Они сошлись, как лёд и пламень...

      Арена. Опять она. Опять это страшное место. Из всех трибутов, я под куполом одна. Но планолёт не спешит вытащить меня из ада, более того, за мной гонятся пара десятков волкообразных тварей. Как и тогда, на Семьдесят четвёртых, только сейчас я не вижу поблизости Рога изобилия, на котором можно было бы укрыться. Более того, вместо лужайки, покрытой мягкой травой, непролазные болота. Трясина утягивает вниз, и мне остается только из последних сил еле-еле перебирать ноги.       В какой-то момент, я запинаюсь и падаю лицом в мутную воду. Пытаюсь перевернуться и вынырнуть, но меня всем весом придавливает мохнатая туша. Я даже без оружия, но отбиваться нет смысла. Это неравный бой между стаей переродков и мной одной. С горем пополам у меня получается вытащить голову на поверхность и судорожно вздохнуть.       В нескольких сантиметрах от моего лица морда чёрной твари, которая человеческими, но покрытыми шерстью лапами прижимает меня к илу. Похоже переродки хотят порезвиться, прежде чем прикончить свою жертву, если до сих пор не убили меня. У чёрной твари, такие же чёрные и неестественно стеклянные глаза, широко открытая пасть, демонстрирующая ряд острых как ножи зубов. Переродок противно рычит, и его подхватывают сородичи, но начать терзать меня чудовищу мешает вой. Более того, эти звуки пугают тварь и стаю, и переродки, поджав хвосты, убегают прочь.       Сразу же болото, в котором я чуть не утонула, превращается в лужу. Но на душе как-то не легче. Возле меня нечто, что так испугало стаю монстров. Что может быть хлеще этих псин? Сквозь утреннюю дымку, вижу движущегося на меня зверя.       Волк. Но не похож на прежних переродков. Хотя, возможно, что и является творением Капитолия. Для обычного хищника, он очень крупный. Шерсть, словно первый выпавший снег, белая, но глаза… Голубые, словно бескрайнее небо. Таких не может быть у обычного волка, точно – переродок. Но зверь, кажется, не собирается нападать, а подойдя вплотную ко мне начинает жалобно скулить и тыкаться вытянутой мордой мне в лицо, подобно домашнему преданному псу.       ***       – Вставай! Проснись!       Вмиг Арена рассыпается, а вместо холодной лужи оказывается тёплая постель. Образ волка меняется на человека, что отчаянно тормошил меня. От зверя остаются только ледяные глаза, что продолжают с беспокойством смотреть на меня.       – Катон, – говорю хриплым ото сна голосом и сев на кровати прижимаюсь к парню, соединяя свои руки у него за спиной.       – Успокойся, я здесь. Это просто кошмар, всё хорошо. Игр больше не существует, – тихим голосом успокаивает Уильямс, крепко прижав меня к себе, и, поудобнее перехватив, начинает раскачиваться, баюкая словно плачущего ребёнка. Я в ответ, утыкаюсь ему в ключицу, стараясь привести в норму участившееся дыхание.       Сердце продолжает бешено стучать, но сейчас я точно знаю, что я в безопасности. Со мной рядом Катон, мы в нашей спальне, в нашем доме, наша малышка мирно спит в соседней комнате в своей колыбельке. Игр действительно больше не существует…       Мы с тревогой и страхом ждали Семьдесят пятые Голодные игры. Но никто не ожидал, чем обернётся Третья квартальная бойня. Первые устроители прописали все Квартальные бойни наперёд, но как же вытянулось лицо у президента Сноу, когда он зачитал карточку из шкатулки.       С первых слов Сноу выяснилось, что эти Игры станут последними. Первые распорядители посчитали, что семьдесят пять лет – достаточный срок для наказания Дистриктов за восстание. На этом сюрпризы не закончились. От каждого Дистрикта в тот год избиралось всего по одному трибуту от двенадцати до восемнадцати лет. «Счастливчика» вытягивали не из двух, а из одной общей корзины с именами и мальчишек, и девчонок.       В Третьей квартальной бойне было обычное количество участников – двадцать четыре. Вот только оставшиеся двенадцать трибутов были избраны из числа детей капитолийцев. Шесть девочек и шесть мальчиков от столицы. Стоит ли говорить, что их всех трибуты от Дистриктов перебили за четыре дня. В том сезоне мы с Катоном были менторами. Моей подопечной стала одноклассница Прим – Джесси. И я попыталась сделать всё возможное, чтобы она прожила как можно дольше.       В Семьдесят пятые Игры было всего двое добровольцев и по совместительству профи. Как всегда, Первый и Второй Дистрикты. Катон стал ментором для своего знакомого по Академии. Тит – был на год младше Уильямса.       Впервые за всю историю Игр профи не стали заключать альянс, понимая его бессмысленность. Зато как я удивилась, когда Тит начал опекать Джесси, а не убил её при первой встрече. Это был единственный союз за Третью квартальную бойню. Как выяснилось, это всё задумал Катон, понимая, что у девочки совсем нет шансов.       Все, глядя на них, вспоминали наш сезон, говоря, что уже второй год подряд Второй оберегает Двенадцатую. Это стало бы отличным пиар-ходом, вот только в этом сезоне была полностью исключена спонсорская помощь.       Джесси через две недели после начала убил парень из Первого, и тогда под куполом остались только двое профи. Мне было так плохо, что хотелось напиться, теперь я понимала Хеймитча, который говорил, что не стоит привязываться к трибутам.       Решающий поединок прошёл на замёрзшем озере, по среди пихтового леса. Тит смог убить Первого и стал победителем. Катон побил рекорд Габи, его подопечный выиграл с первого раза. Вот только посмертно…       Тит был так ранен, что Клавдий Темплсмит не успел даже объявить его последним победителем Игр. Тит истёк кровью быстрее, чем пришла помощь. Впервые у Игр не было победителя. Так что получилось семьдесят пять Игр и семьдесят пять победителей.       После финала последних Игр президента Сноу нашли отравленным в своём кабинете. Какая ирония: змею отравили. Это положило начало становления нового устройства страны.       После смерти диктатора, Панем стал правовым государством, а президент теперь избирался всем населением страны, а не только узким кругом влиятельных капитолийцев. Деньги, которые ежегодно вкладывались в Голодные игры, пошли на развитие Дистриктов, люди смогли спокойно перемещаться по стране. Все Арены уничтожили и на их местах поставили мемориалы.       Космея, как ребёнок двоих победителей, а тем более одного сезона, стала бы лакомым куском для телевизионщиков. Раньше такое уже случалось, и не раз. Результаты жатвы подтасовывали, вытягивая имя наследника одного или двоих победителей.       Сейчас я верю, что моя дочь будет жить в развитом и передовом государстве, а о страшном шоу знать только по учебникам. Так в девятнадцатом параграфе истории Голодных игр она узнает про своего прадеда, и гораздо позже, к концу книжки в предпоследней части прочтёт про то, как папа спасал маму. Ни одна живая душа, кроме меня и Катона, не знает реальности Семьдесят четвёртых, а мы постарались забыть.       – Успокоилась? – вытягивает из мыслей ласковый голос мужа, который продолжал качать меня на руках, как обычно качает свою маленькую Косми.       Я в ответ киваю, но продолжаю сидеть у Катона на коленях и обнимать его. Три месяца назад в нашей жизни появился маленький ангел – Космея. Не знаю, к счастью или нет, но малышка полная копия папы. У девочки светлые волосики и точно такие же глаза ледяного оттенка. Кажется, от меня она вообще ничего не захотела брать, да и моей компании всегда предпочитала папу. Он души в ней не чает. Всегда сам встаёт ночью к дочери, не будя меня. Бывает, я застаю Уильямса, гуляющего поздно ночью по всему дому с ребёнком на руках, ну или же сидящим у камина и убаюкивающим Космею.       «Надеюсь, девочка возьмёт характер Китнисс, а не твой. Иначе, мир не выдержит ещё одного упрямого барашка», – шутила Габи, впервые увидев малышку.       – Если хочешь, завтра сходим к озеру, отдохнём, развеемся, – предлагает Катон, укладывая меня обратно на подушки.       – А Косми? – беспокоясь спрашиваю я.       – Ничего страшного с ней не произойдёт, денёк побудет у твоей мамы, – начал уговаривать меня Катон, устраиваясь поудобнее возле меня.       – Она маленькая ещё, – говорю я в ответ.       – Всего на несколько часиков, – Катон притянул меня к себе и поцеловал в висок, – Признайся, ты тоже этого хочешь.       На самом деле мне очень хотелось отдохнуть в нашем потаённом логове. Я там не была с рождения ребёнка, а вот Катон месяц назад ходил туда, проверить, как домик пережил зимовку. Люди теперь могли спокойно собирать грибы и ягоды или получив лицензию охотиться, но далеко от Дистрикта всё равно не уходили.       Озеро стало нашим излюбленным местом, из-за своей отдалённости от Дистрикта его так никто и не находил. Домик Катон починил: заменил крышу, вставил окна. Я его немного обустроила, так что летом там можно было спокойно ночевать. Обычно мы уходили туда дня на три-четыре и наслаждались обществом друг друга. Шли всегда с пустыми сумками, непуганой дичи там – сколько душе угодно. В общем, голодными мы никогда не оставались. С раннего утра обычно охотились, а позже весь день как дети плескались в чистой воде или валялись на тёплом песке. К вечеру холодало и мы сидели у костра в обнимку под одним пледом, греясь, и там же готовили добычу на следующие сутки.       – Уговорил, но только на несколько часов, – сдалась я, пристроив голову у него на груди.       Затылком чую, как Уильямс сейчас победно ухмыляется, но только обнимает меня в ответ.       – Ты просто чудо, – сквозь дрёму доносится до меня голос Катона и прежде, чем окончательно провалиться в сон чувствую нежный поцелуй на своей щеке.