Стихия

Пикард всегда старался быть честным. По отношению к окружающим. По отношению к самому себе. Этому он учил подрастающее поколение, в это верил. Верил, что настоящий офицер Звездного флота обязан выступать за правду. Какой бы она ни была – болезненной, унижающей, опасной. Честность – единственный способ оставаться самим собой, что бы ни происходило вокруг. Зачастую приходилось постараться, чтобы обернуть честный ответ в красивый фантик дипломатии, так как ранг не позволял ему рисковать собой и теми, кто ему подчинялся. Экипаж "Энтерпрайз" насчитывал полторы тысячи человек и представителей иных гуманоидных цивилизаций. Офицеры, члены их семей, временные попутчики - все, кто находится на борту звездолета, обязаны исполнять указания капитана, от его решений зависели их жизни и безопасность. Но откровенная ложь – это то, чего он пытался избежать. Даже в мелочах. Даже по отношению к себе самому. Не лгать себе всегда сложней. Не прятаться за предписаниями и прописными истинами, не делать вид, что есть что-то настолько маловажное, что и думать об этом нет смысла. Не лгать себе, не считать себя идеальным, непогрешимым, каким зачастую видели его молодые энсины, смотрящие с плохо скрываемым восхищением. Капитан флагмана Федерации. Он никогда не был таким, каким его описывали многочисленные статьи и уже некоторые учебники. Да, ему не очень свойственно бояться, но иногда он боялся до внутренней истерики, да, его можно было сломать. Наверное, не так уж легко, но возможно. И он это уже пережил не раз. Да, он мог поступать неподобающе, влюбляться не в тех, испытывать влечение… Пикард сжал кулак, стиснул зубы, медленно выдохнул. Он сидел за своим рабочим столом, и в любое время мог раздаться сигнал, говорящий о том, что за раздвижными дверями кто-то требует его внимания. И капитан обязан ответить: «войдите». И выглядеть подобающе, вести себя – тоже. Ему всегда нравились авантюристы. Не очень честные и не особо чистые на руку, не вполне отвечающие идеалам Федерации и Звездного флота, но живые, порывистые, уверенные в себе, умные, яркие, горящие и порой сгорающие, будто сверхновые. Неправильные, настоящие. Они заставляли всегда быть начеку, кровь быстрей течь в жилах. Такой была, например, Ваш – стремительный курортный роман с изящной кокетливой женщиной, талантливым археологом и воровкой в какой-то момент заставил Пикарда почувствовать себя лет на двадцать моложе. Хотя он никогда не жаловался на здоровье или ощущение себя стариком. Но авантюристы появлялись в его жизни, будто тень его собственной юности, и жизнь вокруг стремительно становилась ярче. И от этого было почти больно. Сначала Пикард отказывался признаваться себе, что именно это ощущение он испытывает, когда на «Энтерпрайз» появляется Кью. Высокий, чуть грузноватый мужчина с большими живыми темными глазами, презрительно изогнутым ртом, выдающимся профилем, раньше такой на Земле назвали бы «греческим», наверное. Кью выбрал себе этот облик, пытаясь хоть как-то дать понять ограниченному сознанию гуманоида, каким он является на самом деле. Без физического тела, без границ плоти – сплошная энергия, бесконечно древняя и всесильная. Капризный, эксцентричный и эгоистичный трикстер, преданный любитель драмы. Преданный любитель… Пикард запрещал себе думать о том, каким на самом деле является Кью. Человек не способен это понять. Кью заявлял об этом с ноткой презрения, и тут Пикард ему почему-то верил. Хотя и мог бы добавить: «пока не способен». Пикард верил в силу человеческого разума, как и Кью верил, в чем он однажды нечаянно признался, что люди – далекие предки Кью. У Кью не было тела, пола, чуть гнусавого голоса, стремительной походки, улыбки Чеширского кота, и Пикарду раз за разом все больше хотелось прикоснуться к тому, что скрывалось за этим излишне человеческим фасадом. Оттого, вероятно, и сам фасад казался отнюдь не отталкивающим. В этом нельзя было признаваться себе. Кью доставлял слишком много проблем, а то и бед, не раз подвергал экипаж «Энтерпрайз» смертельному риску. Был опосредованным виновником гибели нескольких членов экипажа. Кью был бесконечно чужим, абсолютно непредсказуемым и опасным – будто стихия. Эта мысль обожгла. Пикард был прекрасным наездником и особенно любил быструю езду, любил отдаться на волю ветру, ощущению свободы и полета. В лошадях была какая-то частичка от стихии, ее животное воплощение, и оно не могло не покорить Пикарда. Кью был самой стихией – разумной, острой на язык, циничной, самовлюбленной, которая раз за разом навещала «Энтерпрайз», хотя звездолет Федерации был для него не больше песчинки, не важней песчинки. Что-то настолько микроскопическое, что смахни рукавом – не заметишь. И все-таки он приходил. Зачем? Разве спросишь стихию, зачем она сносит с поверхности планет целые города? Однажды Кью насмешливо признался, что сам думает, будто приходит только для того, чтобы послушать речи Пикарда. Да, капитан читал ему лекции. Не всегда был способен удержаться от необходимости высказать свою ярость. Сам чувствовал себя глупо в эти моменты, но не мог остановиться, пока не выскажет Кью все, что он о нем думает. Кью слушал. Кью никогда не пытался причинить реальный вред в отместку. Хотя мог что угодно. Он иронично отвечал, иногда забавно сердился, хмурил лоб, срывался в крик, но ни разу не попытался смахнуть со стола эту песчинку. Он приходил сам. Его нельзя было прогнать. О нем нельзя было не думать. Всесильный космический шут, судья, неисправимый авантюрист, опасней цунами для лодчонки, опасней всего, с чем гуманоидные расы когда-либо сталкивались. Раз за разом он появлялся в кабинете Пикарда, заставляя сердце биться быстрей, заставляя кровь ускорять свой бег; жеманно разваливался на диване или усаживался на рабочий стол капитана, усмехался, многозначительно шевелил бровями, предвещая очередное приключение. И Пикард скрывался за собственным раздражением, за язвительными замечаниями, за равнодушием, скрывал мучительное желание протянуть руку и прикоснуться. Навязчивое желание непонятно чего трансформировалось во что-то похожее на плотское влечение. Оно было понятным и, пожалуй, его было проще принять. Хотя оно было смешным и совершенно бессмысленным, страшно подумать, как бы мог воспользоваться Кью такой слабостью капитана Пикарда. Будто они были ему нужны эти слабости, чтобы воспользоваться Пикардом как он пожелает. Но Кью, видимо, чего-то желал. И раз за разом появлялся в капитанском кабинете или в каюте, порой даже в постели – чтобы посмеяться дополнительно. Слишком близко, чтобы Пикард мог избежать того самого прикосновения к нему.