Dum spiro, spero (Пока дышу, надеюсь)

      После нескольких недель в заточении Эсмеральда сильнее, чем когда-либо, рвалась на улицу. Чтобы прогуляться лишний раз, годился любой повод, и она стала покупать продукты на один-два дня. Весенние события давно забылись, на неё не обращали внимания во время вылазок в город, и со временем она осмелела.       Июльское солнце припекало, и Эсмеральда, прячась в тени домов от полуденной жары, пропетляла до рынка. Так много времени, как сегодня, за покупками она не проводила ещё ни разу. Но сегодня было словно необходимо особенно тщательно выбирать сыр, овощи, рассматривать яблоки…       Попытки понять, что её задерживает, провалились; все объяснения сводились к чудесной погоде и желанию подольше побыть на свежем воздухе. Но почему нужно непременно быть здесь? Почему не спуститься к Сене и не погулять по берегу? Зачем толкаться тут, среди суеты и вони?       Едва Эсмеральда вышла за двери пекарни, как улюлюкающая толпа подхватила её и понесла по направлению к Гревской площади. Воздуха не хватало. Тела других парижан облепляли её, тисками сдавливали лёгкие. Эсмеральда пыталась вырваться — костлявая рука виселицы всегда внушала ей самый сильный страх, — но против толпы она была бессильна. В какой-то момент все разом остановились, будто врезались в стену: солдаты.       На время гомон затих. Это оказалось затишьем перед бурей: полдень рыночного дня, Гревская площадь — чья-то казнь. Оставалось надеяться, что всё закончится быстро и без лишних звуков. Тошнота подступила к горлу при одном только возникшем в голове слове «казнь».       Толпа безмолвствовала, казалось, вечность, чтобы в одно мгновение взорваться оглушающими криками. Эсмеральда приподнялась на носочки и увидела двигающуюся со стороны Ситэ процессию. Шли медленно, значит, приговорённого вели пешком. Неужто казнят важную шишку?       Наверное, архидьякон читал над ним молитву. Кажется, так это происходит? Преступник повторяет за священниками слова на латыни, а потом его ведут к месту казни.       Ох, только бы скорее всё закончилось; кто-то наступил на ногу, рука с корзиной затекла, а теперь ещё и этот кошмар рискует затянуться. Во Дворе Чудес всегда становилось так же дурно, когда бродяги вершили «суд». И несколько недель вдали от них нисколько не изменили её отношения.       А гомон толпы всё нарастал. Наконец удалось различить и отдельные слова:       — Прислужник Сатаны!       — Колдун!       — То-то, святоша!       Она коротко вздохнула: неужели возможно так сильно кого-то ненавидеть? «Святоша»… Кого-то из священников казнят? Если молитву над ним читал Фролло, ему, наверное, непросто дались проводы собрата в скорбный путь.       И почти над самым ухом она услышала чей-то мерзкий голос:       — Наконец сгоришь в своём адском пламени!       Бедняжка вздрогнула всем телом. Худшего кошмара и вообразить нельзя.       Ещё одна попытка выбраться — и в тот роковой момент, когда Эсмеральда крутанулась на месте, обернувшись к мрачной процессии, она, казалось, заметила знакомое лицо — приговорённый был чуть выше своих охранников — и, почувствовав, что этот отрешённый взгляд ей знаком, замерла на месте. Боль в ноге, оттянутая корзинкой рука перестали существовать. Эсмеральда продвинулась вперёд, к самым стражникам и не мигая смотрела на осуждённого.       Он шёл так же, как и всегда, — медленной тяжёлой поступью, устремив вперёд неподвижный взгляд. Только руки теперь не скрещены на груди, а связаны за спиной. Приговорённый будто не слышал ни единого слова из летевших ему в спину, — будто они не достигали его.       В сопровождении конвоя он подошёл к столбу. Забубнил священник, и осуждённый в положенное время ответил ему. Палач, стоявший рядом, скучающим взглядом обводил площадь. Только когда прозвучал ответ, он очнулся, развязал осуждённому руки и приказал помощникам снять с него сутану. Те охотно исполнили поручение. Потом Тортерю натянул на него белую рубаху, и ему подали цепь.       Эсмеральда не мигая следила за их действиями и, на мгновение встретившись взглядом с приговорённым, почувствовала вспыхнувший на это мгновение крохотный огонёк на дне его глаз — но огонёк этот вспыхнул только чтобы потухнуть. И осуждённый поник головой.       Помощники палача уже привязали его к столбу и принялись подкидывать солому к ногам. Эсмеральда почувствовала, что рубашка прилипла к спине, и, собрав всё мужество, крикнула:       — Я беру его!       Палач и помощники замерли на месте, священник и остальные стали крутить головами, пока один из судей, разозлившись, не вскричал:       — Кто это сказал?       Эсмеральда воспользовалась замешательством стрелков и юркнула между ними:       — Я! Я беру его!       Господа в судейском облачении свысока взглянули на неё и разразились ужасающим хохотом.       — Девчонка! Ты не понимаешь, что говоришь. Уведите её!       — Я беру его! Обвенчайте нас!       — Ты повредилась в уме. Убирайся отсюда!       — Обвенчайте нас! Я беру его.       Теперь замешкались они — особенно тот, что в красном шапероне. Эсмеральда вновь встретилась взглядом с приговорённым: он смотрел на неё всё так же отрешённо, но теперь ещё и с удивлением. Он не верит? Неужели эта попытка бессмысленна?       — Эй ты, девчонка, иди сюда, — наконец недовольно изрёк всё тот же судья в красном шапероне. Она повиновалась, неуверенно шагнув вперёд. Только бы ничего не испортить! — Как твоё имя?       — Что? — переспросила Эсмеральда сквозь слёзы.       — Твоё имя. Назови своё имя!       — Аг… Агнесса.       — Ты, должно быть, безумна, Агнесса. Ты не понимаешь, что делаешь. Знаешь ли ты, кто этот человек и в чём его обвиняют?       — Нет. Мне всё равно. Обвенчайте нас. Что ещё нужно?       — Ничего, — процедил старикашка в красном шапероне. — Святой отец, обвенчайте их пред лицом Господа и всех этих людей. Тортерю, пусть ваши молодчики отвяжут его.       Она обернулась и увидела, как Фролло едва не упал на палача, когда распоряжение судьи исполнили. На несколько мгновений он застыл на месте, тяжело дыша. И вот уже стоял напротив, еле держась на ногах. Эсмеральда смотрела на его белое, как рубаха, лицо с тёмными кругами вокруг глаз и гадала: что произошло за это время? почему он здесь? Ведь он был почти всесильным в Париже. Тогда как оказался на костре? Почему стоит в этом рубище посреди Гревской площади? Вдруг её грубо встряхнули за плечо и бросили какие-то слова — она повторила. Потом ещё два раза. Наконец священник сказал последнее «Amen», осенил их крестом, развернулся и покинул площадь.       Старик в красном шапероне наклонился к новобрачному:       — Вы помилованы благодаря этой девушке. Вот уж не думал, что за вас может вступиться женщина. Советую вам покинуть Париж в ближайшее время. И не забудьте о своём брате. В знак нашей дружбы я замолвлю за него словечко перед ректором. — При слове «дружба» Клод одарил старикашку презрительным взглядом. И от этого взгляда Эсмеральде стало не по себе: кто он такой? почему Фролло так его ненавидит? почему так посмотрел на него? что их связывает? Загадок куда больше, чем ответов. — Надеюсь, этого хватит, и его не вышвырнут из коллежа сегодня же.       Наконец, когда судьи отошли от них, бывший приговорённый сказал:       — Поспешим. Они растерзают тебя. И меня тоже.       Он взял её за руку. Эсмеральда кивнула и повернула в сторону улицы Сен-Дени.