Кокосушка

      — Ещё раз тронешь её — подвешу к пальме за юбку.       — Это набедренная повязка, ракоголовый!       — Да хоть нашейная!       — Замолчите уже, ну!       — Мальчики, мама сейчас вас выгонит.       — Эй, а я то тут причём?!       — Прости, Хиука, случайно промазал.       — А в кого целился?       — Прекратите!!!       Таранга, качая головой, вошла в помещение и дохнула на чадящий факел. Тот на мгновение вспыхнул ещё ярче, затемнив свет звёзд, и потух, опав на пол сотнями быстро тухнущих огоньков.       Детские голоса тотчас замолкли. Таранга улыбнулась, увидев в полумраке обращённые на неё блестящие глаза, в которых тускло отражался лунный свет.       — Вижу, вы все готовы слушать, — негромко произнесла она, направившись к другому концу комнаты — туда, где находился едва чадящий очаг. Её тень взметнулась, выросла вширь и в высоту, забралась под потолок — и дети затаили дыхание, рефлекторно прижавшись друг к другу. Они могли бесконечно долго препираться друг с другом, но инстинкты не обманешь: сила — в единстве. Именно так их предки, древние, как сама Папа-земля(1), смогли выжить.       — Ссоры и склоки — это то, что подрывает наше племя. Пользы от них никакой, а бед крайне много. — Таранга говорила тихо, стоя к детям спиной, и те тянули тощие, как у курят, шеи, стараясь не пропустить ни слова. — Упорство и терпение — вот что нам нужно. И поэтому сегодня я поведаю вам о Кокосушке. — Таранга развернулась так резко, что её тень сумасшедше задрожала на стене. Одна из присутствующих девочек вскрикнула от неожиданности, и Хиука — тот самый мальчик, которому вечно доставалось в потасовках — ободряюще сжал её плечо своими тоненькими, но цепкими пальцами. Таранга одобрительно кивнула, заметив этот жест, и поворошила угли в очаге, добавила немного веточек. Язычки пламени неохотно выскользнули из-под краснеющих углей, затрещали сухим деревом — и стало чуточку светлее.       — Кто из вас может сказать, какое самое страшное несчастье может случиться с каждым из вас? Такое, что оставит раздавленным и опустошённым? — Таранга села на разложенную рядом тапу(2) и испытывающе осмотрела притихших детей.       Те неуверенно переглядывались. В неясном свете огня, что старательно создавал острые тени, они казались ещё мельче и слабей. Наконец Хиука неуверенно приподнял ладонь.       — Смерть, — тихо предположил он.       — Хорошо, — Таранга благосклонно кивнула. — Вот ты умер. Разве ты будешь чувствовать себя несчастным? Дети вроде тебя попадают в Булоту(3), где вечно счастливы.       — Смерть близких! — выпалила пухлая девочка, чьи волосы в полутьме переливались тусклым золотым песком. Нау — дочь вождя. Считалось, что её матерью была понатури(4), которую Тороа смог поймать на ночной рыбалке. Именно поэтому в тёмных волосах их дочери затесался свет солнечных глаз Тама Нуи-Те-Ра(5).       — Отлично, — Таранга одобрительно посмотрела на неё. — Вот вы все — дети своих родителей. А представьте, что их бы у вас не было. Да, бывает и такое, — добавила она, когда дети нахмурились, задумавшись над её словами. Хиука, горячо любивший мать и обожавший отца, так вообще побледнел. — Когда-то давно, когда ещё боги спускались с небес и жили среди нас, смертных, у вождя маленького островного племени родилась девочка. Была эта девочка прекрасна, как самые яркие звёзды Матарики(6); одно только отличало её ото всех других — бледная, словно молоко, кожа, нежная, как свежая кокосовая мякоть. Назвали её Кайкилани, «Маленькая Белая Птичка». Кайкилани и правда была юркой и шустрой, как бесчисленные птицы, что жили тогда на островах.       Кайкилани жила, не тужила — с другими детьми она целыми днями играла в воздушных змеев, а когда ей это надоедало — помогала своей матушке. Кайкилани очень любила работать и уже в юном возрасте приносила племени большую пользу.       Но жизнь не всегда благосклонна к нам. Однажды мать Кайкилани собирала кокосы в дальней роще. Вдруг из-за деревьев выскочили страшные лохматые какамора(7). Они напали на женщину и убили её.       Мока, самая младшая из девочек, всхлипнула. Нау тотчас обняла её.       — Так Кайкилани осталась без матери, — продолжила Таранга. Её тёмный взгляд следил за маленькими слушателями, подмечая всё — побледневшие лица, закушенные губы и увлажнившиеся глаза. Дети погружались в историю. Это хорошо. — Её отец долго горевал по своей почившей жене, но потом женился во второй раз. Его новой женой стала Кино — женщина жестокая и самовлюблённая. У Кино были две дочери — её полные копии. Целыми днями они издевались над Кайкилани, заставляли выполнять всю их работу и отбирали еду, если считали, что Кайкилани питалась слишком плотно.       — Твари! — Хиука сжал ладони в кулаки, его глаза заметали молнии.       Девочки зашикали на него, но Таранга видела — они были согласны с экспрессивным высказыванием товарища.       — Кино невзлюбила Кайкилани с первого взгляда. Она заставляла девочку делать самую грязную, унизительную и тяжёлую работу. За свою светлую кожу Кайкилани получила от неё прозвище Кокосушка. И так часто Кино называла её Кокосушкой, что вскоре и все остальные стали называть так маленькую девочку.       Целыми днями Кокосушка работала не покладая рук. У неё не было друзей — всех их отвадили её сводные сёстры. Лишь маленькие птички, которых Кокосушка подкармливала остатками своего обеда, составляли ей компанию.       Однажды вождь соседнего племени решил устроить межплеменной праздник. Его сыну нужно было найти жену. Кино решила, что одна из её дочерей обязательно должна стать ею. Кокосушка тоже хотела пойти на праздник, но Кино и в этом ей не уступила. Она завалила девушку работой и сказала, что та может присоединиться к ним, если только успеет сделать всё к пробуждению Тама Нуи-Те-Ра(8).       Когда мачеха и сёстры ушли, Кокосушка с грустью обвела взглядом горы работы. Делать было нечего — и она принялась за работу.       — Я бы не стал.       — Хиука? — Таранга оторвалась от рассказа и с лёгкой улыбкой глянула на взъерошенного, полного праведного гнева, мальчишку.       — Я бы не стал подчиняться этой злобной попугаихе, — упрямо повторил Хиука. — Она ведь просто издевается! Почему Кокосушка не могла всё бросить и сбежать на праздник, куя(9)?       — Почему же, могла, — Таранга не сердилась на то, что её перебили. Ей нравилось, когда дети размышляли. Послушание — это константа, но и собственное мнение вырабатывать было хорошо. — Наверное, Кокосушка понимала, что непослушание — не выход.       — Подчиняться попугаихе — вот это не выход!       Часть девочек и почти все мальчики согласно забубнели. Хиука упрямо вздёрнул подбородок. Сейчас он напоминал Таранге её младшего сына больше, чем даже сам Мауи напоминал себя же.       — Но Кино, при всей своей жестокости, была её новой матерью, — напомнила Таранга, и Хиука мрачно замолчал.       Уважение к родителям и подчинение их решениям — самое первое, чему обучают каждого племенного ребёнка. И всё же мальчик видел, что не всегда это правило бывает к добру.       — Где отец Кокосушки? — напомнил другой мальчишка, Поури. — Мой бы наказал свою жену, если бы она так плохо относилась к дочери.       — Так, наверное, он тоже… умер… — тонко прошептала Мока, и в помещении повисла гнетущая тишина.       Позволив детям поразмышлять над судьбой отца героини, но не дав точного ответа, Таранга продолжила:       — Кокосушка работала так усердно и быстро, что вскоре выбилась из сил. Она прислонилась к камню, подпиравшему стену, намереваясь отдохнуть немного — и не заметила, как уснула. А когда проснулась, то увидела рядом маленькую пожилую женщину, смотревшую на неё. Это была менехуне(10). Она давно присматривала за родом Кокосушки и видела, как обращались с девочкой. И вот её терпение кончилось. Обычно менехуне не показываются людям, но в этот раз она решила сделать исключение.       «Хаере маи(11), дитя», — произнесла она удивительным чистым голосом, похожим на звон маленьких колокольчиков.       «Хаере маи», — повторила Кокосушка, разглядывая необычную собеседницу.       «Должно быть, ты хочешь узнать, кто я? — Менехуне дождалась осторожного кивка Кайкилани и продолжила: — Меня зовут Кеке, «Тётушка». Я слышала, что ты хотела отправиться на праздник. Почему же ты здесь, дитя?»       «Мама Кино запретила мне уходить, пока я не закончу все дела, — грустно ответила Кайкилани. — Я собрала кокосы и вычистила двор марае(12). Покормила кур и принесла рыбу из каноэ. Приготовила завтрак и убедилась, что все дети сладко спят. Осталось лишь соткать тапу, которую мама не закончила перед уходом, но тогда я точно не закончу её к пробуждению Тама Нуи-Те-Ра.»       «Не грусти, дитя, — сказала Кеке. — Иди на праздник и ни о чём не волнуйся».       Когда Кокосушка ушла, Кеке зашла в марае. Она оглядела фронт работ и громко свистнула. На её зов явились птицы — много, много птиц. Они быстро подлетели к тапе и принялись за работу, тихонько курлыкая на разные лады. Их было много, и все птицы, вне зависимости от вида, работали сообща, поэтому работа спорилась, и уже вскоре тапа была готова.       А Кокосушка тем временем пришла на праздник. Все вокруг танцевали и веселились. Кокосушка вначале наблюдала за танцорами, но вскоре влилась в их компанию. Её лёгкие, плавные движения привлекли внимание Тоити, наследника местного вождя. Когда танец был закончен, а зрители стали хлопать в ладоши и чествовать танцоров, он подошёл к Кокосушке и поинтересовался:       «Хаере маи, птичка. Кто ты такая? Я тебя раньше не видел».       Кокосушка смутилась. Она так давно не общалась с мальчиками, что и забыла, как это волнительно.       «Меня зовут Кайкилани», — тихо произнесла она.       «Кайкилани», — повторил Тоити. Девочка кинула на него украдкой взгляд, и Тоити вдруг почувствовал себя лёгким, как пёрышко. Ему казалось, что воздух наполнил его изнутри и поднял под облака — высоко-высоко в небесную тапу, куда даже птицы не долетают.       — Чего это с ним? Лихорадка, что ли? — не понял кто-то из мальчишек, в то время как девочки и ребята постарше заулыбались.       — Ага. Любовная, — со знанием дела протянула Хина-Ури, сидевшая в углу с деревянной дощечкой. Хоть она была уже не ребёнком, а вполне себе самостоятельной девушкой, на вечер сказок Хина-Ури исправно приходила. Ей нравились истории матери Таранги.       Мальчики поморщились, скривились, будто незрелый банан сжевали. На щеках девочек выступил румянец. В племени мало что скрывали даже от самых маленьких членов семьи, поэтому все присутствующие ребята уже хотя бы однажды видели поцелуи взрослых. И тем не менее, это всё ещё вызывало в их молодых сердцах нотки смущения.       — Кокосушка и Тоити обнялись, и радость поселилась в их сердцах, — Таранга улыбнулась немного мечтательно — наверное, вспоминая свою бурную молодость, — и продолжила тихим свистящим и немного хрипловатым голосом: — Сёстры Кокосушки в это время проходили неподалёку. Они увидели молодых влюблённых, и злоба исказила их лица. Они нашли свою мать Кино и рассказали ей обо всём, что увидели.       Кино была в ярости, ведь она надеялась, что Кокосушка не успеет завершить все домашние дела и не сможет прийти на праздник. Когда они вернулись домой, Кино накричала на бедную Кокосушку и даже ударила её концом своей трости.       Дети ошарашенно выдохнули, округлив глаза. Их никто и никогда не бил — взрослые племени считали это недопустимым. За проступки могли наказать лишением десерта или запретом посещать вечера сказок. В особо запущенных случаях вмешивался вождь — наказание табу, было, пожалуй, самым суровым из тех, что практиковалось.       — Надеюсь, эта гадкая устрица получит по заслугам, — прошипела Нау, все ещё поглаживая расстроенную Моку.       Хина-Ури отложила тапу и подпёрла лицо руками, внимательно слушая.       — Кино запретила Кокосушке выходить на улицу. Бедная девочка стала узником собственного дома. А тем временем юный Тоити сбился с ног, пытаясь найти ту прелестную незнакомку, в которую он влюбился без памяти. Его отец объездил все окрестные племена, но ни в одном из них не знали никого с именем Кайкилани. В одну звёздную ночь Тоити сбежал из дома и направился на Гору Духов. Он принёс жертвы своим хранителям атуа(13) и попросил их о помощи. И тогда боги зажгли на небе ещё одну звезду. Она была самой яркой звездой на небе. Понял Тоити, в какую сторону надо идти, чтобы встретиться с Кайкилани. Взял он отцовское каноэ и отправился на поиски своей любви.       Хина-Ури заслушалась и совсем потеряла бдительность. Оттого не было ничего удивительного, что она вздрогнула, когда некто остановился за её плечом и, услышав про «любовь», хмыкнул. Хина-Ури резко обернулась и встретилась взглядом с бездонными тёмными глазами Мауи-Тикитики.       Никто больше не заметил пополнения в рядах слушателей. Таранга, не мигая, глядела на детей, а те, увлечённые судьбой Кокосушки, не обращали внимания ни на что больше.       — Тоити прибыл на территорию соседнего племени и принялся терпеливо обходить деревню за деревней в поисках бледной красавицы, что покорила его сердце. Однако Кино узнала о его визите и предусмотрительно заперла Кокосушку, заставив её выделывать тапу. Когда Тоити прибыл в их дом, Кино представила ему своих дочерей. Тоити тем временем увидел лежащий на окне обрезок тапы — тот самый, который с таким усердием делали ручные птицы Кеке. Тот был необычного белого оттенка, будто вычищенный до блеска лунными божествами.       «Это ваши дочери сделали?» — поинтересовался он, указав на обрезок.       «Да», — ответила Кино, улыбаясь.       Тоити нахмурился, но не стал обвинять её во лжи — а то, что женщина лгала, было неоспоримо: точно такую же тапу видел Тоити на его любимой Кайкилани в ту ночь, когда они встретились.       «Я возьму одну из вас в жёны, — сказал Тоити сёстрам Кокосушки, — если вы покажете мне, как именно добились такого необыкновенного результата. Моя жена должна быть хозяюшкой».       Переглянулись сёстры. Не умели они выделывать тапу — не то что такую необыкновенную, вообще никакую! Ведь всю свою работу они обычно скидывали на Кокосушку, не думая, что когда-то эти знания им пригодятся.       Кеке наблюдала за происходящим, невидимо присутствуя в доме. В сердце Тоити она увидела много добра и любви и поняла, что с ним её подопечной будет хорошо.       Тоити тем временем убедился, что девушки этого дома не делали тапу, что привлекла его внимание. Он вежливо попрощался с явно расстроенными хозяевами и поспешил выйти на улицу, размышляя над всеми странностями этой семьи. Внезапно он увидел голубя. Был этот голубь маленьким и совсем белым, будто чайка. Он сидел на кочке посреди дороги и внимательно разглядывал Тоити блестящими чёрными глазами.       Тоити осторожно двинулся в его сторону. Атуа, направлявший его всё это время, шептал, что этот голубь — особенный, что он приведёт его к судьбе. Тоити протянул руку, и птица послушно перебралась ему на руку.       «Вижу, ты понравился моему другу», — внезапно раздался рядом звонкий, как переливчатые колокольчики, голос.       Тоити поднял голову и увидел маленькую старушку, стоявшую у дерева.       «Хаере мае, куя», — произнёс он вежливо, и сердце его забилось, как бешеное: кожа старушки была бледна, как лунное сияние. Или как кожа милой Кайкилани.       «Уж не мою ли ты Кайкилани ищешь, дорогой Тоити?» — поинтересовалась старушка, словно прочитав его мысли.       «Да, куя, именно её и ищу».       «Что ж, я вижу, ты упорный малый. Иди за Фетуарахи, он приведёт тебя к ней».       Поблагодарил старушку обрадованный Тоити и направился туда, куда полетел белый голубь. Путь их был недолог — вскоре Фетуарахи сел на окно того самого дома, который Тоити недавно покинул, и закурлыкал. Поднапрягшись, Тоити сломал засов и залез в комнату.       Очень испугалась Кокосушка, когда услышала треск, а после увидела мощную фигуру, освещаемую утренними лучами солнца. Но, приглядевшись, поняла она, что это был Тоити, и на усталом лице появилась улыбка, прекрасней которой Тоити не видел. Накинул он на любимую созданную ею великолепную тапу и унёс из дома, который стал тюрьмой. Отец Тоити был в ярости, узнав о происходящем. Он хотел наказать Кино за её жестокость, но Кокосушка, вновь ставшая Кайкилани, убедила его не делать этого.       «Зла и без того много. Пусть живут и благоденствуют», — заметила она.       — Добрячка, — буркнул Хиука, который всё ещё злился на бездушие Кино.       — И что дальше? — поторопили рассказчицу девочки, в глазах которых сияло облегчение и радость — слышать о том, что бедная Кокосушка всё-таки нашла своё счастье, было им радостно.       — Тоити и Кайкилани поженились и стали жить мирно и счастливо, как полагается верным, любящим супругам. У них было много детей — некоторые из них стали нашими предками. Вот так упорство помогло Кайкилани выжить в семье, где царили унижения и насмешки, а терпение позволило Тоити благополучно закончить поиски, которые привели его к любви всей жизни, — закончила Таранга. — Вы все должны помнить об этих замечательных качествах и воспитывать их в себе. Так же, как и доброту, и взаимное желание помочь друг другу в трудную и не очень минуту. И помните — ссоры злят наших духов-хранителей. Вы ведь хотите, чтобы они помогали вам?       Дети согласно закивали. Таранга улыбнулась и потянулась; очаг догорел, оставив после себя тлеющие бордовые угольки, а ночь постепенно захватывала всю небесную тапу, зажигая на её тёмной поверхности сияющие глазки звёзд.       — Что ж, на этом сегодня закругляемся, — Таранга решительно поднялась. — Ночь — пора духов и богов. А мы, смертные, должны копить силы на новый день. Так что желайте друг другу безопасных снов и идите отдыхать.       Дети нестройно пробормотали что-то похожее на прощание. Сказка захватила их, но сейчас, когда она была окончена, на маленьких слушателей мгновенно налетела сонливость, которая на самом деле всегда была с ними, но которую они до сих пор не замечали.       — Что это был за бред? — хмыкнул Мауи, когда помещение опустело, лишившись детских голосов.       Хина-Ури свернула тапу и неодобрительно покосилась на брата. Таранга же, напротив, широко ухмыльнулась.       — Мой маленький Тики вновь недоволен, — мягко произнесла она, взъерошив ему волосы. Мауи громко фыркнул и тряхнул головой, возвращая причёске свою первозданность. — Чем на этот раз тебе сказка не угодила?       — Не бывает любви до смерти, — произнёс Мауи. — Знаю я эту Кайкилани. Та ещё… кокосина. Вечно то с Лоно жила, то с Тоити, пока первому, наконец, не надоело, и он не убил её молнией. Не сделал бы этого, глядишь — и ещё третьего себе нашла бы. Редкостная стерва эта ваша Кайкилани.       — Боже! — Хина-Ури закатила глаза. — Это же детская сказка! Тики, прекрати всё опошлять!       — А чего это сразу «опошлять»? Это реальная жизнь, малышка! — Мауи сграбастал сестру в свои мощные объятия, прижал к себе, тихо посмеиваясь, и Хина-Ури, сдавшись под его напором, захихикала.       — Отпусти, Тики! Ты горячий!       — Зато тебе не будет холодно, сестрёнка.       — А мне… хи-хи… и так не холодно!       — Да? Подожди, сейчас девицы соберутся, и мама о влюблённых с Пиа(14) рассказывать начнёт. Сразу замёрзнешь.       — Только не говори, что ты и эту сказку послушаешь!       — А чего и нет? Тем более что я знаю этих влюблённых голубей… Хотя, они же с Пиа. Пингвинов, значит.       — Тики, ты невыносим!       Таранга вздохнула и принялась подкармливать очаг заготовленными ранее веточками, слыша за спиной всё более жаркие и весёлые восклицания своих так быстро выросших детей.       Ночь лишь начиналась, пожирая яркие краски захода на краю небесной тапы.       Время сказок всё сильнее входило в свои права.

***

      1) В мифологии полинезийцев — богиня земли, жена Ранги, верховного бога, и мать всех остальных божеств.       2) Тапа — материя из луба (внутренней части древесной коры). Жители Полинезии делали из тапы свою одежду.       3) Мир мёртвых, океанский рай, где души мёртвых живут в вечном блаженстве.       4) Понатури — белокожие рыжеволосые демоны, живущие в воде, боящиеся света и выходящие на берег исключительно ночью.       5) Настоящее имя Солнца.       6) На языке маори так называются звёздные скопления Плеяд.       7) Существа крохотного роста, с длинными когтями на пальцах. Тело у какамора разноцветное, волосы достают до колен. Какамора отличаются недюжинной силой; питаются они плодами и мелкими животными, иногда нападают на людей.       8) Так как Тама Нуи-Те-Ра — это Солнце, то его пробуждение — это восход.       9) По некоторым источником, найденным мной, куя у маори — старая женщина, не способная рожать детей, но мудрая и готовая делится этой мудростью. Синонимично нашему "бабушка".       10) Менехуне — маленькие человечки, обитающие в глухих лесах или горах Пу'укапеле. Их рост — два фута. Они имели такой неуравновешенный характер, что сегодня могли быть злобными и опасными, а завтра — совершенно безвредными и озорными.       Они выходят обычно по ночам, чтобы подшутить над людьми, или служить им, если они в чем либо от людей зависят. У Менехуне были мастера строители и ремесленники. Их можно было попросить о помощи, но на такую помощь можно было более рассчитывать, если просящий имел с ними родство. В таких случаях Менехуне вели себя как "крестные родители". Много важных дел совершались ими в одну ночь, пока все люди спали.       11) "Здравствуй" на языке маори.       12) Самое важное, сакральное место в деревне маори.       13) Атуа — семейные боги, проще говоря, души умерших предков, которые после своей смерти продолжают наблюдать за потомками и направлять их в жизни. Атуа не поклоняются, как богам, но их почитают.       14) Древнее маорийское название Антарктиды.