Латте с ликёром

В баре "Люпин", как и практически каждый вечер, не было никого, кроме бармена, на время отвернувшегося от мира, и двух человек, зашедших поздним вечером после утомительного дня. Ода Сакуноске, один из посетителей, очень любил это пристанище уставшей души: лампы теплым светом неярко освещали барную стойку, создавая сказочно-уютную атмосферу, где-то на фоне играла тихая музыка, позволяющая мыслям уплывать вслед нежной мелодии, не навязываясь при этом и не делая четкий акцент на себе, а вкрадчивый голос собеседника, говорившего о каких-то совсем незначительных вещах, постепенно вгонял то ли в транс, то ли в чуткий сон. Негромко звякнули стаканы, хрустальным звоном отозвался лед в алкоголе - бармен, стараясь не нарушать уединения гостей, аккуратно поставил бокалы и ушел за арку, куда простым посетителям не попасть.  Тацухико Шибусава, второй посетитель, ненадолго замолчал и, приподняв голову, пригубил приготовленный напиток, прикрывая глаза то ли от удовольствия, то ли от ударившего в глаза света. Ода решил воспользоваться моментом, и уже в который раз подробно начал рассматривать каждую деталь в одежде, манере поведения и внешности друга. А друга ли? Не смотря на то, что Тацухико был одним из главных врагов Портовой Мафии, они вдвоем умудрились бесчетное количество раз встретиться и обсудить практически все на свете. И все равно Ода каждый раз с замиранием сердца ждет новой встречи. Почему? Шибусава был самым непредсказуемым и талантливым человеком, которого когда либо встречал мафиози, и за  ум, внешность и взбалмошность Сакуноске он и нравился. Ода был готов часами рассматривать гладкую кожу цвета слоновой кости, густые, длинные белоснежные волосы, являющиеся завистью практически для каждой женщины, и манерность в движениях, которой мужчина пользовался крайне естественно, лишь усиливая изящный образ; так же он любил Шибусаву за глубокие мысли, неподвласные многим человеческим умам. Однако последнее часто пугало и печалило Оду: порой Тацухико останавливался посередине повествования и затихал, пытаясь подобрать слова, но в итоге уходя глубоко в себя и остывая ко всему миру в целом. В такие моменты Сакуноске хотелось докоснуться до него, прижать к себе и попытаться чем-то заполнить пустоту в сердце - он видел, как внезапно одиночество, замкнутость, недосказанность  и нечеловеческая тоска поглощают еще недавно сияющего от радости человека и оставляют после себя  лишь крайне болезненную смесь из навязчивых мыслей о безысходности и бессмысленности происходящего. Что хуже всего - из этого состояния Шибусаву было крайне трудно вытащить, не говоря уже о том, чтобы пытаться переубедить сойти с пути, который постоянно вызывал подобные приступы. Молчание собеседника и отчужденный, пустой взгляд отзывались острой болью в душе, и порой Ода просто мечтал, что в один прекрасный день Тацухико увидит смысл жизни не в коллекционировании чужих способностей и убийстве невинных людей, а в чем-то более мирном; более того - не разочаруется в выборе, как произошло практически со всеми его хобби в детстве. Мафиози надеялся, что их встречи помогут Шибусаве, и радовался любому достижению, будь то или небольшая заинтересованность в жизни Сакуноске, или увлеченная болтовня о чем-то маловажном, но приносящим удовольствие занятии, или даже небольшая шалость в виде необычного приветствия, спрятанного стакана или игривого отрицания причастности к природному туману. Тацухико старался быть полноценным и счастливым человеком и с удовольствием принимал любые комплименты в свою сторону. Жаль, что все приходилось восстанавливать по крупицам после очередного поиска смысла во всем. Углубившись в воспоминания и чувства, Ода не сразу заметил, что в баре стало куда тише. Кое-как вернувшись в реальность, он осознал, что собеседник, успевший выпить почти половину бокала, практически лег на стойку и с ехидной улыбкой неприкрыто рассматривал мафиози в ответ. Ненадолго замявшись, Сакуноске принял единственное, на его взгляд, верное решение - подражая сове, он наклонил голову в сторону и пару раз забавно поморгал, надеясь рассмешить Шибусаву и прервать неловкую паузу. Результат превзошел ожидание - Тацухико фыркнул, прикрыл глаза и улыбнулся уже по-нормальному. Ода облегченно вздохнул - такое поведение было сигналом о том, что на него не обиделись, и даже более - результат был ожидаем в положительном ключе. - Ты меня не слушал, Ода Сакуноске Тихо проговорил Шибусава, снова открывая глаза. Мафиози уже привык к тому, что Тацухико любил доигрывать драму до конца, стараясь при этом как бы невзначай оставить виноватым Оду. - А ты и не говорил, так зачем мне было тебя слушать? Замешательство - отличный признак того, что ожидания собеседника не оправдались. Сакуноске приходилось постоянно играть в странную игру "удиви, или удивись и будь убитым". В первом случае Шибусава попытаеться взять реванш и снова придет на встречу. А во втором... А во втором все старания Оды пойдут прахом, да и сам он станет еще одним экспонатом в коллекции. Поэтому, во имя всех своих идеалов и целей мафиози снова и снова переходил границу дозволенного, наглея, подшучивал над Тацухико и ошарашивал его вновь и вновь.  Только для того, чтобы этот человек смог вырваться из тоски и бессмысленности и перестал убивать. Только для того, чтобы он был счастлив. - Ты сегодня как не в себе. Не выспался, м? И если это так, то разойдемся чуть раньше? Я и в следующий раз смогу придти, а ты без сна перестанешь соображать и станешь скучным. Снова, снова забота, но искаженная до неузнаваемости. Неужели пропустил момент, когда Тацухико тоже задумался? Неужели за одну короткую встречу он разрушит все, что было так старательно восстановлено? - Может... Может ты останешься до утра у меня? Или хотя бы до той поры, когда можно будет передвигаться без использования  способности, без тумана? "Я не хочу снова видеть пустоту в твоих глазах, не хочу видеть, как серое облако тушит слабые искры наслаждения жизнью." - кричала душа, но с губ все никак не срывались заветные фразы. "Я не хочу, чтобы твоя жизненная энергия снова перешла в поддержание туманной завесы." Сердце ёкнуло в момент, когда изящная белая фигура резко остановилась и повернулась. Ода боялся увидеть реакцию на свои слова, боялся кривоватой усмешки и стеклянного взгляда, означающего, что все светлые и добрые мысли прошли сквозь призму безразличия и наигранного понимания без принятия. Секунды казались вечностью, а челка, так хитро прикрывающая лицо от посторонних взглядов сбоку, казалась ненужным занавесом посреди разгара представления. Тацухико вновь обернулся: в его алых глазах читалось искреннее человеческое  удивление, без подтекстов и домыслов. Чуть помолчав, он произнес, вернув на лицо игривую полуулыбку: - Ты явно не в себе, раз зовешь серийного убийцу домой. Но раз приглашаешь, почему бы не зайти? Ода взрогнул, когда чужие холодные пальцы нащупали его руку и сжали. Мафиози на секунду все-таки подвергся смущению, однако быстро совладал с собой и сжал чужую кисть в ответ. Хоть Шибусава и выглядел молодо, руки выдавали его истинный возраст своими шишковатыми суставами, сухой кожей и выпирающими венами и сухожилиями. Пусть даже Тацухико и пытался внешне это скрыть, но тонкий слой ткани не перекрывал ощущения. Не стесняться себя в присутствии другого человека - не высшая ли это форма доверия? Так это или не так - в любом случае Сакуноске был рад, что ему позволили хотя бы краюшек сокровенного - может быть, однажды, через терпение и ласку он сможет воплотить одно из своих давних мечтаний. - Идем.