Отмщение Тутунуи

Когда Кае проснулся, день уже был в разгаре. Тинирау направился к своему дому под крики соплеменников: — Вот идет Тинирау! Наш Тинирау!        Кае ещё не совсем очнулся от сна. Он не знал, что произошло ночью, и думал, что находится у себя дома. Тинирау открыл дверь и крикнул:        — Приветствую тебя, Кае!        — Зачем ты явился ко мне в дом? — спросил Кае.        — Что?! — воскликнул Тинирау. — Зачем ты, Кае, явился ко мне в дом?        — Как ты смеешь так говорить? Это мой дом!        — Посмотри получше, Кае!        Кае огляделся. Он был в чужом доме. Узор плетения на тростниковых стенах был не такой, как у него. Резные деревянные балки были не такие, как у него. Кае выглянул за дверь и увидел позади Тинирау незнакомые лица с враждебной ухмылкой. Тогда Кае понял всё и опустил голову.        — Ты же не думал, Кае, что я забуду о смерти Тутунуи? — с тихой угрозой произнёс Тинирау и зашёл внутрь.        Кае сделал шаг назад. Он понимал, что оказался в, мягко говоря, очень незавидном положении, но ничего не мог поделать. Люди Тинирау бродили вокруг дома — даже если он сможет обезвредить Тинирау, в чём они оба сомневались, и выбежать, его поймают и предадут смерти.        Тинирау подошёл ближе. Его обнажённое тело покрывали многочисленные татуировки, и большая их часть говорила о его многочисленных победах. Он был великим воином. Взгляд Кае против воли остановился на глянцевых тёмных узорах, опоясывавших руки. Дрожь прошла по телу тохунга.        Каннибалы. Суровые люди Тинирау были каннибалами. И если раньше Кае, как тохунга, можно было не бояться, что его съедят — табу вождя действовало на племя отрезвляюще, — то теперь, когда он был не гостем, а пленником, существовала вероятность, что Тинирау отменил все запреты.        Тинирау сжал рукой волосы Кае и запрокинул его голову, провёл кончиками пальцев по трепещущей шее, обвёл кадык и остановился во впадине меж ключиц. Кае застыл под хваткой, как мышь в когтях сокола. Он никогда не был трусом, но сейчас боялся больше, чем когда либо в жизни.        Кажется, Тинирау это почувствовал.        Он ухмыльнулся, разжал хватку и издал низкий гортанный рык.        В следующий миг в хижину влетели его люди. Сильные воины, они схватили дёрнувшегося Кае за руки и насильно вытащили из хижины, на залитую солнцем площадь. Несмотря на жар, которым Тама Нуи-Те-Ра беспощадно ласкал землю, на площади собралось всё племя. Люди Тинирау тянули шеи, чтобы видеть происходящее в подробностях, их тёмные глаза горели яростью и предвкушением.        Здесь любили Тутунуи. Здесь готовы были растерзать его убийцу.        Тинирау остановился за спиной Кае — тот чувствовал размеренное горячее дыхание на своём затылке. Тинирау поднял руку, широко расставив пальцы, что было видно по метнувшейся по земле тени — и племя моментально замолчало. Стало тихо, как на побережье перед штормом.        А следом Кае вновь дёрнулся. Тинирау зычно зарычал за его спиной, и воины, державшие пленника, повторили этот рык за своим вождём. Женщины зашипели, как дикие понатури, а мужчины принялись скакать, высоко подпрыгивая, корча зверские рожи — выпучивая глаза и сильно высовывая языки.        Кае далеко не впервые видел, как исполняют хаку, но он в первый раз замечал такое единогласное воодушевление. Он сделал шаг назад, но Тинирау схватил его за плечо. Кае зашипел, моментально почувствовав, каково птице в когтях сокола. Тинирау тем временем вытащил его на середину площади и жестоко швырнул на землю. Кае напрягся, готовясь перевернуться, чтобы не лежать перед разъярённой толпой на спине, оставляя живот беззащитным. Но ему не дали — широкая ступня Тинирау наступила ему на горло, вдавливая в горячий песок, а племя заревело так дико, что окрестные птицы с возмущёнными криками разлетелись в стороны.        Кае не участвовал в битвах, ни разу, и потому не учил хаку. Но он знал значения жестов и не мог игнорировать их.        Тинирау обещал съесть его, после того, как отомстит за смерть своего друга.        Тапа рвалась нелегко, но под руками Тинирау разошлась, как кожура кокоса под ударами инструментов. Кае сопротивлялся, ужом извиваясь под навалившимся на него вождём. Его сердце стучало так быстро и испуганно, что его, наверное, слышали и в самых дальних рядах.        Зверские татуированные рожи воинов и женщин глядели на него сверху вниз. Несмотря на тишину, возникшую сразу, как Тинирау опустился на колени, зажав между ними пленника, Кае казалось, что было очень шумно. В ушах стоял гул от ударов, которыми Тинирау его щедро награждал, когда неистово срывал одежду с его тела, а громкое дыхание людей вокруг и их порыкивания меж сжатых челюстей отдавались в голове пульсирующей болью.        Красивая женщина, в которой Кае узнал вчерашнюю танцовщицу, почтительно протянула Тинирау кокосовую скорлупку, в которой перламутрово переливалась какая-то вязкая жидкость. Тинирау осторожно подхватил скорлупку, по пути прикоснувшись носом с носом женщины, после чего погрузил два пальца в жидкость и коротко мотнул головой.        Люди отступили на шаг. Тинирау вымочил пальцы в жидкости, отставил скорлупку и склонился над Кае. Тот почувствовал на своей заднице прохладную влагу — и в следующий миг пальцы Тинирау жёстко вошли в него, сразу, на всю длину. Судорога прошла по телу Кае, и он вскрикнул. А потом ещё раз, не удержавшись, когда пальцы, не дав времени на привыкание, сделали пару пробных растягивающих толчков. Тинирау выдернул их под восторженные вопли соплеменников, смазал свой член перламутровой жидкостью и навалился на Кае, прижимая его к земле своей тяжестью. И в следующий миг Кае закричал от боли.        Движения врага были резкими, быстрыми и безжалостными. Тинирау мстил. Воины, что держали Кае, сидели рядом да издавали одобрительные возгласы, подбадривая своего вождя. Кае царапал его ногтями, стремясь вырваться и избежать болезненной и унизительной процедуры, но добился обратного — Тинирау подхватил его под ноги, безжалостно раскрыл, давая своим людям лучший обзор, а сам склонился над поверженным врагом и больно укусил его за горло.        — Так будет с каждым, кто обманет Тинирау! — объявил он, и все вокруг захохотали, закричали и заулюлюкали.        Кае тяжело, хрипло дышал; в горле поселилась рваная боль, а кровь тонкой струйкой текла вниз, под шею, пятная землю. Металлический запах крови, казалось, действовал на Тинирау и его людей, как афродизиак: их зрачки расширились, верхние губы приподнялись, обнажая зубы, а атмосфера вокруг ощутимо изменилась. Торжество уступило место возбуждению и голоду. И Кае даже не знал, что было хуже.        Тинирауи сыто отодвинулся от пленника, когда дело было закончено. Показательно облизываясь, он дал знак своим, и те налетели на Кае, словно голодные грифы. Воины подхватили его ноги под колени и раздвинули. Кае понял, что его задницу теперь видно Тинирау и женщинам, которые столпились вокруг и с победоносным шипением подбадривали мужчин. Он дёрнулся, попробовал было сменить положение, но один из воинов вдруг больно ударил его кулаком прямо по животу. От резкой боли желудок скрутило спазмом. Кае резко втянул носом воздух и крепко-крепко сжал челюсть, чтобы не закричать. Тело покрылось предательским потом.        — Убийца Тутунуи! Предатель Тинирау! — отовсюду раздавались голоса, похожие на гул.        Кае щупали и сжимали, входили то резко, заставляя истекать кровью и болезненно кричать, то, напротив, медленно и тягуче, давая небольшую передышку. У мужчин Тинирау были большие члены, очень большие; они разрывали Кае и заставляли его страдать — так, как страдал Тутунуи, которому Кае когда-то давил на спину, не давал вдохнуть живительного воздуха.        Когда очередной воин навалился на него, Кае заметил, что женщины ушли. Вскоре до его носа достиг запах затопившихся печей.        — Еда! Кае станет едой! — грозно зарычал Тинирау, и племя благодарно замурлыкало, зашелестело, готовясь к пиру.        Кае напряг ноги и завыгибал руки; его пальцы с силой вцепились в землю.        — Пощади, великий Тинирау! — жалобно закричал он.        Тинирау сделал к нему шаг; воины словно по команде расступились, синхронно, как волны моря.        — Нет, — произнёс Тинирау и поставил ногу на грудь Кае. — Никакой пощады убийце Тутунуи.        — Никакой! — выкрикнуло эхом племя.        Та же женщина, единственная, что не ушла, протянула Тинирау тайаху — ярко вспыхнули в солнечном свете красные попугайские перья и рыжая собачья шерсть.        Воины развели руки Кае в стороны, и тот стал абсолютно беззащитным, как младенец, перед грозным оружием, упоко которого целилось ему в висок.        В руках Тинирау тайаха была грозным оружием. Кае не видел, но слышал много историй, ставших почти легендами, о хозяине китов и рыб. В том числе и о том, как тот вырывал сердца у побеждённых им, раненых, ещё живых воинов, съедая на месте. И хотя бы за эту маленькую уступку Кае был благодарен Тинирау — его съедят уже после его смерти.        Тама Нуи-Те-Ра выглянул из-за кучерявого облака, заинтересовавшись происходящим, и в тёмных глазах Тинирау засияло солнечное пламя.        Из-за спин мужчин вышли женщины. В руках они сжимали ножи, блестевшие, как зубы морских акул.        Последнее, что осознал Кае — яркий солнечный луч, сорвавшийся с сияющего начищенного упоко и ударивший в глаза. Следом вспыхнула боль в виске — и его наконец-то поглотила темнота.