репетитор

Над дверью звякает китайский дешевый колокольчик, оповещая о приходе нового клиента. Тэхену и думать не нужно, хватает одного лишь звука шагов, чтобы понять, что эта мелкая зараза опять нагло вваливается в его салон и посягается, опять же, на его территорию. А Чонгук снимает капюшон и осматривается, будто за тот день, что он не был у хена, в салоне что-то могло измениться. Тэхен не обращает ровно никакого внимания на школьника, закусив металлическое колечко в губе и сосредоточившись на процессе, аккуратно выводя замысловатую фразочку на тонком девичьем запястье, на что Чон фыркает и расслабленно валится на диван, доставая из заднего кармана джинс телефон, и, искоса поглядывая на старшего, дожидаясь, когда деваха свалит восвояси. Через несколько минут девушка расплачивается, и рассматривая покрасневшее запястье с удовлетворенной улыбкой, спешно лавирует к выходу. Чонгук подрывается с места и запрыгивает на кушетку, свесив ноги, пока синеволосый прибирает рабочее место и нарочно старается полностью игнорировать чужое присутствие, которого по сути, здесь быть не должно. Ким по сей день удивляется — как родители, такого примерного пай-мальчика, еще не накатали на него заяву? Их шестнадцатилетний сынок сутки напролет зависает вместе с парнем старше его на десять лет. Он в салоне — Чон с ним. Он дома — Чон и там достанет. Он с друзьями — Чон пристраивается рядом. Он в клуб — Чон снова ебашит за ним. Татуировки покрывают большую часть тела, на лице пирсинг, виски выбриты, волосы побывали всех оттенков и цветов известной человечеству цветовой палитры. Мутный тип в общем. От таких, как Тэхен — заботливые мамаши обычно наказывают своим деткам держаться подальше. — Хе-е-ен, — ну как-то очень страдальчески тянет Чонгук, смотря своими блядскими глазами кота из Шрека. — ну пожалуйста, очень прошу. — «попытка доебать Тэхена номер дохулиардпятьдесяттысячьсорокчетыре». — Ты глупый или корейский не понимаешь? Я не раз говорил тебе, что не буду этого делать. — сухо отвечает Тэ, стягивая с рук черные резиновые перчатки и бросая их в мусорное ведро, по-прежнему не смотря в его глаза, ведь перед ними он бессилен. — Чего тебе стоит научить меня целоваться? — обиженно надувается в щеках тот, чьи фирменные глазки не прокатили. — Может даже судимости. — раздраженно хмыкает Ким, на этот раз пристально всматриваясь в невинные черные омуты с искорками игривости. — Я сделаю все, что скажешь. Ну, пожалуйста, хен. — взмолился младший, цепляясь и теребя за руку друга. А друга ли? Во всяком случае Чонгук считает именно так, чего не скажешь о Тэхене, мечтающего темной ночью воткнуть нож в глотку вымораживающего гаденыша. — Лап, я не педофил. — говорит парень, высвобождая руку из захвата, на что подросток закатывает глаза. — Все, что скажу, говоришь? Отлично, месяц будешь у меня в качестве «принеси-подай». Тэхен коварно улыбнулся, видя обреченное выражение лица Чона, которое быстро сменилось смирением и принятием своей нелегкой участи. Он встает с кресла и подходит к двери, закрывая на ключ и опуская над ней жалюзи. Рабочий день на сегодня закончен. Он идет обратно к кушетке, на которой сидит непринужденно наблюдающий за ним мальчишка, и становится напротив него, так, что колени младшего вклинились ему в бедра. Он накрывает ладонью заалевшую, горячую щеку Гука, нежно поглаживая ее большим пальцем и не разрывая зрительного контакта с растерянным детским взглядом, вмиг растерявшим всю уверенность. — Прямо сейчас? — ойкает от неожиданности мальчонка, почувствовав горячую руку, окольцевавшую его талию. — Тш-ш, раздвинь ножки. — не отвечает на вопрос Ким, опаляя дыханием аккуратное розовое ушко с пирсингом, естественно, это дело его рук, и мягко прижимая указательный палец к сухим губам друга, если его еще можно так назвать. Друзья, кажется, подобным не занимаются. Кожа Чонгука покрылась мелкими мурашками. Он на мгновение завис, но быстро перестал раздумывать и смущенно развел в стороны по-женски утонченные ноги. Тэхен рывком прижимает юношеское тело к себе, выбивая из него тихий писк. Сжимая тонкую талию одной рукой, другую он переместил на затылок, зарываясь пальцами с массивными кольцами в мягкие каштановые волосы, массируя нежную кожу головы. Пристально разглядывая казавшееся до этого момента, совсем детское личико, которое уже не кажется таким уж детским, скорее юным. Тэхен открывает для себя много нового, чего не замечал прежде. Оказывается, у Чонгука есть маленькая родинка на кончике носа и под губой, небольшой шрамик на румяной щеке, о происхождении которого младший не рассказывал. Чонгук вообще ничего не рассказывает — предпочитает слушать рассказы старшего о его проделках с дружбанами в школьное время. Чонгук красивый. Тэхен бы даже сказал очень — от корней волос, до кончиков пальцев на ногах. Эти слова застревают в горле, бьются о грудную клетку обезумевшей птицей, когда они встречаются взглядом. Чонгук определенно точно красив, до сумасшествия со сбитым дыханием — растрепанный, с растерянно-наивными глазенками, в силу возраста пухленькими щечками нежно-розоватого от смущения оттенка и чуть приоткрытыми губками бантиком. — Закрой глаза. — прикрывая свои, горячо выдохнул Тэхен в чужие губы. Он сильнее вжимает в себя худощавое тело, спускаясь рукой с затылка на шею и накрывает чужие губы. Сперва легко мажет, на пробу. Но увидев отдачу и то, как доверчиво подросток льнет к нему, увереннее начал сминать мягкие губы, притягивая за шею ближе. Сладость чонгуковых губ горячим потоком растекается по венам, заполняя каждый атом собой. В поцелуях у Чонгука опыта очень мало, и Ким понимает это сразу. Губы соприкасаются с зубами, а сердце пропускает по четыре удара. Зато энтузиазма и воодушевленного желания научиться, хоть отбавляй, и Тэхен, конечно, готов научить этого ребенка всему. Он легонько покусывает бархатный язык, вылизывает небо и десны, проходясь по ровному ряду зубов, а младший старается подхватить быстрый темп, неуверенно перемещая руки на широкие плечи и робко сжимая ткань белой футболки. Понимая, что воздух кончается, синеволосый отстранился, утыкаясь носом в горячую щеку и жадно вдыхая внезапно ставший слишком душным воздух. Чонгук растерянно всхлипнул. Ощущение, что он совсем зеленый малыш, по сравнению с опытным другом, стремительно нарастает, а просьба научить его искусству поцелуя уже не кажется такой заманчивой. Но он и есть малыш, голова которого должна быть забита учебой, а не другом, он должен сидеть дома за книгами, а не в сомнительном тату-салоне, прося хена о таких постыдных вещах. Вернее, постыдными они были еще век назад. Сейчас же они совершенно обыденные для поколения похоти и разврата с отсутствием моральных принципов. — Не представляю, как ты смог попросить меня об этом, но если я взялся тебя учить, то доверься мне и расслабься. — через тяжелое прерывистое дыхание и частое сердцебиение, Ким чувствует волнение Чонгука, глубоко вдыхая исходящий от мягкой щеки сладкий запах бананового молока, пытается успокоить. — Просто лижи, кусай, работай языком и не бойся так, я не съем. — ответил на еще не озвученный вопрос Тэ, который Чон вряд ли осмелился бы задать. Тэхен вновь припадает к припухшим и таким манящим губам. Целует нежно, чувственно, играясь, сплетая язык с чужим, отражающим его действия. Он улыбается в поцелуй, когда чуть осмелевший Чон зарывается тонкими пальцами в его волосы, и отстраняется, следя за блестящими от слюны губами, чтобы Гук мог вдохнуть, ведь запас воздуха стремительно иссякает, его становится катастрофически мало. Ким чувствует, как в его живот упирается что-то твердое, автоматом опустив глаза. — Хен, не смотри... пожалуйста. — пищит Чонгук, прикрывая руками яркие очертания виднеющегося сквозь джинсы стыда, а Тэхен, сглатывая, возвращает взгляд в его зажмуренные до белых мошек глаза. — Чонгук... — Тэхен резко выдыхает сквозь стиснутые зубы, в то время как его член заинтересованно подает признаки жизни. Поверить только, его возбуждает шестнадцатилетний школьник. Поправочка: дико сексуальный шестнадцатилетний школьник. Ким резко отстраняется и делает шаг назад. До него, будто сквозь слабый туман, что начал рассеиваться, начал доходить весь масштаб пиздеца ситуации. — Опыта, я думаю, ты набрался. — нихуя подобного. Не набрался, ему еще целоваться и цело... в смысле набираться и набираться опыта. Но это исключительно дело практики. — Давай закончим на этом, иначе я не смогу остановиться и сделаю то, о чем мы оба будем жалеть. — прохрипел Тэхен севшим от накатившего возбуждения голосом, наблюдая за реакцией Чонгука, будучи уверенный в том, что у того пар из ушей пойдет от смущения и он лишь сильнее будет прикрываться. Но незамедлительный ответ, ввел в ступор, заставив с минуту осмысливать услышанное: — Кто сказал, что я этого не хочу? — совсем тихо прошептал младший, но этого вполне хватило, чтобы быть услышанным. Милый Чонгук-и, как оказалось, способен спиздануть даже такое, отчего у Тэхена челюсть норовит с деревянным покрытием пола познакомиться. Татуировщик убеждает себя, что школьник точно под кайфом. Ну не может он на трезвомыслящую голову сморозить подобное. Ощущение, что он старый-педофил-извращенец и портит непорочного мальчика, совершенно не собирается покидать, но ведь все по обоюдному согласию... — Чонгук, пиздуй отсюда. Не ищи приключений на свою задницу, пока она цела и невинна. — шипит Ким, стараясь не смотреть на парня, ведь эрекция уже неприятно трется о жесткий материал. Как бы не старался, но мозг не в силах донести до нижней части тела, что вставать на ребенка нельзя при любом раскладе, даже когда все взаимно. Он было уже собирается уйти, неважно куда, главное подальше от этого блядства по имени Чон Чонгук, но услышав тихий скулеж, подошва обуви намертво приросла к месту, на котором он стоит. Сжимая и разжимая кулаки, раздраженно выдыхая, он все же смотрит на Гука, но сразу же жалеет об этом. Зрачки Чона затопили радужку, создавая и без того черные глаза, еще темнее. Они покрыты легкой дымкой, совсем незаметной. Мальчишка понимает, на что подталкивает друга, хоть и не до конца, но понимает. Язык быстро метнулся по губам, с которых тянется вниз нитка их смешанной ДНК, которой у него во рту слишком много, что он не успевает глотать, чуть ли не захлебываясь. Слишком красиво. Слишком мило. Слишком эстетично. Слишком нереально. Слишком порочно. Чонгук — это слишком. — Сам виноват, глупыш, не проси потом меня остановиться. — Тэхен слышит в голове стук собственного сердца и сокращает расстояние между ними до нескольких жалких сантиметров. Этот мальчик чувствительнее любой девчонки-девственницы, что когда-либо была под ним. Он очень стесняется: закрыл лицо руками, натянув рубашку под худи пониже, весь сжался, спрятался. Но старшему и не нужно, чтобы тот убирал руки, ведь он знает, что под ними раскрасневшееся лицо и широко распахнутые глаза, горящие неловкостью, страхом и желанием. Тэхен хочет убить этот страх в оленьих глазах, удивляясь самому себе, когда его руки дарят невесомые прикосновения-поглаживания, от которых Гук еле заметно вздрагивает, обычно он не такой нежный. Изящные пальцы огибают контуры молодого тела, не спускаясь ниже пояса, боясь спугнуть, сделать что-то лишнее раньше времени. — Все хорошо, просто поверь мне, лапа. — шепчет он, смотря в напуганные глаза, выглядывающее через щелочки между пальцев. И Чонгук верит. Он открывается не спеша, миллиметр за миллиметром, и Тэ позволяет ему долго принимать такую интимную близость. Между ними еще было некое расстояние, что Тэхен мучительно медленно уничтожает, смакуя каждую секунду, проведенную вместе с ним. Ведь чертов Чонгук такой дрочный. Первостепенная цель — раскрепостить, а уже после можно экспериментировать. Не скажет же Тэхен, что вообще-то, так, к сведению, желает вонзиться ногтями в его безумно мягкую кожу, сжать тонкую шею, до слабого чувства удушья, отшлепать его ягодицы ремнем, до кровавых полос, и грубо поиметь до сорванных связок. Ким стягивает чонгуковское серое худи, высвобождает пуговицы из петель на белой школьной рубашке, а у Чонгука лицо продолжает пылать. Чтобы он стал меньше смущаться, Тэ акцентирует внимание на прикосновениях, перебирая темные пряди волос, аккуратно кусая ключицы и мягко гладит твердые соски, вызывая тихие полувздохи. Держать себя в узде становится все сложнее и сложнее, когда под шершавыми подушечками пальцев неоскверненная и совершенно нетронутая кожа, которой никто прежде не касался. Девственно-чистое тело действительно пахнет банановым молоком, словно весь Чонгук состоит из любимого молока, что так и хочется провести языком, вгрызться в сладкую плоть, оставив пару отметин, а лучше покрыть его всего малиновыми метками. Он отмахивается от навязчивых мыслей, сдерживая страсть и желание вытрахать душу из малого. Потому что он хочет не только получить желаемое, но и показать юному Чонгуку прелести взрослой жизни. У Тэхена перехватывает дыхание, а сердце в желудок ухает, когда он между поцелуями в шею смотрит на Гука, чьи щеки горят от стыда вкупе с первыми неизвестными доселе чувствами, и его хищный взгляд загорается нетерпением. Брюнет наконец убрал руки с лица, а для Тэ это уже маленькая победа. Он плавится в чутких прикосновениях младшего, переступившего страх, притягивая ближе. Прикосновений мало, они до дрожи в коленках неуверенные, но от них оба входят в кураж. Чонгук, откинув голову, пребывал в сладкой нирване, очутившись в ней благодаря крышесносным поцелуям-укусам Тэхена, который получив долгожданный зеленый свет, постепенно отпускает тормоза, накрывая рукой чужое возбуждение, неторопливым движением проводя вверх от основания и обратно, чуть надавливая, как вдруг Чонгук начинает крупно дрожать, прикрывая глаза, выгибаясь в спине и жалобно скуля. — Тэхен... — слышать на выдохе свое имя с уст Чонгука — дорогого стоит. Обычно он называет его хеном, поэтому Ким, закусывая губу и сосредоточенно наблюдая за эмоциями на чужом лице, чувствует нереальное удовлетворение от услышанного. — Я... я кажется все... — Что все? — хрипит тот, но завидев на джинсах расползающееся темное пятно, низко и хрипло смеется, — Такой милашка, — целуя взмокший висок и утыкаясь в хрупкое плечико. — но даже не думай, что мы на этом остановимся. Грудь вздымается высоко, словно не хватает воздуха, слезы удовольствия от оргазма скатились по розовым, как чертов закат, щекам, а терпение Тэхена ненадежно скрипит и пошатывается. Прежде ему никогда не приходилось подвергаться такому испытанию, но Ким уверяет себя, что старания будут полностью оправданы, нужно лишь еще немного подождать, и Чонгук сам будет умолять о большем. И Тэхен не торопится, дает школьнику отдышаться, продолжая учитывать его неопытность и смущение, однако, когда острый кончик языка снова проходится по нижней алой губе, не сдерживается и припадает к мягким губам, поглаживая спину и сжимая вновь твердеющую плоть, делясь с Чоном кислородом, не давая отстраниться. Невольно Тэхен давит на чувствительное место сильнее, и Гук разрывая поцелуй, выгибается, прижимаясь обнаженной грудью к сильному телу, смаргивает непрошенные слезы и пытается отстранить чужую руку, но та не поддается, сильнее сжимая до легкой боли, заставляя недовольно вскрикнуть. Синеволосый перехватывает руку Чонгука, раздраженно отводя ее в сторону и снова накрывая чужие губы своими, зажимая молочное запястье, держа его в воздухе и убирает вторую руку с его паха, прижимаясь своим, чтобы брюнет почувствовал, как сильно его хочет хен. Тэхен отстраняется. Он добился желаемого эффекта, ведь Чонгука, кажется, накрыло от осознания того, что он возбуждает друга, а губы старшего изогнулись в лукавой улыбке, видя, как тот чуть ли не растекается в лужицу к его ногам, смотря через глаза в душу, с немой мольбой. Губы Чонгука мерзко щиплят, кровоточа, мысли точно как у душевнобольного, а тело под рубашкой горит, грозя расплавиться точно масло на огне, и именно оно действует на Кима как сильнейшая анестезия, напрочь отключая мозг и нормальное восприятие мира, чего бы он сейчас не попросил, Ким готов выполнить любую прихоть, но Гук молчит. Тэхен наклоняется к разнеженному лицу, целуя щеки, нос, веки, лоб и скулы. Стягивает с него рубашку, откидывая куда-то в сторону, сминая нежную, никем нетронутую кожу так, что точно останутся следы, и Чонгук внезапно это понимает, испуганно предпринимая попытку увернуться от цепких рук, но уже слишком поздно. Что Чонгук скажет матери, когда она увидит весь космос на его теле, оставленный Тэхеном? Окончательно теряя контроль, почувствовав полную и безграничную власть над чужим телом, Тэхен пробует его на вкус, грубо надкусывая тонкую кожу шеи, да так, что из места укуса начинают выбиваться горячие алые капли. Ким чувствует себя первооткрывателем, и от этого становится до одури приятно. Наверное, примерно похожие чувства испытывал Христофор Колумб, найдя Америку. Он запоминает каждую родинку, задыхаясь от их количества. Руки по-собственнически сжимают торс младшего, и Тэ хочет надавить еще, прощупать каждую мышцу спины и пресса. Ему не удается в полной мере контролировать свои действия, он просто делает то, что так долго хотел, не забывая следить за эмоциями на все меньше и меньше неуверенном лице, смущение отходит. Чонгук не успел заметить, как Ким снял футболку и дошел до пряжки излюбленного ремня от небезызвестного итальянского бренда. Прикусив кадык младшего, Тэхен прошелся по линии его шеи языком, ощущая, как тело Чона мелко задрожало, ведь перед его взором предстал натренированный, крепкий торс, на который он неожиданно для себя загляделся, а раньше и не находил его интересным. Его руки неосознанно потянулись потрогать кубики, не зря же Тэхен сутками ебался в качалке до седьмого пота. Старший, занятый длинной шеей, чувствуя, как к его телу внезапно подкрался Чон, на мгновенье застыл — ему безумно нравится тот факт, что младший с восхищением трогает его тело. Все нутро сводит и пульсирует, подталкивая перейти к самому интересному, ради чего была вся мнимая пытка. Он наблюдает за Гуком, за его руками, все еще лежащими на его торсе, борясь с внутренним желанием демона, разорвать на нем оставшуюся одежду. Подросток несмело придвинул крепкое тело к себе, неосознанно двинув бедрами навстречу. Оба судорожно выдохнули от дурманящего голову трения тел друг о друга, приятного давления и неприятной тяжести между ног. Ким потянулся к чужой ширинке, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления. Отстегивается пуговица, собачка на молнии бежит вниз, джинсы летят на пол. Тоже самое он проделывает со своими джинсами. Облегчая себе жизнь, он целует школьника. Поцелуй выходит мокрым и пошлым, оттого Ким не спешит быстро стаскивать последний барьер, а медлит, ныряя в сладкую сказку. Щеки Чона снова алеют, но Тэ не дает ему отвлечься на смущение, заставляя раздвинуть ноги шире, придвигается близко, не прерывая поцелуя. В глазах Чонгука мутное согласие и разрешение на дальшие действия, подернутое интересом неизвестности и отголосками страха. Синеволосый проводит рукой от груди, до впалого живота и ниже, невесомо касаясь покрытой мурашками кожи. Он останавливается у кромки белья, внимательно смотрит в черные глаза и предоставляет последний шанс на то, чтобы передумать, но Чонгук благополучно его проебывает, обвивая кимовскую шею руками. Тэхен освобождает подростка от последнего предмета одежды, обхватывая рукой твердую плоть и проводит по всей длине ствола, размазывая еще теплую сперму от пережитого ранее оргазма и капли естественной смазки. Чонгук толкается в горячую шершавую руку с мозолями от постоянной работы и разочарованно стонет, когда Ким убирает ее. Он недоуменно смотрит в карие глаза напротив, когда тот мягко надавливает двумя пальцами на его губы, непроизвольно приоткрывает рот и пропускает их. Запоздало, но Гук все же понимает, чего от него хочет хен. А старший играет с его языком, умиляясь с того, как неумело Чон обсасывает каждую фалангу его пальцев, тихо причмокивая, но вскоре перестает терзать Чонгука, вынимает пальцы и ведет от поясницы вниз, оставляя мокрый след; чуть надавив, поглаживает сжатое колечко мышц и шепчет на ухо всякие нежности, успокаивая. — Хен, не надо, я передумал. — пискнул подросток, хватаясь за широкие плечи. — Ты был предупрежден, теперь поздно. — раздраженно рыкнул Ким, плавно погружая палец в дрожащее от страха тело и захватывая в плен истерзанные, покусаные губы, заглушая вскрик. Щеки быстро покрыла соль, а руки сильнее сжали его плечи. — Ну тише, лапа, потерпи. — с трудом вводя второй палец, прохрипел Тэ, отстраняясь от его губ и целуя шею, прямо поверх розово-красного бутона, распустившегося от укуса, маскировать который Чонгук будет маминой тоналкой, напрасно надеясь, что это поможет скрыть метки порочности. Спустя долгих десять минут криков, слез, шипений и кряхтений в широкое плечо, мокрое от Чонгуковых слез, показавшихся ему бесконечностью, что в пыль превращалась с каждой секундой, и девятью кругами ада, за которые Чон успел пожалеть о знакомстве с Тэхеном, тот наконец задел нужную точку: — Ай, хен, боль... — звонко простонал брюнет, с вопросом посмотрев на хмыкнувшего Кима. Тэхен аккуратно массировал простату, а Чонгук тихо стонал и вздыхал, иногда переходя на змеиное шипение. Боль ушла, теперь в нем без особого труда работали три пальца, но жжение и неприятное ощущение растягивающихся мышц под напором никто не отменял. — Хен, давай уже. — стонет, выгибаясь от очередного попадания по простате. Чонгук разрывается между двух берегов. Он хочет быстрее все закончить, чтобы не чувствовать раздирающей боли, но также не хочет, чтобы это когда-то кончалось, хочет поставить момент на репит, желательно навечно, чтобы тело к телу, кожа к коже, душа к душе. Чонгук в огне, а Тэхен в Чонгуке. Тэхен не против дать Чонгуку то, чего он хочет, ведь собственный член болезненно ноет, прося внимания и требуя разрядки. Поэтому Ким не заставляет себя долго ждать, расправившись с ненужной тканью и раскатав резинку по всей длине, направляет головку ко входу, толкаясь бедрами и плавно погружаясь внутрь под болезненный рваный выдох, граничащий со стоном. Младший вскрикивает и зажмуривается, когда первый и сильный толчок. Салон разрывают громкие стоны, ругательства и просьбы быть медленнее, ведь Тэхен больше не сдерживает себя, оставляя царапины на худощавом теле, сжимая кожу с безумным желанием оторвать себе частичку на память об этом моменте. Он сжимает чужие бедра в стальной хватке, а Чонгук проглатывает слезы, накрывая чужую ладонь, другой рукой держась за чужое плечо, вонзаясь ногтями, чтобы честно было, не ему одному боль терпеть, и тихо моля держать его не так сильно. Тэхен с маниакальной страстью ловит кайф, когда Чон так жалобно умоляет его, что хочется слышать его хриплый голос еще больше, лишь бы не замолкал, выстанывая его имя с хрипотой, сорванным от громких стонов голосом. Он груб, нетерпелив, и так резко вгоняет член в податливое тело, что Чонгук закрывает рот ладошкой, чтобы не взвизгнуть, да и не получится, — голос сорван, точка невозврата пройдена. А все ведь начиналось так наивно, с каких-то поцелуев, которые неизвестно когда успели перерасти во что-то иное. Тэхен просовывает руку между раскаленных тел, обхватывая налитый кровью член Чонгука, надрачивая ему под темп толчкам. И Ким не знает сколько времени проходит, прежде чем Чон хрипло стонать за троих по громкости начинает, сжимаясь изнутри и снаружи, забывает как правильно дышать, давясь подступающими стонами, не успевая их выпускать из легких. У Чонгука кометы внутри взрываются, на ресницах пылью оседая. Он балансирует над пропастью реальности и невозможного наслаждения, и Тэхен это понимает, переходя на рваные быстрые толчки, не попадая в темп рукой, приближая их двоих к оргазму, пока юное тело, покрытое синяками, не содрогается, изливаясь на свой и Тэхена пресс, ныряя в удовольствие с головой. Старший низко рычит, когда внутри становится так узко и тесно, делая пару завершающих толчков и следом заполняя младшего семенем. Крепко держит в объятиях заерзавшего Чона и не дает двинуться. Они сгорают в диком пламени, и не хотят чтобы это заканчивалось. — Если каждый урок будет проходить так, я готов стать твоим репетитором. — смеется Тэхен, не двигаясь. — С практикой, у вас, Чон Чонгук, все плохо, надо повторить и закрепить пройденный материал. — не дождавшись ответа, целует.