День третий, когда всё встало на свои места.

Вад потягивается и закрывает учебник. Осталось ещё два экзамена, но сессия его уже доконала, и силы кончились настолько, что даже моргать получалось с трудом и после долгих уговоров. На сегодня значит хватит, он выключает лампу и поворачивается на стуле. В комнате полумрак: ещё бы, первый час, небо за окном совсем чёрное. С балкона тянет прохладной свежестью - вероятно, будет дождь. Верхний свет выключен, и теперь, когда он погасил лампу, источник света только один - светильник у кровати. Прэм тоже читал, да так и уснул над книгой. Старший охуенно устроился тут в своей комнате для одного, мажор сраный. Никаких мудаковатых, соседей с которыми нужно уживаться, делить пространство и так не сказать, чтобы большое. Ему можно спать когда хочется, без аккомпанемента чужого существования. Можно не спать. Вообще что угодно можно делать не оглядываясь. Вад, казалось, смирился с существованием своего соседа, насколько это было возможно, но сегодня, и без того в край заёбаный сложными экзаменами, сорвался. Выблядок притащил каких-то приятелей и устроил алкопати, не соизволив даже договориться с Вадом. Типа, нужно расслабиться и немного отдохнуть, устали же, пойми, чувак. Вад бы поубивал там всех, если бы мог. Их спас внезапно появившийся Прэм, зашедший по какому-то мелкому вопросу (телефона у него не существует, обязательно надо лично припереться хоть раз в день, чтобы Вада точно не отпустило никогда) и, оценив ситуацию, буквально за руку утащивший Вада к себе. Вад осторожно вытаскивает учебник из-под руки Прэма и не глядя ставит на полку стеллажа у кровати. В этой комнате вообще много книг: старший оказался знатным заучкой, хватающимся за знания с жадностью дорвавшегося неофита, и к третьему курсу пыл не растерял. Когда он всё только успевает, а? Вад вздыхает завистливо и накрывает его одеялом. Нужно поторопиться, и так не факт, что в общежитие пустят - вон как задержался. Он, напоследок скользнув жадным взглядом по лицу спящего старшего, выключает лампу и поворачивается, чтобы забрать учебники и уйти уже к себе, но Прэм хватает его за руку. - Далеко собрался? - Прэм свободной рукой находит телефон и, сощурившись, смотрит на время. - Домой, - бурчит Вад. - Поздно уже. Пусти. Как будто Прэм хоть раз сделал то, о чём его просил Вад. Сразу и без выебонов. Перестал доёбывать? Нет. Прекратил лезть в его дела? Ноп. Закончил решать Вадовы проблемы и то, что сам там считал проблемами? Не-а. Отъебался наконец и дал жить спокойно? Ха! - Поздно, - соглашается Прэм. - Там у вас сегодня зверь на вахте, не пустит. Артита вон не пустил. - Что, - Вад пытается спросить что Артиту понадобилось в его общаге, но не успевает - Прэм внезапно дёргает его на себя, сильно и резко, и он падает, охнув. Рёбра, конечно, уже зажили, но не до такой же степени. - Спи, - Прэм укутывает его в одеяло, обнимает и дышит в затылок глубоко и размеренно. Как будто ничего не случилось. Как будто он каждый день с первокурсниками спит. То есть не так спит, как Ваду на миг подумалось, а действительно спит. Охблядь. Он хотел бы прижать к внезапно пламенеющим щекам ладони, но Прэм цепко держал правую руку, переплетясь пальцами, а в левую Вад сам вцепился в поисках опоры. Потому что он, кажется, падает. Откуда-то с невероятной ебанины в самую глубокую жопу мира и никак не может остановиться. Только тёплая рука и мерное дыхание за спиной не то, чтобы останавливают, нет. Но немного заземляют, заставляют притормозить ебучий полёт. Дождь шелестит по стеклу, стучит по карнизу, постепенно успокаивая сердце, скачущее в рёберной клетке взбесившимся зайцем. Вад закрывает глаза и, запретив себе думать, проваливается в сон. *** - Ну ты и горазд спать, - Прэм легонько толкает Вада ногой. Тот открывает глаза. В комнате светло, но солнца нет, за окном пасмурная дрянь, дождь вот-вот начнётся снова. Третьекурсник держит в руках тарелки с кашей и та умопомрачающе пахнет, желудок Вада напоминает о себе. - Ещё пять минуток, - Вад так просто не сдаётся. Под одеялом уютно и вставать, а значит снова садиться за учебники, ему совсем не хочется. - Вставай, лодырь. Завтрак остынет. Вад бухтит, но поднимается и плетётся в ванную. В затылок прилетает полотенце. - И шустрее там, а то приду помогать. - Ты только грозишься, - Вад бурчит себе под нос, но старший, кажется, услышал, судя по тому, как поперхнулся и закашлялся. Он не планировал оставаться у Прэма, поэтому даже переодеться не во что и, приняв душ, он снова натягивает мятую футболку и вчерашние шорты. Вада так и подмывает потянуть время, подразнить старшего, но он знает Прэма, тот ворвётся, небось, наорёт и дёрнет наружу как поймает, успел ты одеться или нет - твои проблемы. И именно это он и подразумевал под "помогать", а не то, что можно было подумать. Щёки снова алеют, потому что подумать Вад может многое, да херли толку. Он выдавливает полный рот зубной пасты и размазывает её по деснам пальцем, а потом долго отплёвывается. И вываливается наконец из ванной свежий и помятый в цепкий взгляд спокойных глаз старшего. - Когда экзамен? - Прэм собирает посуду и подталкивает осоловелого от сытного завтрака Вада к рабочему столу. Вообще, Вад собирался к себе. Он и так торчал в комнате старшего непозволительно долго, не говоря уже о том, что он, блядь, здесь ночевал, что в его планы не входило. Но Прэм как всегда решил по-другому, сам и за всех. И Вада это бесило до зубовного, сука, скрежета просто. И сразу как будто ему 14. Хочется ебануть дверью со всей силы и пойти натворить чего-нибудь. Назло. Но он только вздыхает и позволяет усадить себя на стул: Прэм его всё равно найдёт. Найдёт, надерёт жопу и заставит заниматься. Да и светлая спокойная комната всяко лучше той помойки, во что вчера превратил их жильё сраный сосед. - Завтра, - он нехотя притягивает учебник и буквально заставляет себя его открыть. - Тогда есть ещё день на подготовку? Это хорошо. Занимайся. Есть какие-то вопросы, в которых я мог бы помочь? - Ага. Есть один. Ты не знаешь, на кой хуй я сюда поступил, вообще? - Это же очевидно, - Прэм пожимает плечами. - Чтобы встретить меня. - Об этом я как-то не подумал… Вад возвращается к учебнику, но читать не получается. Каша в голове никак не раскладывается по полкам, а сраные экзамены только всё портят. Он со вздохом закрывает глаза руками. Старший, кажется, воспринимает этот жест по-своему. - Жалеешь? - прохладные пальцы накрывают ладони Вада и отводят их в стороны, заставляя поднять взгляд. Прэм смотрит на него серьезно и вроде как испуганно. - Чего мне жалеть? - теперь наступает очередь Вада пожимать плечами. Он хотел бы продолжить, сказать, что жалеть ему не о чем, потому что ничего же нет. Что, в конце концов, он хотел бы ясности. Можно конечно до конца жизни смотреть друг на друга из разных концов столовой и хранить ебучие шестерёнки в знак хуй знает чего, но Вад на такое не подписывался. Он плохо понимает на что конкретно подписывался. Но явно не на это. Но глотает раздражение и злобу, чтобы выдохнуть. - Это же ты, долбоклюй. - Хватит называть меня долбоклюем, мелкий говнюк! - Хватит быть долбоклюем, долбоклюй! - нет, ну в конце же концов! Вад не выдерживает и, сгребя учебники, от души хлопает дверью. - Что, нянюшка решил, что ты больше не опасен для общества? - сосед усмехается среди завала бутылок и упаковок от чипсов. - Отпустил погулять? Вад шлёт его на хуй и идёт заниматься в библиотеку. *** Вад не очень компанейский, он это знает. Ой, да все это знают. Поэтому сейчас всё происходящее вокруг его напрягает. Впрочем, “напрягает” - не то слово. Он мечтает о возможности незаметно свалить или хотя бы забиться в угол поспокойнее и пересидеть там. Вечеринка у бассейна. Что может быть страшнее? Выступление с докладом разве что. Ну или они равноценно некомфортны. Вечеринка всего курса с бассейном и с бесконечным количеством алкоголя, громкой музыкой, толпой веселящихся первокурсников. Пожалуй, это страшнее трёх докладов и парочки незамьюченных групповых чатов. Поверьте Ваду, Вад разбирается. Куда забиться, когда вокруг больше сотни мельтешащих, смеющихся, танцующих тел? Они сдали экзамены, вуху! Если эти ебанавты собираются праздновать так каждую сессию - он не выживет, серьёзно. Мам, можно уже пойти домой? Есть ли у него благовидный предлог, чтобы сбежать? Сессия закрыта, впереди каникулы, дела подождут. И даже тайком не свалишь - там у выхода самая движуха - опоздавшим мешают убойные коктейли и заставляют пить, а потом выполнять какую-то дичь, которая кажется смешной только если ты бухой еблазавр. Нет уж, спасибо. Он выпил какой-то алкогольной дряни и мысли в голове уже перекатываются чуть медленнее обычного. Зацикливаются и крутятся-крутятся, как заевшая мелодия. Не отвязаться. У всех нормальных людей любовь и бабочки в животе. Только у Вада там клубок змей. Перекатывается, медленно сдавливая внутренности, выстреливая острозубой пастью в сердце: есть невозможно, дышать невозможно - всё невозможно. Только глотать воздух мелко, чтобы не сдохнуть, да дрожать крупно. Потому что. Потому что сердце кусают с завидной регулярностью, а оно эту отраву исправно качает. Любят сердцем? Ха! Ваду казалось, что в процессе участвует каждая, мать её, клеточка его бедного организма. В каждом атоме его тела висит портрет этого долбоклюя, и рабочий день у них начинается с корпоративного гимна на образ ебучего третьекурсника. И руки сводит от ужаса и паники, потому что раньше такого вот так, чтобы с головой, не было. От желания. То ли двинуть так, чтобы рожа эта самодовольная больше к нему сама не подходила, то ли повиснуть на шее и на всех подходящих ближе трёх метров рычать: “Моё! Не трогать!” От обиды. За то, что старшего так не накрывало. Ходит, долбоклюй такой, спокойный, как идиот. Будто бы хуйню эту с верёвочками придумал, чтобы Вада приручить. Устранить, так сказать, главную проблему курса. А главное, выходило-то так, что как бы работало же. Вада окатывает холодом. Это надо обдумать. Он снова озирается в поисках максимально укромного уголка. Можно конечно и свалить, на толпу уже похуй, у него тут вопрос серьёзнее пары коктейлей. Но замечает в глубине сада кусок каменной скамейки - остальная её часть спряталась под расвесистым кустом чего-то зелёного. Как стемнеет, место станет очень востребованным среди пьяных тел, но сейчас она вроде пустая. То, что нужно. По пути он мешает себе джин-тоник, где джина 2\3 стакана, а тоника на пару бульков. Змеи внутри Вада уверенно сжимаются - выводы выйдут не слишком утешительно-радужные. Ёлочная дрянь однозначно пригодится. - И что же мы имеем? - Вад устраивается на прохладной поверхности, действительно пока никем не занятой и, отсалютовав себе стаканом, делает большой глоток. - А имеем мы пиздец, как ни посмотри. Крутой такой пиздецкий пиздец. Прэм знает о том, что Вад к нему чувствует. Если бы просто догадывался, было бы легче скрутить в сторону, свести всё в тупую затянувшуюся шутку. Но Вад сам собственными руками и собственным же тупым ртом сделал это невозможным. Потому что казалось… Казалось, что взаимно. А если только казалось? Они особо не светились вместе, шестерёнки не в счёт. Не в счёт и едва ощутимые прикосновения мимоходом: кончиками пальцев по предплечью, ладонь на запястье… Нет, он не то чтобы за то, чтобы вылизывать друг другу гланды при каждой встрече, скорее наоборот. Но такие - невесомые - их же можно дарить не только Ваду? Их же, в прямом смысле, никто не видит. Они, собственно, ничего и не значат. Он, конечно, вот до этого - третьего глотка ёлочного сока - считал, что значат и огого! “Я здесь”, - например. “Я рядом”. Банальное: “Я хочу до тебя дотронуться”. Но может быть это только Ваду так казалось, а? Прэм же ему ничего, ровным счётом ничего, не обещал. Ну, верёвочку свою подарил. Он, конечно, повёрнутый на системе долбоклюй, но у него тех верёвочек может ящик - на каждого первокурсника хватит. А так чтобы: “Чувак, люблю тебя отсюда и до конца вселенной”, - да ещё и вербально - такого он не припомнит. И может быть оно бы и не нужно было бы. Но так. Просто для ясности. Стакан опустел уже наполовину. По всем фронтам выходила какая-то хуйня, и надо было бы завязывать. Со всем. Съебать домой на пару недель вот отличный вариант. Сначала он не хотел, там кутерьма, младшие сёстры и мать с отцом не дадут ни минуты покоя, но всё лучше, чем жрать себя в кампусе. Вад решительно достаёт телефон, намереваясь немедленно заказать билеты домой. Главное - не перепутать направление. Он трёт глаза и прибавляет яркости экрану. Сраный куст навис прямо над головой, нихуя же не видно. - Чем занят? - тень смещается, и неизвестно откуда образовавшийся Прэм усаживается рядом и суёт нос в его стакан и телефон. - Покупаю билет домой, Пи’Прэм. - Два раза не понял, - старший хмурит брови и машинально отпивает его джин-тоника. - Когда это я обратно переквалифицировался в Пи, если твоя невежливая задница давно меня так не зовёт? И схуяли ты собрался домой, когда ещё вчера и не планировал? - Мне просто нужно кое-что обдумать, - Вад усилием воли концентрируется на поле “дата вылета”, чтобы не промазать со временем и добавляет. - Пи. Прэм забирает у него телефон. Он ждёт чего угодно от вспыльчивого младшего: возмущённого вопля, тычка по рёбрам, очередной гадости. Чего он не ожидает, так это что Вад выпрямит спину, сложит руки на колени и уставится на собственные пыльные кеды, словно никогда их не видел и теперь это самое интересное зрелище в мире. Вот такого он не ждёт. - У тебя всё в порядке? - он волнуется. А кто бы не стал? - Ты же знаешь, что можешь мне рассказать? - Всё в порядке. Мне нечего рассказывать. Пи’Прэм, там сейчас наверняка будет что-то весёлое с твоими младшими. Думаю, тебе лучше пойти к ним. - Насрать на младших! - Прэм стекает со скамейки вниз на пятки перед Вадом, ловит его за руки, заглядывает в глаза. Во взгляде - страх и паника. - Что случилось, сердце моё? Что не так? Вад вздрагивает и отводит глаза. - Вот только не надо про сердце, а! Пи’Прэм, встань. Увидят, - Вад привычным уже жестом тянется к верёвочке на запястье и ищет узел. - Слушай. Я. Ну. От меня не будет проблем. Тебе не надо со мной возиться больше. - Наигрался? - зло шепчет Прэм. - Что? - Вад вскидывается. - Я наигрался?! Я, блядь, и не играл! Это ты. У тебя там какие-то ебучие квесты по вытягиванию из меня сухожилий. А я не... Я же живой, Прэм. - Живой, - тёплая ладонь скользит от виска к шее. - Ты, сердце моё, живее всех живых. И пьянее всех трезвых. Идём-ка домой. Там и поговорим, как проспишься. Кто из кого жилы тянет выясним и прочее разное интересное обсудим. Он легко поднимается и тянет Вада за собой. Тот может и не пошёл бы. Но телефон его всё ещё у старшего в руке. Вад плюёт и переставляет ноги следом. - Уже уходишь? - окликают Прэма из толпы, мешающей коктейли. - Ты же только что пришёл, Прэм! - Я пришёл не с вами пьянствовать, - Прэм салютует Вадовым почти пустым стаканом ёлочного сока и ловко забрасывает его в ближайшую мусорную коробку. - Своё забираю. Вад спотыкается на ровном месте. Прэм подхватывает его под руку, не давая упасть, и так они и уходят, провожаемые ошалелыми взглядами. Впрочем, у Вада взгляд не менее ошалелый. Он плохо помнит, как добрался до комнаты старшего. Фрагментами. Помнит, как Прэм запихнул его в машину. Как сердито барабанил пальцами по рулю на светофорах. Как тянул за собой, не оглядываясь. А Вад шёл, путался в ногах и удивлялся, как вот ноги путаются, а в голове всё ясно-ясно. И понятно-понятно. - Ну? - Прэм прислоняет Вада к стене и включает свет. - Что ты там напридумал? Вад не хотел, но пьяный язык куда быстрее его желания заткнуться. - Хуй. Хуй я придумал, - зло и елово выдыхает Вад. - Большой и резиновый, который я хотел бы запихать тебе в жо… Во рту больно и солоно. Прэм залепил не со всей силы, больше обидно. - Ты, - тянет он, обводя кончиками пальцев наливающийся на Вадовой скуле синяк. - Слишком охуел, сердце моё. - Не называй меня так, - Вад стремительно трезвеет. - Может показаться, что тебе не всё равно. - Конечно, мне не всё равно, - Прэм перетекает чуть ближе. - С чего ты вообще взял? Вад пожимает плечами. А как объяснить? Глаза у Прэма сияют яростью и ещё чем-то. Хуй знает - Вад не силён в этом вот. Не понимает. И полупьяное его тело полутрезвый же мозг просто швыряет вперёд, прежде чем он снова придумывает себе сотню ограничений и отговорок. Вад падает в Прэма, цепляясь за плечи изо всех сил. Синяки, наверное, останутся. Ему просто нужно заземлиться, заякориться, чтобы как той ночью: спокойно закрыть глаза и никакие внутренние демоны размышлений не терзают больше. Стремительное падение вперёд остановить так же непросто, как и вниз, поэтому он, даже впечатавшись в тёплый злой столп не останавливается, а летит дальше - вперёд и немного вверх, сталкивается носами, ударяется ртом о рот, не даёт себе опомниться и сминает губу старшего требовательно и жадно. - Скажи мне, я тебе зачем? - решается Вад, оторвавшись от старшего и хватая воздух, чтобы расправить слипшиеся лёгкие. - Чтобы любить, очевидно. Долбоклюя такого. - Эй! - Вад бодает его в висок. - Сам ты долбоклюй, Пи’Сердце.