Районы-кварталы

Андрей сидел на качелях, попеременно оказываясь то впереди, то позади видавших виды опор, и скучающе оглядывался по сторонам. Без Башки было скучно. В животе переваривались мамины беляши, прохладный ветер поддувал ровно туда, куда надо, и это придавало отличному летнему вечеру дополнительный бонус — вместе с пивчанским, который Ржавый загрузил с собой. Не хватало только одного — его друга Башки, и Ржавый сидел на качелях, сидел, ждал и тупил. — Здорово, Ржавый! Как дела? — О, Башка! — оживился Андрей. Он затормозил носками ботинок и нахмурился, оглядывая нарисовавшегося со стороны дороги Башку. — Так, я не понял. Это че за прикид? — Да спокойно, Ржавый, — беззаботно отмахнулся Башка. Он взъерошил прилизанные волосы и наугад вытянул бутылку нефильтрованного светлого из пакета. — Это ж для родителей. Ты б знал, каких трудов мне стоило! Рахманинов, блин… Ржавый с отвращением осмотрел белоснежную рубашку и отутюженные до стрелок брюки. Башка проигнорил это. Казалось, даже если бы вообще все глазели бы на него — ему было бы пофиг. Ловким движением сорвав крышку, он мазнул ею по краю качелей и запрокинул голову для глотка. Ржавый невольно проследил за тем, как движется кадык на гладко выбритой шее с родинкой. Эта родинка делала горло Башки настолько беззащитным, что Ржавый до сих пор помнил свои подростковые бзики на тему, что кто-то ему это горло перережет. Башка поймал его взгляд и вскинул брови, мол, чё. Ржавый мотнул головой. — Принес? — спросил Мишка. Ржавый кивнул. — На, держи. Андрей наклонился, вытягивая из лужи сумку — она же и рюкзак для походов в ПТУ, она же и продовольственный пакет — и, усовестившись, встряхнул, сбрасывая грязные капли. — Блин, Ржавый, что это, — тут же взвился Башка, отплевываясь от пива. — Ты че, на скамейку ее не мог положить? Или на качели?! Он выдрал сумку у Ржавого из рук и с руганью вытянул промокшую и испачканную ярко-красную куртку. Ржавый нахохлился и недовольно огляделся по сторонам. В этот момент он чувствовал себя как отчим, когда мама его охаживала за какой-нибудь косяк. — Ну, Башка, э, — стараясь выглядеть внушительно, сказал он. — Харэ. — Че «харэ»? Че «харэ»? — переспросил Башка. — В чем мне, по-твоему, ботанов щемить? В этом?! Он дернул себя за ворот рубашки. Его глаза горели от злости, и Ржавый с завистью заметил, как легко они поменяли цвет. У него так никогда не было. — Ну, я к тому, что… Ну. Нет, наверное… Ну, че ты хочешь? Хочешь, мою возьми? — выпрямился он, поднимаясь с качелей. Он с содроганием подумал, что Башка вполне может потребовать ему самому нацепить эти ботанские одежды. Но Башка хмыкнул. — Че, зассал, Ржавый? Андрей вспыхнул. — Че зассал? Кто? Я?! Я не… — Да не кипешуй, — бросил в его сторону Башка и, расстегнув рукава, быстрым движением закатал их до локтей, показывая загоревшие руки. В его глазах плескалось злое веселье. Он веревкой стянул с шеи галстук и протянул Андрею. — На. Можешь надеть. Ржавый отпихнул его руку так, будто в ней был учебник по музыкальной теории. — Нахрена мне эта хрень?! — возмутился он. — А чьими заслугами я сегодня со двора не выездной? — парировал Башка, оказавшись совсем близко и, резанув взглядом, сунул галстук Андрею. — В карман засунь. Эй! — он перевел взгляд поверх плеча Ржавого и, одернув воротничок, звонко свистнул. — Бонсуар, епта! Башка перепрыгнул через сумку с одеждой и четкой походочкой направился к паре застывших ботанов. Ржавый застыл на месте. Очередная смена настроения Башки выбила из-под ног землю. Порой Башка был то ровный поцык, то настоящий псих, с этим его несчастным детством у помешанных родителей. И Ржавый терялся, когда эти две крайности Башки встречались. Он слышал издевательский голос Башки, что-то спрашивающий у заробевшей группки под фонарем на сквере, но не сразу понял, что зовут его. — Да! — крикнул Андрей. Наспех затолкав склизскую полоску в карман, он развернул плечи и зашагал к ним. Но только с удивлением проследил за спешным бегством ботанов, вдогонку которым хохотал Башка. — Ржавый, ты прям Франкенштейн с этим выражением, блин, — поделился Башка, угарая над чем-то своим. Андрей нахмурился в попытке переварить комплимент, но Башка перебил его мысли. — Зацени! Вот пивас, — он подкинул на одной руке мобильный. — А вот и закусь! — Мп3-шник в другой руке тускло мигнул серебристым. — Пожалуй, нам стоит отработать эту схему с мимикрией. Ты видел их рожи? — Четко сработано, — кивнул Андрей и протянул недопитую бутылку. Башка улыбнулся и тут же спрятал улыбку. — Да? — он демонстративно выпил и, оглядевшись по сторонам, отряхнул и без того слишком чистые брюки. Выпрямившись, он посмотрел прямо в глаза. — Тогда пошли, хули! — Куда пошли? — затормозил Ржавый. — Зарабатывать на жизнь! — Башка толкнул его в спину. Андрею не понравился этот произвол. Он привык чувствовать себя главным. — Так, стопэ, — авторитетно заявил он, останавливая Башку за шиворот и удивился, какой горячей была его шея. Башка вскинул брови, но не попытался увернуться. — Во-первых, Михалыч сегодня на выходных, так что если и идти, то к Битягину с этим. Ржавый кивнул на добычу, и Башка помялся, шевеля плечами. — Ну, допустим, — качнулся он и вскинул голову. — А во-вторых? — А во-вторых, — с расстановкой ответил Ржавый. — Ты сегодня не один с концерта такой умный. Башка рассмеялся, обнажив заостренные и белые даже в темноте клыки. Он явно понял мысль, и Ржавому это нравилось. — Как скажешь, Ржавый. Это был один из самых урожайных их вечеров, которые Андрей помнил. Башка был настоящий псих, но это его веселье заражало всех — даже напуганные «пешеходы» смеялись с ним, перед тем, как Башка снова делал дикие глаза и напоминал про лавэ. Пару раз они все-таки отхватили — сунулись в чужой район, хули. Но ночь казалась бесконечной. Костяшки ссаднили от ударов, а Андрей был счастлив. Стоя под утро в переходе — их последний заход и идеальное место для разъяснения отношений — Ржавый хрустел шеей, отдыхая после трудов праведных, пока Башка пояснял за жизнь отмутузенным человечкам. — Лежите тихо, и никто не пострадает, — бросил он через плечо и обернулся. Ржавый предупреждающе махнул руками. Башка улыбался. — Слыш, Ржавый, — начал было он, пересчитывая наличность. — Мы как Бонни и Клайд, в натуре? — Че? — переспросил Ржавый. Башка замолчал. Он посмотрел каким-то странным взглядом, темным в зеленоватом освещении перехода, коротко умехнулся и протянул деньги. — Да ни че. Проехали? Где-то совсем близко от них засвистели менты. Башка легко, как птица, подхватился с места, и Ржавый за ним, наспех застегивая куртку, полную наличности. Они бежали быстрее быстрого; местные дежурные — не их участковый, привыкший к оболтусам-переросткам. И было в этом что-то сбивающее с толку: демонстративно аккуратный вид Башки, цивилизованный до отвращения, и пропитанный кровью рукав Ржавого. Уже около подъезда они, пытаясь отдышаться, смеялись и похлопывали друг друга по спине, и каждый подъебывал другого за отдышку. Андрей подкинул Башке испачканный и холодный пакет с злосчастной курткой. Башка легко её поймал. Дымка предрассветного тумана уже заползала вниз, сгребая за собой городской смог. — Ну все, давай, — кивнул Ржавый. Карманы оттягивали воротник вниз. Хотелось спать и есть, зверски, но и остаться с Башкой хотелось тоже. Башка махнул рукой и отвернулся. — Покеда. Его голос, пересохший и надорванный, звучал как воронье карканье в этот ранний час. Уперевшись в застопорившуюся на проходе дверь, Башка с силой рванул ее на себя и скрылся под звук домофона. Ржавый пошел домой. В подъезде и в квартире было пусто и тихо. Отчим и мама еще спали. Наспех закидав в себя холодных пельменей, Андрей бросил одежду у машинки и забрался на диван, под тонкое одеяло. Солнце всходило, но даже отраженный от стекол серванта свет не мешал засыпать.