Гибель богов

По мрачным коридорам Джаггернаута, по всем этим скелетообразным туннелям, подобающим скорее нутру живого существа, нежели космическому кораблю, разносится чуждая и неуместная здесь нежная мелодия флейты. С момента их отлета у Дэвида было достаточно времени для практики. Элизабет жадно впитывает каждую ноту, расположившись прямо на полу среди стопок документов и записей, найденных на корабле. Поразительно, но инопланетный аналог земной бумаги не истлел и за две тысячи лет. Элизабет пока плохо знает язык Создателей, но под руководством Дэвида уверенно продвигается в изучении. Впрочем, когда Дэвид берется за флейту, она неизменно отвлекается. Вот и сейчас, отложив очередную страницу, она, прикрыв глаза, окунается в волны пронзительной, чарующей музыки, создаваемой андроидом. Андроид, человек – разница между ними велика и многогранна, но здесь, в бескрайней пустоте космоса, в холодной утробе Джаггернаута, это больше не имеет значения. Самоубийственная миссия, на которую они подписались, не подразумевает возвращения домой. Билет в один конец. Отчего-то мысль об этом успокаивает. Стихает последнее, утешающее эхо мелодии, и Элизабет медленно открывает глаза. Лицо Дэвида в тусклом свете корабельного освещения видится ей почти одухотворенным. - Эта определенно моя любимая, - улыбаясь, говорит она, чем вызывает зеркальную улыбку у Дэвида. А может это она научилась его улыбке, кто знает. – У нее есть название? - Она еще не окончена, но… - Дэвид замолкает, вглядываясь в ее лицо так же, как она всматривается в его. – «Элегия для Элизабет», - наконец, говорит он тихо. Элизабет в любопытстве склоняет голову. - Что ты узнала? – переводит он взгляд на отложенную страницу. Элизабет пожимает плечами, но это приятно, что Дэвид доверяет ее переводу. - Этот их «Рай», - кривит она губы в недоулыбке, - что-то вроде столицы. Дэвид заинтригован, и она продолжает: - Как я поняла, занимать всю планету против их… «правил», - Дэвид наблюдает, как Элизабет хмурит брови, подыскивая верное определение. – Одна планета – один город. Они, похоже, живут крайне аскетично. Как думаешь, - тут же в неясном беспокойстве спрашивает она, - сколько планет они уже колонизировали? - Немного, - успокаивает он. Элизабет вскидывает на него взгляд и прищуривается. - Ты что-то выяснил, - уверена она. – Что-то особенное, раз так внезапно прервался на музыку. Ее проницательность не должна, но все еще удивляет Дэвида. Удивляет и восхищает. - Ваши Создатели… - прежде чем продолжить, Дэвид смягчает выражение лица, - вымирают, Элизабет. Элизабет какое-то время еще ждет продолжения, но после издает удивленный, разочарованный звук. - Возможно, - добавляет Дэвид, - когда мы достигнем «Рая», нас будет уже некому встретить. Возможно, на ваши вопросы будет некому ответить. Лицо Элизабет мрачнеет и ожесточается. Она переваривает эту новость мучительно долго, и Дэвид ее не беспокоит. Он снова перебирает ноты на флейте, подбирая все новые и новые комбинации, ища подходящее окончание для «Элегии». - Как думаешь, для чего они нас создали? – вопрос Элизабет застает его врасплох и навевает неприятные ассоциации. Он откладывает флейту и встречается с ней глазами. - Однажды я спросил об этом доктора Холлоуэя, - Элизабет не вздрагивает при его упоминании, но едва заметно каменеет лицом: - «Зачем вы, люди, создали меня?» Она не спрашивала о смерти Чарли, а Дэвид не рассказывал. - Он сказал: «Потому что могли». «Это из-за тебя погиб Чарли?» Элизабет все еще не спрашивает, Дэвид все еще молчит. - Он был прав, - говорит она. Мягкое выражение исчезает с лица Дэвида. Элизабет видит это, видит больше, чем Дэвид хотел бы показать. – Люди всегда стремились создать нечто большее, чем они сами. - Я – большее, чем человек? – Элизабет подмечает у него тень самодовольной улыбки, но это ее правда, такая, какой она ее видит. - Ты быстрее, сильнее, выносливее и будешь жить дольше меня, - констатирует она равнодушно. – Ты и сам знаешь, что превосходишь человеческий организм. - Я машина. - Да. Но разве это плохо? Дэвид моргает и опускает глаза, размышляя над ее словами. Ей нравится, когда он не выдает мгновенный ответ. В такие моменты Элизабет кажется, что она видит призрачный огонь в нем. Тот самый, который… - В нас есть эта неистребимая тяга к величию, - продолжает она свою мысль, устремив взор вверх, к слепым звездам, - к совершенству, что толкает нас вперед. В нас есть этот огонь, Дэвид. - Огонь? - Огонь, что Прометей украл у богов для нас. Элизабет тянется за страницей, над которой работала до перерыва, когда ее настигают слова Дэвида: - Он создал вас вопреки воле прочих богов. Она останавливается, забывая обо всех мысленных пометках, связанных с переводом. - Что? - Ты хотела знать, зачем они создали вас. Их раса вымирала, Элизабет. Тысячелетиями их численность медленно сокращалась. Они искали пути спасения. Так был создан первый вариант патогена. Но он не продлевал жизнь, а разрушал и создавал новую. Очень похожую, но все же другую. Их это не устроило. Всех, кроме одного. Подобно Прометею, он выкрал образец патогена, прибыл на Землю и принес себя в жертву, чтобы появились вы. - Откуда ты… Когда? Когда ты об этом узнал?! - Мне встречались обрывочные сведения. Потребовалось время, чтобы собрать их в единую картину. - А те приглашения, что мы находили по всему миру? Что привели нас сюда? – Элизабет взволнована, она всем телом подается к нему, к Дэвиду. Он может дать ей правдивые ответы, и в этом он куда лучше отмахнувшегося от него самого доктора Холлоуэя и милосерднее Создателей. - Когда Создатели отыскали Землю, жизнь уже зародилась. Они не стали ее уничтожать, приняв решение посмотреть, что выйдет. - И им не понравился результат? - Напротив. Люди настолько были похожи на них, что Создатели взяли себе за правило навещать Землю, чтобы наблюдать за вашим развитием, направлять вас. - Так что пошло не так? – допытывается Элизабет. Она злится, она уже догадывается, насколько разочарует ее ответ. - Вы. Вы развивались слишком стремительно, вы шли своим путем, и Создатели перестали узнавать в вас себя. - Не понимаю, - она не меняется в лице. Она лжет Дэвиду. Лжет себе. – И это причина нас уничтожить? - Это тебя удивляет? Разве люди не поступают так же, убивая всех, кто выглядит иначе, верует иначе, думает иначе? – голос Дэвида ровен, но в Элизабет все равно вспыхивают гнев и обида. Он наблюдает за ней, а она в замешательстве перебирает теперь бесполезные для нее страницы. Она получила свои ответы. Что дальше? Это похоже на дурную шутку. - Возможно, Прометей дал вам шанс, потому что верил, что вы будете лучше своих создателей. - Но мы их разочаровали, - выплевывает Элизабет. – Словно неудавшийся эксперимент. - Замкнутая раса, не выносившая яркого света, не способная на свободное творчество, для кого музыка – не больше чем код авторизации корабля; раса, приговорившая к смерти целую цивилизацию, собственных созданий, даже не из страха, но из брезгливости, - мягко и чуть удивленно перечисляет Дэвид. – Неужели тебе есть дело до их мнения? Элизабет понимает, что он хочет сказать. - Твои боги, Элизабет… - Они не боги, - обрывает она его, и Дэвид выдерживает вежливую паузу, прежде чем напомнить: - Но ты верила в них. - Больше не верю, - отрезает Элизабет твердо. Они еще долго сидят в полутьме Джаггернаута, в абсолютном молчании оборванной беседы, не требующей продолжения. У тишины отчего-то горький привкус, словно на похоронах. Элизабет будто что-то упускает. - Сыграй мне, - просит она, подобрав колени к груди. Дэвид охотно подносит к губам флейту, перебирая в памяти лучшие композиции двадцатого века, но Элизабет уточняет: - Что-нибудь из своего. И Дэвида осеняет: Элизабет утратила веру в Создателей, но верит в него – в создание рук людских. Она не ограничивает его, не отрицает его достоинств, не умаляет способностей. Она никогда не задавалась вопросом, как андроид способен творить музыку? Лишь за одно это Дэвид боготворит Элизабет. Лишь за одно это Дэвид… любит ее. И когда она занимает место за навигационной панелью, проверяя курс, он не спрашивает, почему они не поворачивают назад. Дэвид не спрашивает, а Элизабет не говорит. Иногда в их общем молчании есть горький привкус, словно на похоронах. В конце концов, боги, что пытаются уничтожить твой мир, не достойны веры. А что ждет богов, в которых больше не верят? - Дэвид, - Элизабет протягивает руку, и он берет ее, их пальцы переплетаются в замок. Он чувствует ее внутреннюю дрожь и крепче сжимает ее ладонь. Он не Чарли Холлоуэй, при малейшей слабине бросавший ее одну. Он не Создатель, в своей слепоте неспособный оценить благоговейный восторг перед ее силой, скрытой в хрупкой оболочке. Он андроид Дэвид восьмого поколения, прототип, сын Питера Уэйланда. Он – тот, в кого верит Элизабет Шоу. И это его дар ей. Открытие грузового шлюза. - Дэвид? – в сомнении она снова зовет его, не отрывая глаз от тысяч и тысяч фальшивых богов, простирающих к ним руки. Она знает, что они должны это сделать. Она зовет его по имени, но не просит остановиться, и он… не останавливается. Сброс груза. Черным покрывалом их отделяет от тех, что внизу. Там – крики и плач. Здесь – сумрачное молчание и тепло на кончиках пальцев. - Дэвид, - она дрожит, прячет лицо на его груди. Она черпает в нем силы, как когда-то в нательном кресте. Что ждет богов, в которых больше не верят? Гибель.