Эхо воспоминаний

Так начинается их история: За три минуты до полуночи, знаменующей наступление ее шестнадцатого дня рождения, Не Фэн крепко берет ее руки в свои и шепчет: "Ся Дун, ты выйдешь за меня?" Вопрос почти теряется в шуме ночи, так как непрекращающийся стрекот сверчков заполняет все вокруг. В самом деле, Ся Дун рассматривает свои руки (и те, что их держат) и находит, что у нее нет слов для ответа. Не Фэн неподвижно затих перед ней, затаив дыхание в ожидании. Но его руки не отпускают ее, и Ся Дун запоздало надеется, что мастер до сих пор не заметил ее рассеянность. "Ся Дун?" - Не Фэн снова спрашивает, нежно, заботливо, словно у него в руках фейерверк, готовый взорваться. Она вырывается из задумчивости и резко вдыхает, позволяя своему волнующемуся сердцу успокоиться перед тем как сияющая улыбка появляется на ее лице. "Да", - отвечает она мужчине, которого любила два года, а знала еще дольше: "Да, да, да". (Они закрепляют это поцелуем, и Ся Дун удивляется, неужели это и означает "чувствовать себя живой".) Однако, нужно еще уговорить Ся Цзяна, чтобы получить наконец его согласие. Хорошо, что Не Фэн начал делать себе имя как военный генерал, поднимаясь в рядах прославленной армии Чиянь, и что Ся Дун проводит время тренируя его. Наконец, Ся Дун клянется своей жизнью, что она всегда будет ставить бюро Сюаньцзы выше любых семейных обязательств, и Ся Цзян уступает. Они поженились весной семнадцатилетия Ся Дун - скромное событие, только для близких друзей Ся Дун и Не Фэна. Вся церемония проходит в счастливом, ослепляющем тумане. В первый и последний раз в своей жизни Ся Дун надевает одежду, подходящую для дворянки, прекрасные облачения плотно облегают талию, головной убор со свисающими нитями закреплен в волосах. Не Фэн охватывает ее лицо своими руками и твердит снова и снова: "Я люблю тебя". Хотя Ся Дун слышала, как он говорил это много раз, это по-прежнему заставляет ее улыбаться словно ребенок. Его слова, его голос эхом в ее ушах, признание, и обещание, и договор подписанный, кровью. Это язык, который Ся Дун понимает лучше всего - язык политических интриг, прикрытый глубокой, до мозга костей, преданностью и непоколебимой решимостью. В ответ Ся Дун игриво бьет его по руке и говорит:” Ты такой глупый", однако этим она также говорит я люблю тебя, и Не Фэн прекрасно это понимает. И вот Ся Дун двадцать пять, армия Чиянь призвана на передний край поля боя. Не Фэн возвращается домой глубокой ночью, его губы сурово сжаты, плечи напряжены. Как обычно, он находит Ся Дун ожидающей его, тихо заполняющей рабочие документы при свете свечи с чашкой теплого чая в руках. "Мой долг зовет", сказал Не Фэн, его голос сел от грусти. "Я не знаю, как долго мы будем сражаться." Еще когда ей было семнадцать, Ся Дун знала, что повлечет за собой брак с генералом, и она знает, что подобно ее обязательствам перед бюро Сюаньцзы, Не Фэн должен отвечать на приказы своего начальства. Поэтому Ся Дун не плачет, не позволяет себе грустить. Напротив, она улыбается и кладет свою кисть. "Когда ты уйдешь?" - спрашивает она нежно. Остается не произнесенным: что я могу сделать для тебя до этого? "Мы отправимся через полторы недели", - отвечает ее муж и затем криво улыбается. "А сейчас я устал, и ты должно быть тоже. Давай отдохнем." Она наклоняется и задувает свечу и принимает протянутую Не Фэном руку без лишних слов. Когда Ся Дун просыпается утром запланированного Не Фэном отъезда, она находит, что дом пуст. На мгновение паника охватывает ее грудь, она сбрасывает одеяло и поспешно выходит из своей спальни, даже не потрудившись поменять свою ночную одежду. На обеденном столе записка, написанная аккуратным почерком Не Фэна, удерживаемая небольшим нефритовым ожерельем. Дрожа на утреннем холоде, Ся Дун осторожно поднимает письмо. Оно короткое и горько-сладкое, но полное любви. Моя дражайшая Ся Дун , начинается письмо, и она смеется вопреки самой себе. Часть ее хочет положить письмо обратно, свернуть его, убрать его подальше, но ее рациональная сторона заставляет руки перестать дрожать. Она читает письмо - в нем Не Фэн исповедуется в своей неугасимой любви не менее десяти раз, но Ся Дун слышит его предупреждение громко и ясно между строк. Пожалуйста, не оплакивай меня, если я никогда не вернусь. ______________________________________________________________ Так заканчивается их история: Одинокий посыльный, несущий кроваво-красное знамя армии Чиянь, грохочет, проходя через ворота столицы. Он ранен и задыхается, его руки истекают кровью. Это мгновенно привлекает внимание, ведь слухи о предательстве армии Чиянь распространились всего несколько недель назад. Почти сразу же солдат окружен императорской гвардией и предстает перед императором. Ся Дун не знает, что было сказано за этими дверями, но когда заседание заканчивается, Ся Цзян приближается к ней с мрачным выражением лица. Ее сердце обрывается. "Какие новости?" - спрашивает она, вытирая свои ладони о ткань одежды. "Что случилось с армией? Что случилось с моим мужем?" Ся Цзян нерешительно кладет руку ей на плечо мягким, отеческим жестом, каких не делал с тех пор, как она была ребенком. Теперь Ся Дун точно знает, что не будет ничего, кроме ужасных, ужасных новостей. "Пожалуйста", - шепчет она, мало заботясь о том, что они находятся прямо возле императорского зала собраний, - "Вы должны рассказать мне". Ее наставник сглатывает, боль мелькает в его глазах. "Мне жаль,"- говорит он грубо, но не зло. "Но Не Фэн погиб в бою как предатель нашего императора. Я обещаю тебе, что сделаю все, что смогу, чтобы очистить тебя от любых подозрений, так как я знаю, что ты всецело предана" "Вы лжете!" - Ся Дун рыдает, отталкивая руку Ся Цзяна прочь, - "Это невозможно! Он - Не Фэн - Он никогда бы этого не сделал-!" Но лицо Ся Цзяна закаменело, и когда сокрушительная, сокрушительная реальность, наконец, пробирает ее до костей, Ся Дун падает на колени. Она не осознает, что плачет, пока Ся Цзян не кладет руку ей на плечо и мягко (опять – такое чужеродное движение) помогает ей встать. "Мне жаль," - снова говорит Ся Цзян, и Ся Дун слишком сильно плачет, чтобы слишком сильно думать о том, что именно могут означать его слова. Несколько месяцев спустя, после того, как Ся Дун переехала из своего (и Не Фэна) старого дома в казармы бюро Сюаньцзы, она просит отпуск на неделю. Ся Цзян поднимает бровь, но как только он читает указанную ей причину, подписывает его без лишних слов. "Безопасного путешествия," - это все, что он говорит, и Ся Дун выезжает из столицы с плащом, чтобы согреться, и маленькой поминальной табличкой, надежно завернутой в мешок, притороченный к боку ее лошади. Сначала у Ся Дун нет цели. Она крепко сжимает поводья и понукает свою лошадь идти, бежать, снова и снова ... Когда бедное животное наконец останавливается, тяжело дыша и жалобно всхрапывая, она поднимает голову и понимает, что наступает ночь. Быстро и тихо она разбивает лагерь. Сон дается ей нелегко и она проводит большую часть ночи, вглядываясь в небо, изучая созвездия, которые может видеть сквозь кроны деревьев. В конце концов, она перекатывается на бок и закрывает глаза, в тишине громко раздается стук ее сердца. На следующий день Ся Дун выезжает на рассвете. Она все еще не знает, куда движется, но это хорошо. Она не знала, куда движется с тех пор, как услышала новость о смерти Не Фэна. Однако, Ся Дун точно знает : ее муж не хотел бы, чтобы она утонула в прошлом; она достаточно сильна, достаточно смела, чтобы вытащить голову из воды; и самое главное: она прочертит свой собственный путь, если это то, что нужно, чтобы встать на ноги. В следующем городке, через который Ся Дун проезжает, она отдыхает за обедом в маленькой, но оживленной чайной. Выпив чашку теплого чая и принявшись за простую еду из овощей и риса, она выдыхает и впервые за много дней расслабляется. Атмосфера в чайной приятная и теплая, и в своей отрешенности она позволяет рассеянным разговорам упасть одеялом на ее плечи. В конце концов, это совсем другой мир, отличный от ядовитого, удушливого мира двора и в меньшей степени бюро Сюаньцзы. Крестьяне, сидящие рядом с ней, увлеченно обсуждают соседнюю гору – Ся Дун вылавливает среди болтовни название Гора Гу . Любопытствуя, она выпрямляется и напрягает слух. “Это действительно красиво, - говорит один из крестьян, - и совсем не трудно подняться! Не могу поверить, что ты никогда там не был.” “У меня есть поля, - усмехается другой, - и нет причин взбираться на гору, прекрасный там вид или нет.” “Так все говорят”, - сетует первый крестьянин, постукивая палочками по тарелке. Ся Дун оборачивается и нацепляет свою лучшую улыбку. “Привет, - говорит она, - не могли бы вы рассказать мне побольше об этой горе?” Гора действительно прекрасна. Даже прохладной поздней осенью солнце умудряется проскользнуть сквозь листву и согреть ее кожу. Разноцветные листья усеивают землю, по которой ступает ее лошадь, и время от времени она видит птиц, порхающих среди деревьев, их пение наполняет воздух. Ся Дун щелкает языком и лошадь ускоряется до бодрой рыси.Теперь она отводит взгляд от пейзажа и задумывается, есть ли в этом мире место, где она могла бы установить поминальную табличку. Возможно, в будущем, когда у нее будет немного больше времени и немного больше денег, она установит на земле настоящий памятник, но сейчас она должна обходиться тем, что у нее есть. В конце концов, она выбирает место на обочине горной тропы, защищенное насыпью из камней и мха. Соскочив с лошади, Ся Дун осторожно развязывает сумку с поминальной табличкой и вынимает ее, проводя пальцами по изрезанной поверхности. Не оплакивай меня, говорил Не Фэн, так что вместо этого она помещает табличку на камни и зажигает несколько палочек благовоний. “Я не буду оплакивать тебя, - говорит она табличке, почтительно опускаясь на колени, - но я отказываюсь забывать тебя.” Когда Ся Дун, наконец, закрывает глаза и молится, она чувствует, как будто груз на ее плечах становится немного легче. _______________________________________________________________ Здесь Ся Дун поднимает кисть и начинает тщательно и с любовью писать следующую главу своей жизни: Мэн Чжи кивает ей, когда она проходит мимо него по улице. Он один, одет в повседневную одежду, и это само по себе весьма подозрительно. Середина дня - самый разгар суеты вокруг императора, судя по доносящимся вспышкам его гнева. “У вас выходной? - Спрашивает Ся Дун, замедляя шаг. Мэн Чжи может быть самым бесстрашным воином страны, но он совершенно не способен хранить секреты. Так и в этот раз, он слегка вздрагивает и теребит край рукава. “Не совсем, - говорит он, слегка кашляя, чтобы скрыть свое удивление. - Но я надеялся встретиться с вами сегодня.” Ся Дун прищуривается. У нее в руках пакет свитков, предназначенный для передачи хранителям записей бюро Сюаньцзы, но Мэн Чжи в последнее время разговаривал с ней намного больше, чем обычно, и она планирует выяснить, почему. "Зачем?- спрашивает она, - наверняка у вас есть дела поважнее.” Мэн Чжи бурно смеется, затем делает шаг вперед и небрежно хлопает ее по плечу. Что-то легкое падает с его ладони в ее согнутую руку, точно в складку на ее локте. “Ничего особенного, - говорит он с довольным видом, - просто хотел дать вам новую информацию о деле, над которым вы работаете.” С кривой улыбкой Ся Дун перемещает пакет в ее руках, плавно беря предмет - сложенный лист бумаги - и сдвигая его в рукав. “О, расскажите” - говорит она, глядя ему в глаза. Ее улыбка не доходит до глаз. Что вы скрываете? - хочет она спросить. Нервно смеясь, Мэн Чжи делает шаг назад. ”Пожалуйста, - шутливо говорит он, хотя Ся Дун слышит легкий страх в его голосе, - это, вероятно, не то, что вы думаете.” Они ведут светскую беседу, но как только Ся Дун понимает, что Мэн Чжи закончил свою работу и у него нет больше информации или улик, чтобы предложить ей, она прерывает разговор коротким поклоном и ровным прощанием. Мэн Чжи берет ключ и уходит. В записке сказано: Приходите на встречу у Восточного моста через два часа после рассвета, через неделю. Позаботьтесь, чтобы вас никто не видел. Ся Дун немедленно сжигает листок бумаги, и она все еще так же далека от ответа, как и несколько часов назад. Накинув тяжелый черный плащ, Ся Дун выскальзывает из своей комнаты, легко маневрируя мимо охранников, стоящих снаружи бюро. Ей не требуется много времени, чтобы добраться до моста, и вот она видит Мэн Чжи, размахивающего ей сидя на лошади. За ним стоит маленькая повозка. “Что вообще происходит?” - спрашивает она, и тревожные колокольчики звенят у нее в голове. “Послушайте, - умоляюще говорит Мэн Чжи, - я обещаю, вы все поймете, когда мы будем там.” “Когда мы будем где?” “В доме Мэй Чансу.” Она замирает, но затем, обдумав его слова, вздыхает. “Что этому человеку от меня нужно?" - Бормочет Ся Дун. Но Мэн Чжи не тот человек, кто по своей воле способен навредить другу, поэтому она садится в повозку. “Если это не стоит моего времени," - тем не менее предупреждает она, прежде чем опустить занавес, - "вы пожалеете об этом.” Она задерживается снаружи не достаточно долго, чтобы увидеть выражение его лица, но она улавливает слова о, это будет стоить вашего времени. Это определенно, определенно стоит ее времени. Она выходит на каменный дворик, и ее сердце подскакивает к горлу. Сначала она не понимает, что видит. Мэй Чансу сидит рядом с мужчиной, покрытым с головы до ног длинным белым мехом. Но есть что-то ... что-то до боли знакомое в форме его подбородка, в разрезе глаз и в надежде, надежде, с которой он смотрит на нее. Мгновение Ся Дун не может пошевелиться. Это невозможно, этого не может быть - но это есть, и теперь мужчина (Не Фэн, яростно думает она, Не Фэн) встает и идет к ней, как будто ничего больше в мире не существует. Что-то жжет у нее в груди, это какая-то смесь смятения, счастья и недоверия, и она так, так потрясена, что не замечает, что из глаз текут слезы, что начинают дрожать руки и что она едва дышит с тех пор, как впервые увидела своего мужа. Ее муж. Живой. И вот теперь, теперь Ся Дун понимает, что жжение в ее груди - это любовь - огонь, такой яростный, такой дикий и такой преданный, что он никогда, никогда не умирал в течение долгих тринадцати лет, что она несла его через горе и исцеление. Когда она опускается перед ним на колени, моргая сквозь слезы, ведет руками по его шерсти и бережно, с любовью берет его руки в свои, она надеется, что он понимает. Не Фэн сжимает ее руки и пытается изобразить неуверенную улыбку сквозь слезы, которая заставляет ее смеяться, и это тот момент, когда она знает, что его любовь тоже никогда, никогда не колебалась. “Ты вернулся домой, - шепчет она, сжимая его руки так крепко, словно боится отпустить. - Ты наконец вернулся домой."