Красный туман.

Осаму встал на место главы Мафии, но ни на один день его не покидало чувство незаконченности. Он точно знал, зачем это сделал. Он точно знал к чему идёт. И уж он то точно знал, на какие жертвы ему придётся пойти. Убийство прошлого босса Портовой Мафии. Для такого человека как Дазай в простом убийстве не было ничего необычного. Даже пытки почти не вызывали в нём ничего кроме отвращения к крикам. Шатен не любил крики. Однако от чего-то «тот день» был самым серым. И от чего-то тот день на несколько месяцев окрасил жизнь парня сплошным чёрно-белым. Он будто был в старом фильме. Безмолвной куклой, приученной выполнять одни и те же функции. Правда через какое-то время (длиною в 4 месяца, которые казались вечностью) всё прошло. Дазай будто глотнул воздуху после долгого пребывания без него. Стал более оживлённым, эмоциональным, начал получать хоть какое-то удовольствие от дел и ясно видел свою цель. Однако иногда вечерами, когда выдавалась одна минутка на отдых, в голове снова всплывают воспоминания из недалёкого прошлого. «Тот день» Осаму видит будто через тёмную пелену, но совершенно точно и ясно помнит каждое слово и действие. В тот день светило солнце. Странная погода и странный день был выбран парнем для совершения своего плана. Осаму вошёл через главный вход, не став изощряться с подобным. Мори сидел на своём обычном месте — за столом босса и занимался какими-то документами. Удивительным было то, что в кабинете была полная тишина. Даже Элиза не маячила под носом. «Заходи, Дазай-кун», — не отрываясь от документов произнёс Огай. Шатен, уже стоявший около двери и несколько секунд назад зашедший без стука, счёл это как предлог подойти ближе и безмолвно двинулся вперёд. Глаза босса выражали какую-то тихую тоску. На видимые ему движения парня он мягко, кажется, как всегда улыбнулся. Но было в его улыбке что-то совсем уж странное. Почти незримое. Точно блеклый свет фонаря в ночи за лесом. Дазай не решается что-то сказать, а Мори тихо перебирает документы, кажется, даже увлёкшись этим делом. Хотя оба знают, что это не так. Шатену хочется закончить всё быстро. Выстрелом в голову. Что бы босс даже не успел ощутить боли. За спиной Дазай крепко сжимает пистолет, но на лице ни одной эмоции. С чего же такие волнения, не понимает он. Шатен ни разу ещё не ощущал чего-то подобного в своей душе. Не мог откопать в памяти момент, когда чувствовал подобное. Сердце сжималось и разжималось. «Так что ты планируешь делать на посту босса?» — попытался как можно беззаботнее произнести Огай, но в голосе его слышались нотки фальши сильнее чем обычно. Он говорил так, будто Осаму стоял на каком-нибудь совещании для принятия на работу. Даже не оторвался от листка. Но шатен то видел, что взгляд Мори устремлён на одну единственную строчку и дальше не двигается. Он либо не умел, либо не хотел скрывать лёгкого страха. Чувствовать приближение смерти. Одна из способностей, присущих только боссу и исполнительным членам Портовой Мафии. И мужчина её чувствовал. Чувствовал на своей шее её мокрые запястья, как они окружали горло, тонкие костлявые пальцы проходились по спине, заставляя пробегать мурашки. Ведь это точно буквально последние минуты его жизни и от чего-то принимать факт того, что убивает его воспитанник было и приятным, и чем-то жгущим горло изнутри. «А где Элис?» — отвечает вопросом на вопрос шатен, стараясь говорить так же непринуждённо. Оба знают, что играют бесполезную игру в непонимающих. В последний раз желают почувствовать закономерность обычных дней. «Я убрал её, что бы не видела такого. Она же ещё такая маленькая», — снова изгибает губы в мягкой улыбке Мори. Забавно говорить такое о девочке, которая своими руками под руководством босса совершала ужаснейшие убийства. От такого Дазай невольно усмехнулся. «Так значит вы знали и преднамеренно подготовились?» — Осаму вынул пистолет и навёл на босса. Тот остался неподвижен. Привычная улыбка, в которой сейчас чувствовалось столько фальши. Он улыбался так мягко и глаза его выражали такое спокойствие, что непонятно от чего становилось сложнее. То ли от того, что рука предательски трясётся, то ли из-за этого взгляда. Он не прожигал, не делал больно. От него на сердце становилось хорошо и тепло. Это то, чего ещё никогда не чувствовал Осаму. И парень готов был признать. Ему бесконечно больно будет нажимать на курок. Он будет помнить «этот день» всегда. Это будет его самое сложное убийство. Видя то, что ученик его замешкался Огай, не унимая улыбки, поднялся с кресла босса и медленными размеренными шагами подошёл к Дазаю. Он всё ещё был ниже него. Он всё ещё был подростком. Ему было сложно. Мори тоже. Брюнет занёс руку за голову юноши и придвинул к себе, целуя макушку. Как бы в знак последнего жеста перед смертью. Пусть уж лучше в конце Осаму увидит его таким, чем холодной статуей из фарфора, ложной моделью поведения, придуманной специально. «В следующий раз никогда не сомневайся и жми на курок», — тихо говорит Мори, опускаясь к уху шатена и усмехаясь. Он почти полностью распрямляется, когда пуля пронзает голову. Пожалуй, он предпочёл бы умереть в кресле босса, но сейчас уже всё равно. Мягкое выражение и улыбка навсегда застынут на его лице. Только через год после этого Осаму наконец сможет признать сам для себя. Он никогда не забудет этого строго мужчину в чёрных одеяниях и милого отца маленькой дочки. И только через года Дазай сможет сказать, Что он никогда не забудет своего ОТЦА.