***
Анхель Мора прикрыл глаза, вспоминая ее, его жену, его Мэринеллу. Она была прекраснейшей из всех женщин, которых он когда-либо встречал. По крайней мере, так думал гранд Испании, Анхель де Мора, стоило ему лишь увидеть это прекрасное создание, облаченное в белые одежды. Неоднократно, лежа подле супруга и нежно гладя его длинные черные еще не тронутые серебром волосы, она говорила, что это была воля Судьбы. И ведь верно, что именно в то мгновение, когда роскошная черная карета, запряженная хорошо выкормленными вороными жеребцами, величественно проезжала по одной из многочисленных улиц Мадрида, ее карета сломалась. Колесо подвело. С нежной, присущей лишь ей одной улыбкой она вспоминала, как ужасно расстроилась, что не успеет на чай к Трине. Однако на том неудачи графини не заканчивались. Только она подала руку дуэнье, дабы та помогла ей спуститься вниз, как неожиданно мимо проезжает роскошная карета, колесо которой случайно задело лужу. Десятки грязных брызг окатили белоснежное платье, которое тут же с жадностью впитало влагу. Какой позор, на глазах у стольких прохожих, которые с нескрываемым любопытством смотрели на хрупкую юную девушку, тщетно пытающуюся скрыть испорченную часть платья от пожирающих взоров. «Как же можно ездить так? И ведь даже не принес извинений», — расстроенно думала она, чувствуя, как щеки начинают полыхать алым от пронзающего душу и плоть стыда. Однако в следующее мгновение над ухом раздается приятный низкий баритон: — Сеньорита, я бы мог… — Анхель де Мора прервался на полуслове, стоило незнакомке лишь повернуться в его сторону. Этот лучистый, полный мечтательной юношеской наивности взор карих глаз он не забудет никогда. Разве возможно позабыть шелковые кудри, спадающие на белоснежную ткань платья, эти непорочные розовые устa, алеющие, словно прекраснейшие из роз, щечки, и хрупкий, будто эфирный стан? Он замер, не смея произнести и слова, просто смотря на прекрасное создание, которое словно ангел спустилось с Небес, чтобы навсегда в его жизни поселить нежный свет и горячее пламя любви, которая пока что была лишь искрой, которая позже разгорится в незатухающий вот уже пять столетий пожар. Мэринелла замерла, не в силах вымолвить и слова из гневной речи, которую она уже подготовила наглецу. Он был прекрасен, хоть и старше ее в летах. Длинные черные волосы ровными волнами рассыпались по широким плечам, приобретая на солнце особенную прелесть, взгляд карих глаз был полон гордости и удивительной рассеянности, высокий и сильный, словно скала, он возвышался над ней исполином. Так что полные праведного гнева речи не смогли вырваться на свободу. Тогда он бесконечно долго рассыпался в извинениях, а после и вовсе предложил довести прекрасную сеньору и ее дуэнью до дома, раз на то была воля Судьбы. Анхель старался, но все попытки были тщетны. Он не мог отвести взора от юного создания, так внезапно вторгнувшегося в его однообразную жизнь. Они разговорились, после стали видеться чаще. Сперва мужчина находил различные причины для визита в скромный замок графини и ее семьи. То вновь извиниться, то повидаться с ее отцом, то подарить диковинную вещицу, купленную у торговца, или же то могло быть приглашение на ужин. Однако Анхель был готов сделать все, лишь бы вновь увидеть милый образ, ощутить ее присутствие рядом с собой, получить искреннюю улыбку, как величайший из всех даров… Вампир улыбнулся, вспомнив ее несмелое, робкое признание. Невольно рука скользнула в воздухе, словно пытаясь схватить призрак минувших дней. Она призналась первая. Он бы не посмел сделать это сам. Анхель боялся и винил себя за влечение к девушке, девочке. Ей ведь было всего лишь 16! Когда он, уже тридцатилетний мужчина, генерал-капитан провинции N! И хотя девушка достигла возраста венчания, он просто не мог позволить себе даже мысли о том, что прекрасная Мэринелла сможет стать его женой. Но однажды во время прогулки по саду, окружавшему замок графини, она неожиданно остановилась, виновато опустив взор вниз, словно грешник, готовый покаяться в содеянном. Реакция Анхеля, выработанная годами походов и войн, не заставила себя ждать. Мужчина тут же остановился, бросив полный беспокойства взор на графиню. — Мэринелла, с Вами… — Я люблю Вас, Ваша Светлость! —неожиданно выпалила девушка, и в тоже мгновение он замер, не веря своим ушам. — Я…я люблю Вас, Ваша Светлость, —уже тише произнесла Мэринелла. Ее сердце колотилось, словно птичка, которую лишили воли, заперев в тесной костяной клетке. Как она смела признаться самому гранду де Мора в своих чувствах! Что за опрометчивый, безрассудный шаг! Она подвергла свой род порицанию со стороны столь высокоуважаемой и почитаемой особы! Однако трепещущая душа была готова разорваться на тысячи осколков, ибо не было сил более терпеть такую муку. Каждый раз, стоило ему лишь посмотреть на нее своим внимательным взором, в котором читался острый ум и тяжелый жизненный опыт, ее бледные щечки тут же вспыхивали розовым румянцем. Мэринелла полюбила его таким, какой он был: властным, расчетливым, умным, гордым, полным благородства. И возраст здесь не имел значения. Наоборот, было в этом нечто притягательное. Ведь его годы были частью самого Анхеля, которого она полюбила всего искренне и нежно. Дрожащим голосом она, стыдясь поднять глаза, тихо говорила: — Я…я…не смогу искупить вину за свои слова. Но в свое оправдание… — Я тоже люблю Вас, Мэринелла, — его низкий голос прервал спутанную, нескладную речь. И уже девушка, не поверив своим ушам, замерла. Казалось, что она не может быть так счастлива. Однако… Он чувствовал, как сердце, замерев, стало биться лишь сильнее. Она призналась ему! Она сказала это в реальности. Здесь, несколько минут назад. То уже были не ночные призраки, беспокоившие сознание Анхеля. Отнюдь. Мэринелла, его Мэринелла произнесла это здесь и сейчас. Он более не мог держать себя в руках. Оковы, сдерживавшие его столько месяцев, спали, словно видение, навеянное эфирными мечтами. Пусть провалятся в Ад манеры и правила. Его Мэринелла услышала зов его сердца, и сейчас она внемлет ему. Сжавшись, словно ожидая удара, способного прекратить ее жизнь, она не сразу поняла, что его руки крепко и властно прижимают ее к себе, а тихий шепот жаром обжигает нежную кожу уха. — Моя единственная, неповторимая красавица, моя Мэринелла… Я не верил, что подобное возможно. Но Волей Создателя мы вместе… Мой нежный ангел, радость моей серой жизни, лучик света во тьме бытия, я в этот же день попрошу руки у твоего отца. Он не откажет, я знаю. Мы будем счастливы. Просто скажи, что любишь меня. Скажи это вновь… — Я люблю Вас, люблю, Ваша… — Анхель, для тебя, Мэринелла, я Анхель. — Я люблю тебя, Анхель. Он издал глубокий вздох, вспомнив ее робкие, но крепкие объятия. Она обнимала его с таким трепетом и нежностью, словно не было для нее на свете человека дороже, чем он. Такая хрупкая, почти хрустальная. Нет, даже тоньше и намного прекраснее хрусталя, бриллиантов, всех камней в короне короля. Он осторожно сжимал ее в объятиях, словно боясь разбить, случайно сделать больно. Они стояли долго, наслаждаясь долгожданной близостью и теплом друг друга. Лишь чудом прислуга не заметила их. Уже вечером Анхель де Мора попросил руки у отца Мэринеллы, обедневшего графа N. Гранд ни минуты не сомневался в том, что граф не откажет. Да и как можно отказать гранду Испании, генералу-капитану провинции N, имеющему роскошный замок, вассалов и сотни слуг? И если ее отец следовал лишь слепому расчету, не веря столь удачной партии, то вот Мэринелла, стараясь скрыть радость, бросала нежные, полные любви и ласки взоры на своего будущего мужа, обещанного ей Небесами. Свадьбу сыграли пышную, роскошную. Казалось, все знатные дома Испании собрались в Соборе Святой Марии, чтобы лицезреть священный обряд, который соединит две души перед ликом Создателя. Даже король и королева почтили новобрачных своим высоким присутствием. Однако Анхелю едва ли было дело до них. Перед его глазами облаченная в нежного цвета платье с треугольным вырезом, открывавшим прелестную бледную шейку, стояла Мэринелла. Его единственная любовь, его луч света в непроглядной тьме бытия. После торжественного священного обряда новобрачные и гости расселись в кареты, чтобы через полчаса оказаться у роскошного замка гранда де Моры, подаренного ему самим королем в знак благодарности за верность короне и блестящую военную службу в ее же благо. Был устроен большой бал. Золото, серебро, хрусталь, блеск шелковых платьев и смутное величие бриллиантов в кольцах сеньоров — всё смешалось в одну невероятную, красочную вереницу роскоши и сокрытого коварства. Однако Мэринелле и Анхелю, казалось, совсем не было дела до ослепительного блеска богатств и мистического света тысяч свечей. Лишь только выдавалось мгновение, как их взоры тут же пересекались. И они словно могли вести беседы без слов. Мэринелла видела, что ее мужу откровенно скучно и неуютно на празднестве собственной свадьбы. Однако того требовало его высокое положение гранда — выглядеть заинтересованным и хоть сколько-нибудь счастливым. Тем более в присутствии Ее и Его величества. Поэтому, выждав мгновение, когда он будет свободен от беседы с вице-королем, она робко положила свою хрупкую ладошку поверх его большой, исчерченной бороздами шрамов от бесконечных военных походов. Внутреннее она трепетала, что кто-нибудь сможет заметить столь вопиющую вольность. Однако как могла она не поддержать того, кто стал ей дороже самой жизни? Анхель видел, что его бедная, горячо любимая Мэринелла чувствует себя неловко и смущенно от стольких взоров, направленных в ее сторону, и словно льющихся из рога изобилия поздравлений и комплиментов. «Лицемеры», — думал он, смотря на лица собравшихся дворян.— «Они готовы растерзать бедняжку, словно коршуны. Не сегодня, но завтра пойдут толки о том, что бесстыдный старый гранд взял в жены молоденькую дочь графа, находящегося сейчас не в самом лучшем положении. Провалитесь вы все в Ад со своими длинными языками, с которых так и сочится страшный яд клеветы… Я не позволю этим коршунам растерзать мою милую неокрепшую голубку. Она не знает этого мира. И я буду молиться Богу, чтобы она оставалась в неведении как можно дольше», — и хоть мысли Анхеля были полны печальной задумчивости, на лице это никак не проявлялось. Оно было как всегда спокойно и задумчиво. Неожиданно он чувствует нежное тепло на своей ладони. Хрупкая, словно зонтик одуванчика, приземлившегося на кожу в осенний день, ладошка несмело укрыла его. Он чувствовал, что она понимала его без слов, могла знать, о чем он грезит по одному лишь взору. «Моя милая Мэринелла, потерпи еще три часа», — молил его взор, а рука нежно взяла ее под свою защиту. Их пальцы на мгновение переплелись, и этот миг казался столь же торжественным, как и тогда, когда священники держали венцы над их головами…***
Анхель вздрогнул, услышав ее прекрасный, словно журчание ручейка, голос. Она неразборчиво прошептала что-то во сне, при этом изогнув милые бровки. Похоже, она видела дурные сны. Плед чуть съехал на бок, открывая взору плечо, укрытое плотной тканью блузы. Мужчина выдохнул, стараясь взять себя в руки. Он осторожно встал из-за стола, бесшумно подошел к дивану и, с едва слышимым звуком поставив стул подле временного ложа возлюбленной, сел на него. Только стоило ему аккуратно поправить плед, как тут же из-под шерстяной ткани выглянула хрупкая ладошка. На мгновение он замер, не отводя взора от тонких пальцев нежных рук, от хрупких, с выступающей паутинкой вен запястий, которые некогда знали сотни поцелуев. Не выдержав тяжелую борьбу с соблазном, он едва ощутимо коснулся милой руки. Тепло нежной, податливой кожи согревало ледяные подушечки пальцев. Он на мгновение в наслаждении прикрыл глаза, не веря собственным ощущениям: он может касаться ее здесь, сейчас. Она не мираж, не призрак прошлых дней — она, его Мэринелла, теперь же Мия, лежала на диване в его кабинете. А ведь и раньше она любила засыпать в его кабинете. Анхель часто задерживался допоздна с делами, которые не мог поручить даже верному секретарю и его помощнику…***
Она приходила к нему. Сначала несмело стучалась в двери. И лишь услышав родное «можно», входила внутрь, смущенно держа в руках незаконченную вышивку. — Анхель, я не отвлеку тебя? — она спрашивала это всегда, хотя знала, что он тут же начнет сетовать на то, что она не может его отвлекать. Однако все равно боялась. Вдруг она станет причиной его невнимания, и это приведет к ошибке? Он поднимал взор и стоило ему лишь увидеть ее, как вся усталость и раздражение тут же улетучивались вместе с легким ветром, принося взамен нежность и ласку, которыми он одаривал ее каждый свободный миг. Анхель поднимался и быстрым шагом направлялся к ней. В это время Мэринелле он казался таким величественным и гордым, словно неприступные горы, о которых она столько читала. Он оставлял поцелуи везде: на милых щечках, носике, нежных губках, ладонях, запястьях. А она лишь ближе прижималась к любимому мужчине, полностью отдавая себя во власть его рук и желаний. Зная о своей власти над ее хрупким существом, Анхель никогда не злоупотреблял ей, однако использовал лишь тогда, когда его Мэринелла упрямилась. Если бы он знал, чем это может обернуться, то, наверное, уступил перед ее мольбами. Однако…***
Вампир вздрогнул, почувствовав, как ее пальцы переплелись с его. Она доверчиво прижалась к его руке щекой, будто он мог защитить ее от кошмаров, навеянных измученным от происходящего в ее жизни сознанием. «Боже, этого просто не может быть… Моя милая Мэринелла, это действительно ты, а не похожая оболочка с чужим духом внутри. Переселение душ возможно, иначе как объяснить, почему сейчас она так доверчиво жмется ко мне, как пять сотен лет назад? Милая моя, прости, я покинул тебя тогда… Больше этого не случиться. Ты будешь в безопасности со мной. И ни один человек, вампир или оборотень не сможет коснуться тебя. Иначе ему придется иметь дело со мной, Анхелем Мора, Испанским Князем вампиров». —Невольно начавшая дрожать рука крепко сжимала ее хрупкую ладошку в своих объятиях. Он медленно спустился на колени подле дивана, не выпуская ее ладони. Анхелю хотелось увидеть ближе родные черты, хотелось в очередной раз убедиться, что перед ним лежит она, а не навеянный мечтами призрак. Он с жадностью всматривался в милые черты, и словно нашедший прохладный оазис и тень в бескрайней пустыне вампир упивался каждым мгновением, проведенным подле нее. И, конечно, от внимательного взора рубиновых глаз не укрылись две крохотные, едва заметные точки, расположенные подле артерии. Он лишь зло скрипнул зубами, мысленно разорвав на клочья ее убийцу. Князь уже нашел сделавшего с ней ужасное вампира. И в этот раз не Васко, а он лично, под прикрытием визита к выскочке Итану Вуду, отправится в Америку и убьет этого вампира, подстроив все как несчастный случай. Простая задача для того, кто вот уже триста лет стоит во главе испанских вампиров. Он до сих пор корит себя за то, что не послушал ее. Если бы только она тогда поехала с ним, возможно, история повернула бы в иное русло, и они оба давно были бы погребены в фамильном склепе де Мора, в городе N, существующем и по сей день. Однако Смерть не желала принимать их в свои мрачные чертоги, и вот они, потеряв свою истинную сущность, живы и по сей день. Но какой ценой?***
Мэринелла не желала оставаться одна в огромном фамильном замке мужа. Хоть до этого не раз она коротала одинокие ночи подле камина с маленьким песиком Потрудо на руках (которого они нашли под телегой торговца овощами во время одной из своих прогулок по ярмарке), однако сейчас Мэринеллу одолевало смутное предчувствие страшной опасности, что Дамокловым мечом нависла над ней. Словно некое необъяснимое чувство предупреждало ее о том, что лучше покинуть замок, пока не поздно. Вечером, когда алое солнце, погрузившись за горизонт, уступило место густым фиолетовым сумеркам, в комнате зажгли свечи. Одну за другой. Мэринелла терпеливо ждала в коридоре, чувствуя, как сердце начинает колотиться сильнее. Каждый сторонний звук вызывал у нее невольную дрожь, что тут же прошла через все члены. Девушка чувствовала, что ей предстоит долгий и сложный разговор с мужем. Ей было искренне стыдно, что после утомительной аудиенции у короля, военного совета и визита к герцогу ее муж должен будет выслушивать жалобы своей жены, основанные лишь на плохом предчувствии. Однако Мэринелла более не могла держать все в себе. Лишь только Анхель объявил, что отправляется в поход, она тут же попросила, чтобы он взял ее с собой. «Милая моя Мэринелла, прошу, выбрось эти нелепые французские романы из библиотеки и более не читай эту сладкую ложь, навеянную теми, кто войны не видел. Война — это страшное и бессмысленное действие. Ты увидишь тысячи раненых и погибших солдат, да к тому же болезни, которые тоже гости отнюдь не редкие в походах… Нет, милая, я не позволю тебе, как бы ты не просила». Она начала противиться, твердить о плохом предчувствии, что преследует ее уже несколько дней. Однако Анхель, прошептав, что она принимает все слишком близко к сердцу, нежно коснулся мягких губ своими обветренными, сухими, и увлек в долгий страстный поцелуй. После этого Мэринелла и думать забыла о щемящем душу чувстве надвигающейся угрозы, и вот сегодня, проснувшись и не обнаружив любимого рядом, она буквально вылетела из комнаты. Хотя даме положено двигаться плавно и грациозно. Помощник секретаря, перебиравший ворох каких-то бумаг, спешно заверил, что с Анхелем все в порядке. «У его Светлости на сегодня запланировано много дел. Я едва ли смогу сказать, когда он вернется». Облегченно вздохнув и поблагодарив мужчину, Мэринелла вернулась в покои, чтобы ждать мужа. И вот она слышит тяжелую поступь, которую узнает из тысячи. Сердце, внемля шагам супруга, забилось быстрее. Мгновение — и он выходит из-за угла. Она видит усталость в родных глазах, и сердце тут же сжимается от боли и жалости. Нет! Она не сможет, не посмеет поведать ему о своих терзаниях. Как это эгоистично с ее стороны было даже подумать о подобном! А зная, что он может разгадать ее печаль по одним лишь глазам, девушка прогнала прочь печальные мысли. Сейчас она, как и положено истинной супруге, окружит любимого заботой, лаской и любовью. А он быстрым шагом направлялся к покоям, погрузившись в печальные думы о грядущей войне и вообще о положении страны. Анхель де Мора не был слеп и прекрасно видел, что положение Испании с каждым годом становится лишь хуже. Несмотря на колонии Нового Света, из которых активно поставлялось золото. Однако затраты его были воистину непомерны в отношении прибыли. И война лишь ухудшала и без того шаткое экономическое положение. Но не авторитет короля и даже положение Родины волновали его больше всего. Благополучие подданых и его жены были основным стимулом Анхеля продолжать сражаться как на дипломатическом, так и на военном фронтах. И вот он видит ее, облаченную в белое платье, с неугомонным Портрудо, волчком вертящимся вокруг ног любимой хозяйки. Однако не одному щенку мил и любим ее образ… — Мэринелла, как же я скучал… — его шепот нежно коснулся слуха девушки, а в следующее мгновение она оказалась заключена в плен родных крепких объятий. Радостно улыбнувшись, она доверчиво прижалась к сильному телу любимого, обхватив его хрупкими ручками за пояс. — Я тоже очень-очень скучала по тебе… Пойдем, ужин скоро совсем остынет… Анхель глубоко вздохнул, не отводя взор от жены, которая вернулась вновь спустя пять веков. Однако для чего? Исполнить пророчество? Исчерченное бороздами морщин, что, словно печати пережитого горя и веков, навсегда заклеймили его лицо, исказилось от внезапной мысли, что его Мэринелла может погибнуть. Вновь. И опять он будет бессилен сделать что-то, дабы предотвратить то страшное, что предначертано ей Судьбой… Она умело скрыла свое волнение от него. Он не заметил, что печальные мысли терзают ее сознание. Возможно, виной тому его собственная усталость: аудиенция была утомительной и бессмысленной. Король не желал прекращать военные действия, хотя Анхель приводил разумные доводы о том, что еще одна война лишь увеличит затраты на обеспечение армии, а ведь казна и так почти истощена. Однако монарх не желал слушать своего второго советника, уверяя того, что компания может принести им пользу, если удастся победить. «Если удастся», — думал гранд де Мора, выходя из тронного зала. — Милый, ты не против, если я погощу у матушки и отца, пока ты будешь в походе? — ее неожиданный вопрос застал врасплох Анхеля. Обеспокоенно посмотрев на возлюбленную, он взял ее хрупкую ладошку и поднес к сухим губам, которые тут же коснулись теплой нежной кожи. — С чего такой вопрос? Неужели графине или графу нездоровится? — Создатель уберег, с матушкой и отцом все хорошо. Я лишь…лишь… — она запнулась, боясь вымолвить последние слова, словно они могли разгневать ее мужа. Хотя тот ни разу за десять лет даже голос при ней не повышал. Он заботливо провел грубыми пальцами по ее нежной щеке, пытаясь успокоить любимую. — Милая, все в порядке? — Да, я просто… Боюсь оставаться одна. — В чем причина твоего страха? До этого ты не выражала никаких… — Его неожиданная пауза заставила девушку вздрогнуть. Сердце забилось быстрее где-то в горле, и лишь его теплая рука, неожиданно легшая на изящный стан, позволила ей вновь почувствовать себя в безопасности. — Неужели это из-за предчувствия, о котором ты мне говорила? Мэринелла видела по его глазам, что лгать бесполезно. Он угадал причину ее беспокойства и теперь желал, чтобы она подтвердила или развеяла его предположение, как ветер развеивает дым. — Да… Но, — она мгновенно накрыла ее ладонь своей, — это всего лишь плоды моей буйной фантазии, не более. Пожалуйста, прости… — Ты ни в чем не провинилась, чтобы извиняться передо мной. Если ты так чувствуешь, то и впрямь лучше съезди к родителям в Мадрид. Только… — Анхель ближе прижал Мариэнеллу к себе, словно она могла в это же мгновение упорхнуть от него в Мадрид. — Будь осторожна. С тобой поедет отряд сопровождения. Никуда не отлучайся одна или с дуэньей. Один из стражей обязательно должен быть с тобой, — он говорил мягким, успокаивающим тоном. Однако Мэринелла слышала, что за ним, словно хищники в зарослях, скрываются страх и волнение. Она кивнула, пообещав быть осторожной и следовать указаниям мужа. Неожиданно ее теплые ручки скользнули вверх, огладив сильное тело мужа, сокрытое за белой сорочкой. Она почувствовала, как напряглись мышцы его тела, как руки крепче сжали ее тонкий стан. И от этого ее бледные щечки залил невинный розовый румянец, который приводил Анхеля в исступление. Как же хрупко и невинно выглядела его Мэринелла в белой ночной сорочке с алеющими от охватившего ее смущения щечками. Даже спустя десять лет она продолжала робеть, касаясь его. И он искренне наслаждался таким милым проявлениям чувств. Прошло десятилетие, а их любовь не угасла, став лишь прекраснее и крепче, как молодое деревце, из росточка выросшее в могучее древо, способное дать защитную тень от палящего солнца невзгод и житейских бед. Он нежно очерчивал острую линию скулы, медленно спускаясь ниже к подбородку и, словно передумав в последний момент, он пальцами осторожно коснулся шершавой, неровной кожи губ. От наслаждения Анхель едва слышимо вздохнул, не отводя взора от пылающего пламенем смущения лица жены. Он мягко провел пальцем по нежным губам Мэринеллы, отчего та невольно приоткрыла милый ротик. Тогда-то он и склонился, коснулся податливых губ и увлек ее в долгий страстный поцелуй. Девушка отвечала ему взаимностью, пытаясь догнать его в страсти, постепенно чувствуя, как тело начинает обмякать. Она полностью предоставила себя власти его рук, которые уже смогли справиться с нехитрыми пуговичками ночного платья. Воздушная ткань легко скользнула вниз, обнажив прекрасное, без видимых изъянов, а она невольно руками попыталась прикрыть обнаженные груди. Однако Анхель, нежно обхватив ее тонкие запястья, осторожно притянул девушку к себе. Его сухие губы коснулись ключицы, после медленно, оставляя позади красную дорожку от страстных поцелуев, приближаясь к бледной шейке с тонкими проступающими венками…***
На следующий день он уехал из родного замка в поход, который растянулся на полгода. По возможности Анхель старался писать Мэринелле, однако письма приходили с опозданием в две недели, а бывало и месяц. В тот роковой летний день он вместо радости от возвращения домой после долгой разлуки с женой, ощущал липкую, тягучую тоску и волнение. Оглядываясь назад, он спрашивал не было ли гонца. И ближе к вечеру, когда войска почти дошли до Мадрида, он услышал надрывающийся, до боли знакомый голос. «Антонио? Что же… О, нет, Мэринелла!» — Генар-капитан столь резко остановил лошадь, что ехавший позади полковник едва успел удержать взволнованную кобылу. — Ваша Светлость, что… — однако звуки его голоса растаяли в топоте копыт и громком крике помощника секретаря Антонио, который отчаянно просил пропустить его к генерал-капитану Анхелю де Мора. — Пропустите его, — не терпящим возражений тоном приказал Анхель, и солдаты покорно разошлись, пропуская вперед гнедую лошадь, на которой, едва держась за поводья, восседал высокий молодой человек с острыми чертами красивого лица и прилипшими ко лбу черными прядями волос. Анхель по одному лишь виду помощника секретаря понял, что случилось что-то страшное. В груди неожиданно похолодело, а сердце сдавила невидимая рука страха. — В-ваша Светлость… — голос Антонио подрагивал, а сам мужчина старался лишний раз не смотреть на Анхеля. А гранд лишь крепче сжав поводья, едва слышно вымолвил: — Что с ней? — Она умерла, Ваша Светлость. Перед глазами Анхеля де Моры резко потемнело. Звуки перемешались в единую какофонию. И лишь два слова среди водоворота шума и тишины звучали, как приговор: «Она умерла». Мэринеллы, его Мэринеллы, ее больше нет. Более он не услышит ее прекрасного, словно горный ручеек голоска; не узрит нежного взгляда, направленного на него из-под полуопущенных век; не услышит звонкого смеха, сравнимого со звоном серебряного колокольчика; более никогда ее уста с жаром не прильнут к его щеке, и не услышит он родного: «Анхель, я не отвлеку тебя?» Антонио с ужасом полгал, что господин сейчас упадет с лошади. Помощнику секретаря как никому иному было известно, как сильно господин любит госпожу. Это видно даже без слов. Стоит лишь перевести взор на глаза Анхеля, чтобы увидеть всю полноту чувств, что мужчина испытывает к милой госпоже. Он резко развернул лошадь и, бросив несколько отрывистых команд полковнику, поскакал к своим владениям. Он не спрашивал, как умерла его жена, а Антонио не смел начинать разговор, боясь вызывать гнев гранда. В один миг жизнь Анхеля разбилась, разлетелась на сотни осколков, которые вонзились в кожу болезненными воспоминаниями. Вот он видит ее смущенное лицо, когда он преподносит ей милый букет ромашек, таких же невинных, нежных, как она; чувствует тепло ее объятий, огонь ее жаркого дыхания… Неужели теперь это все — часть прошлого, и в настоящем ее уже нет? Анхель де Мора не желал верить в это. Вздор! Ложь! Кошмар наяву! Она не может быть мертва! Они что-то перепутали, они все лгут, Маринелла не может умереть! Она слишком молода! Ей всего лишь 26 лет! Мужчина в отчаянии натянул поводья, и несчастный жеребец, тяжело всхрапнув, едва смог остановиться подле тяжелых каменных ступеней, что вели в огромный замок. Анхель буквально влетел внутрь и, не оглядываясь по сторонам, побежал в сторону их покоев. Сердце словно замерло, стоило ему лишь оказаться дома. Нет, не дома, в замке. Дома было тепло, уютно, в доме была она… Здесь же царил полумрак, холод и некий дух, что бесплотной тенью блуждал по каменным стенам, не оставляя за собой следов. С каждым шагом он приближался к заветной комнате; каждое новое движение отдаляло его той беспечной жизни, в которой была она… Анхель судорожно вздохнул, крепче сжав хрупкую ладошку Мии. Он помнил все от первой до последней минуты. То, как ворвавшись в комнату обнаружил ее, лежащей на кровати. «Спит, она просто спит. Они лгали! Что это? Кровь? Мэринелла…» — Он в отчаянии опустился на кровать. И лишь теперь смог рассмотреть ее лицо, тронутое карающей дланью смерти. Зелёно-бледное, с синими пятнами — плоть уже тронута беспощадным разложением, не знающим жалости ни к прекрасному, ни к безобразному. Круглые щечки впали, а под глазами образовались темно-синие глубокие полумесяцы. И лишь легкая улыбка, навсегда застывшая на ледяных устах, придавала ей красок бесчестно рано ушедшей жизни. Если бы не бледность, то можно было подумать, что Маринелла, утомившись, прилегла вздремнутьперед прибытием мужа. Ее трепетное сердечко не билось. Она умерла. Он в отчаянии сжимал остывший труп в объятиях, словно тепло его живого тела могло вернуть ей утраченную жизнь. Он шептал, срывался на крик и вновь шептал неразборчивые слова, которые едва ли были понятны кому-то, кроме него самого. Анхель в отчаянии смотрел на милое лицо, на легкую улыбку — последнее, что не подвластна была забрать даже смерть. Испуганные слуги, крестясь, не смели беспокоили господина. — Как же он любил милую госпожу… — шептала служанка, вытирая мокрые от слез глаза чистым передником. — Несчастный, теперь он вдовец! — Вторая трагически взмахнула руками. — Какой удар сразу после похода! — Покачала головой третья. — Тише, он может услышать! — Какое там… У него горе-то какое! А ты «услышать»… В эту ночь его черные, словно вороново крыло, волосы тронуло серебро горя. Вошел он красивым, статным мужчиной сорока лет, а вышел стариком с исчерченным морщинами лицом, возраст которого не поддавался исчислению.***
Вновь вся аристократия Испании собралась у гранда де Моры. Однако на сей раз не в новую жизнь, а в последний путь провожали они прекрасную девушку, чья жизнь прервалась столь нелепо и трагично. Ее тело похоронили в фамильном склепе де Мора. Родные Анхеля были не рады подобному, ведь, с их точки зрения, это кощунство хоронить в священном последнем приюте предков какую-то девчонку, которая своей юностью и красотой смогла охмурить «несчастного» гранда. Однако вслух, конечно, говорить не смели. После, когда все гости удалились выпить кубок вина за упокоение души несчастной Мэринеллы, Анхель наконец мог остаться в полном одиночестве. Он до сих пор не верил, что ее больше нет. Это казалось таким фантастичным, что мужчина верил, будто все происходящее — страшный сон. И он скоро проснется в родных теплых объятиях. Она, по обыкновению, с тревогой в милых очах посмотрит на него. А узнав, что он видел кошмар, нежно улыбнется и буквально заставит его положить голову ей на плечо. После обнимет одной рукой, а второй начнет гладить по волосам, мурлыча под нос прекрасные песни. И сколько не противься, она все равно не успокоится, пока он не уснет спокойным сном. Однако Анхель понимал, что это не сон, и сейчас его милый ангел, сложив крылья, заточен в каменной глыбе на вечность. «Почему я не послушал ее? Отчего не взял в поход? Или же сам не привез домой из Мадрида… Почему именно она погибла?! Невинная, милая девушка, которая никогда никому… Боже…» — Он опустился на колени перед массивным каменным саркофагом. Руки отчаянно хватались, но вместо тепла был лишь холод… — Как она погибла? — Он внимательно смотрел на дуэнью своей…покойной супруги, сеньориту Палому, красивую женщину тридцати лет с темными вьющимися волосами. Ее зеленые глаза смотрели в пол, однако Анхель видел в них прозрачные жемчуга слез. — Госпожа…она… Мы сделали остановку посреди дороги в лесу. Госпожу укачало, да и коням следовало дать отдых… Она, милая моя госпожа, стоит, воздухом дышит. Как вдруг один из стражников возьми и скажи: «А я бывал здесь в детстве… Помню, как в штанах оборванных с ребятами бегал… Времена. Тут ручей рядом есть. Чистый, чистый, клянусь! Лошадей напоить можно, а то устали от езды, бедолаги». И надо же было бедной госпоже пожелать первой освежиться. Белгородская…а ведь за день до этого волновалась, говорила: «Ох, Палома, Паломушка, беду чувствую… Как бы с его Светлостью в походе чего не случилось». Не знала же, голубка, что смерть-то над ней косу занесла! Пошли мы, как Ваша Светлость велели, с тремя стражниками. Разбойников в тех местах вообще никогда не водилось, так что сердце мое спокойно было. Наклоняется голубка попить, взяла в ладони водицы, стражник рядом… Как вдруг стрела — и прямо госпоже в сердце! У меня самой-то сердце разрывается, когда крик ее вспоминаю… После только узнали, что разбойник в стражника то целился, да только палец соскользнул случайно, и стрела прямо милой рядом с сердцем угодила… Врачеватель сказал, что опасно вынимать, близко значится слишком. Но и так и так умерла бы несчастная… Слышала я однажды, как олень раненный кричит. Вот и госпожа, как зверечек подстреленный, так кричала. Аж до сих пор в ушах звенит то… Говорит она: «Везите меня в замок. Хочу в последний раз увидеть покои того, кого больше жизни любила. Там и уйду… Вас, везите». Скончалась она тихо, совсем. Плакала много, говорила, что боится. А после, уже перед ликом смерти промолвила: «Мой бедный Анхель, я оставляю его… Прошу, милая Палома, скажи ему, что я извиняюсь…» А потом, ангелочек, добавила: «Вот и все, отмучилась я, милая Палома. Моя жизнь была Раем, ведь я была подле Анхеля… Уже и в Ад уйти не страшно». Сказала, глазки закрыла и умерла с улыбкой на губах. Он сидел молча, смотря на ровную дубовую столешницу. Жестом попросил Палому уйти. Голос пропал, он желал остаться один. И только за ней скрипнула дверь, как Анхель тут же положил голову на руки. Черные с серебром пряди водопадом спустились вниз. Анхель чувствовал, как боль когтями разрывает сердце изнутри на тысячи окровавленных красных кусочков, которые словно продолжают работать, биться в руках палача. Впервые за долгие десятилетия он заплакал. Соленые капельки обжигали глаза, однако мужчина не мог сдержать их. При одной лишь мысли о том, что его бедная Мэринелла столько мучалась перед кончиной, его охватывало отчаяние. Он не был рядом, не смог помочь, не защитил тогда, когда она нуждалась в этом больше всего… Прошли столетия. Анхель де Мора, гранд Испании, генерал-капитан провинции N, погиб в бою, как подобает истинному воину. Наследство его было тут же разделено и в скором времени истрачено. Некогда процветающая провинция пришла в упадок, да и Испания уже более не имела такого влияния, кое-было раньше. Времена менялись, и он видел расцвет и падение своей Родины, видел надгробные плиты со знакомыми именами и сухими датами на них. Он похоронил Потрудо, который заменил его жене ребенка, которого у нее никогда не было. В тот день Анхель нашел щенка под диваном, на котором обычно любила ждать его она. Бедняжка тихо скулил, однако мужчине показалось, будто он плакал. Малыш не понимал, что случилось с мамой, почему его более не пускают в теплые покои. Ведь ему всегда была открыта дверь туда. Однако он чувствовал приторно-сладкий аромат смерти, хоть еще и не до конца понимал, что это такое. Этот неприятный терпкий запах пугал его. Хотелось, как раньше, лечь маме на колени. Ее теплые нежные руки будут вновь гладить его. А потом она обнимет и скажет, что все будет хорошо… — Бедный маленький Потрудо, прости, но мама…больше не вернется. — Он взял уже подросшего щенка на руки. И тот, словно поняв значение этих страшных слов, перестал скулить и мордочкой прильнул к рукам папы…***
Он начинал все сначала. Из молодого и неопытного вампира спустя века стал Князем Испании, и вот уже более двух сотен лет длится его правление над испанскими вампирами. Он смог постичь многие науки, отточить до идеала мастерство фехтования и стрельбы. Но он не мог вернуть ее. И сквозь пять веков он пронес боль и любовь к ней. И вот в самый неожиданный момент она вернулась к нему. Он не сразу узнал ее. Новое Время изменило ее, однако, стоило лишь желтому тусклому свету фонаря коснуться ее лица, он тут же замер, как и тогда, при их первой встрече. Именно поэтому он не распорол девчонке горло в тот миг. А не потому, что Ван Арт заступился за нее. Анхель не мог поверить, что это она, его Маринелла вернулась спустя века в этот мир. Агата заметила нерешительность и смятение в глазах Князя, однако ничего сказать не посмела. Он ревновал, каждый раз видя ее то с Ван Артом, то с неким оборотнем. В такие моменты им овладевала настоящая ярость, ведь еще тогда он особенно ревностно относился к ее поклонникам, считая, что у женщины должен быть лишь один мужчина. Сейчас же он невидимой тенью следовал за ней. Пусть не сам из-за натянутых отношений с Итаном Вудом, однако его вампиры докладывали ему каждый шаг его Мэринеллы, теперь Мии. «Она исчезла, Князь», — сказала ему однажды Агата. «Найдите ее немедленно», — едва сдерживая злость, сказал он, и женщина тут же ушла, гонимая страхом и плохим предчувствием. «Маринелла, что же ты творишь, милый мой ангел… Всех спасти нельзя, но рисковать своей жизнью так безрассудно». — Он лишь качал головой, узнавая об очередном приключении его неугомонной жены. Однако неожиданная угроза со стороны неизвестного, который начал охоту за Маринеллой из-за того, что та оказалась Рожденной Луной, принесла ему еще серебра волос и множество бессонных дней… — Анхель… — неожиданно тихий голос, похожий на журчание ручейка, вывел его из раздумий. «Помнит, она помнит обо мне спустя века, пусть даже не осознает этого.Мы оба потеряли свою истинную природу и сущность, приобретя бессмертие. Моя милая Мэринелла, мы воссоединимся вновь, и даже вечность более не покажется мукой», — он нежно коснулся губами прохладной бархатной кожи рук любимой и тихо прошептал: — Все хорошо, мой ангел, ты в безопасности. Спи, милая, спи. Я больше никогда не покину тебя, обещаю.