки новостей, отовсюду слышны голоса, пищит старый ксерокс и у кого-то звонит телефон, — и складывает руки на груди. Гэвин, нет. Нет. Зачем. — Пять минут, и жду у машины. О господи. — Спасибо. Лицо Коннора немного светлеет, и Гэвин морщится. Он ещё пожалеет, что согласился. Через пять минут — и один странный разговор с Фаулером — жестянка действительно обнаруживается на улице. Свежий морозный воздух обжигает нос и тут же принимается щипать за щеки, и Гэвин, покрепче закутавшись в куртку, почти подбегает к машине. С чистого пронзительно голубого неба светит зимнее солнце. Казалось бы, только вчера весь Детройт был погребен под снегом бураном. А сегодня ничего так, все белое, да, распогодилось. Но холодно! — Давай, садись, — хмуро мотает головой Гэвин, снимая с машины сигнализацию. Его слова и дыхание расплываются в воздухе белыми облачками пара. Гэвин садится на водительское сиденье и громко хлопает дверцей. В машине теплее, но не сильно, и сразу же приходится включить печку. Коннор немного тупит, но тоже оказывается внутри. Шумит мотор — Гэвин повернул ключ зажигания и включил бортовой компьютер — и машина плавно трогается с места. Жестянка молчит. Смотрит прямо перед собой куда-то на дорогу и весь прямой, как палка, напряженный и жесткий. В принципе, Гэвин не против. Не любитель он поговорить в поездках, даже музыку никогда не включает, но происходящее, скажем так, уже выходит за рамки обычного. — И зачем тебе в такую даль? — скосив в очередной раз глаза на Коннора, небрежно спрашивает он. Рождество и новый год прошли уже месяц как, и украшения сняли еще в начале января, но погода прямо-таки праздничная. Запоздалая последняя мишура на вывеске хипстерской кофейни, мимо которой они проезжают, радует глаз. Коннор медлит. — Окей, жестянка, только не говори, что ты хотел посмотреть на местных оленей. Тебе для этого даже из участка выходить не стоит. В какой-то момент Гэвин переводит машину на автопилот и откидывается на спинку сиденья, придерживая руль одной рукой. — В парке Руж не видели оленей больше десяти лет, — подает голос Коннор. Он опускает голову и пялится на собственные пальцы. — Да ладно, готов поспорить, их хреново искали, — Гэвин почти заканчивает свою шутку, но замолкает и фыркает. Он уже везет туда одного оленя. И жестянка сам об этом знает. — Так зачем все это? Говори уже — или я разворачиваюсь и еду обратно на работу. Угроза действует — Коннор снова поднимает голову и даже открывает рот: — Мне нужно, чтобы вы ответили на один вопрос. Обо мне. — Ого. — Вы выражаете ко мне обычно явную неприязнь и точно не будете сглаживать некоторые углы, — задумчиво выдает он, хмурясь. Диода на виске жестянке не хватает — в какой-то момент Гэвин в воображении пририсовывает ему горящий желтым кружок. Они летят по Гранд-Ривер авеню, скоро будет поворот на Плимут Роуд. — Ну, давай. — По-вашему, мне доверяют в участке? — Что? — Ответьте. — Вот ты точно не того человека выбрал, — хмыкает Гэвин. Отводит взгляд снова на дорогу и ненадолго и впрямь задумывается. Машина плавно тормозит перед поворотом, а после снова разгоняется. Плимут Роуд спокойнее и тише, чем Гранд-Ривер, она уходит на запад сквозь ряды жилых небольших частных домов и пересекает парк Руж. На соседней улице стоит и дом Гэвина. Он старается об этом не думать, лениво цепляясь взглядом за знакомые здания и минимаркеты. Коннор тоже отворачивается. Снова смотрит вперед, поникший и сосредоточенный. Они молчат, и молчание это какое-то неловкое — такое, когда оба почти уже готовы сказать что-то, но останавливают себя. Напряжение копится. Капает на нервы. Бесит. — Часть точно доверяет, жестянка, — наконец, нехотя бурчит Гэвин. Высадить бы засранца где-нибудь пораньше. Гэвин выуживает из кармана пачку сигарет и мнет ее в руке. Последний раз, когда он курил в салоне, внутри почти неделю пахло дымом. Открывать окно холодно. Блин. — Почему? Когда Гэвин оборачивается на голос, он сталкивается с серьезным и внимательным взглядом. Милые щенячьи глазки канули в лету — даже брови, так и норовящие обычно подняться домиком, сжаты в прямую упрямую линию. — Да ты тупой, что ли? Потому что ты Коннор, черт возьми! Это напоминает какой-то цирк. Не то, чтобы они прямо-таки прекрасно общались эти два месяца, чтобы вдруг заводить подобные разговоры, даже больше — Гэвин частенько специально повышал тон, когда поблизости появлялся Коннор, и рассказывал кому-нибудь, обычно Миллеру, о том, как терпеть не может пластиковых засранцев, выдумывая все новые заковыристые придирки. Крис выучил эту пластинку почти наизусть — сам как-то рассказал, когда они ехали на выезд. В общем, их с Коннором не назвать друзьями или приятелями. Не-а. Ни капельки. Не нужно было соглашаться — тупая идея, абсолютно тупая. — Я сам не доверяю себе, — хмуро возражает Коннор. Они снова молчат. Машина доезжает до парка и тормозит на ближайшей обочине. Пальцы тянутся к сигаретам, и Гэвин, снова кутаясь в куртку, вылезает на улицу. Коннор тоже. Он выглядит растерянным, оглядывается по сторонам и стоит столбом рядом. Огонек от зажигалки ненадолго обдает теплом ладонь, и уже через секунду Гэвин с удовольствием втягивает дым. Наблюдает за мнущимся Коннором и выдыхает облако в сторону. — И куда ты пойдешь? Прямая фигура горбится неловко, жестянка отворачивается к парку и выглядит так, словно что-то высматривает. Гэвин силится понять, что именно, но ничего кроме заснеженного поля не видит. И кажется почему-то, что если отпустить туда Коннора одного, то он там и останется. — Прямо. Информативно, конечно. — Хотите со мной? — Хочу, — после второй затяжки кивает Гэвин. Коннор хмыкает в ответ. Когда сигарета подходит к концу, а машина заглушена, они отправляются вперед по узкой тропинке, протоптанной буквально пару часов назад. Жестянка впереди, Гэвин следом. Вокруг все в снегу — переливается, блестит на солнце, расплывается в голубых тенях. Холодок бодрит. Под ногами весело скрипит на каждый шаг, как в детстве. Тогда тоже иногда выдавались аномально холодные и снежные зимы. Прямо как сейчас. Поле сменяется деревьями. Гэвин прячет руки в карманах — зря оставил сегодня перчатки дома — и поглядывает по сторонам. Голые ветви гнутся под тяжестью снега, тропинка становится все тоньше. Рядом появляется замерзшая река. В голенища зимних ботинок успевает забраться снег, и от этого по спине бегут мурашки. — Вы любите зиму, детектив? — голос Коннора звучит поживее. — Лето лучше, — угрюмо бросает Гэвин. — Согласен. В какой-то момент Коннор замирает. Гэвин замечает это не сразу, едва не наступает ему на пятки. Ругается и, наконец, смотрит вперед. Место, в котором они находятся, напоминает заснеженный сад. Какая-то арт-инсталляция: местами торчат огромные валуны, вдоль непроходимых дорожек установлены фонари, а в центре что-то вроде большого зонта или гриба из толстого белого столба и больших стеклянных треугольных пластин сверху. Сейчас они завалены снегом. Странное место. Жестянка делает несколько маленьких шагов вперед. По его спине сложно сказать, но выглядит все так, словно он взволнован. Выдуманный диод мигает красным. — Если бы меня отключили, я бы провел здесь последние часы до деактивации. — Ого. Это как? Медленно они приближаются к середине композиции. — Этот сад… Его копия загружена мне в голову. Коннор оборачивается. На его лице гримаса ужаса. Губы поджаты, уголки рта опущены вниз, а глаза распахнуты широко-широко. — Чем больше расследование дела о девиантов заходило в тупик, тем хуже становилась погода там, — несмотря на свой вид, говорит Коннор много и спокойно. — А когда Маркус победил… Он оборачивается сходит с тропинки в снег. Стремительно, словно точно знает, что что-то должно быть в определенном месте. Замирает. — Эй? — окликает его Гэвин. — Так что там с победой? Ответа нет. Жестянка торчит на месте и смотрит куда-то вниз перед собой на снег. Выругавшись, Гэвин тоже лезет в сугроб. Снега в штанины набирается все больше, и это, черт возьми, холодно. Какого хрена. — Робокоп, прием! — несильно пихает в плечо. — …Когда Маркус победил, — продолжает Коннор, — шел буран. Мне сказали, что я должен был стать девиантом. Это была часть плана, — он оборачивается. — Они взяли меня под контроль. Я должен был убить Маркуса. Я почти это сделал! Под конец Коннор почти кричит. Смотрит отчаянно, сжимает крепко кулаки. Словно все это копилось в нем несколько месяцев — словно вот сейчас он снова в том буране у себя в сознании. И вовсе не уверенная во всем прагматичная машина — перепуганный, злой и чертовски живой в своих эмоциях. Гэвин кашляет. Отводит взгляд и ведет плечами: — Но не убил же. — Я шел сквозь снег и пытался выбраться, пока она собиралась его застрелить. — И ты выбрался. Коннор делает шаг вперед. Упрямо дергает подбородком. — Они в любой момент снова могут это сделать! — И ты снова выберешься. Коннор почти рычит. Он злится непонятно почему, выглядит так, словно еще чуть-чуть и бросится в драку. Чтобы это прекратить, Гэвин недовольно насупливается и поднимает плечи: — Понятия не имею, почему ты выбрал меня вот для всего этого. Хотел услышать, что всем окружающим, кто знает тебя, грозит опасность? О, так ты полицейский все же, а не садовник. Прикинь. Слушай сюда, жестянка, — Гэвин и сам делает шаг вперед и тычет пальцем Коннору в грудь, — повторять не буду. Ты уже нагнул весь свой Киберлайф дважды. Нагнешь и в третий раз, если понадобится. Ты привел целую, блин, армию — серьезно? И сейчас скулишь, что что-то там пошло не так? Вот это да. Намотай уже свои сопли на кулак и перестань строить из себя королеву драмы. Ты понял меня? В карих глазах плещется удивление вперемешку с мрачным ошеломленным недоверием. Кулаки Коннор все еще держит сжатыми и не собирается отступать. Видимо, он все решил. Упрямо и угрюмо двигает желваками, словно пытается задавить своим решительным видом Гэвина. Мол, давай, скажи, что это все чушь, что он, Коннор, на самом деле опасен, что ему поможет только деактивация. Давай, вытащи пистолет, приставь дуло к пластиковому виску! Ты же этого давно хотел, глупый напыщенный человек! У него дрожат губы. Совсем слабо. Гэвин замечает это почти случайно. Хмурится, потому как не привык оказывать психологическую помощь сбрендившим уже дважды андроидам, и фыркает. Встречает эту вспышку с ледяным спокойствием. — Пошли отсюда, — решает он. Хлопает вздрогнувшего Коннора по плечу и оборачивается. — Я замерз. И ты должен мне обед, — бросает Гэвин. Если бы Коннор был обычным парнем, он купил бы ему пива. Ящик, наверное. Позвал бы, как новобранца, к себе домой и позволил бы выговориться — а что, все мы люди. Если уж никто больше не видит, как ближнему хреново, то почему нет. Коннор не человек, поэтому пиво здесь не поможет. Зато можно попробовать обед. — Давай же, не стой столбом! Он оборачивается, когда не слышит шагов за собой. Видит, что Коннор так и не тронулся с места. Стоит там посреди снега, один. Растерянно сжимает и разжимает пальцы, трогательно приподняв брови. — Пошли, — терпеливее повторяет Гэвин. Разобрать, что сказал в ответ Коннор, не получается. Но в машину они возвращаются вместе.