***
Чангюн любит пастельные тона, цветы, книги и тихие места. Он не ругается, не вступает в конфликты и пытается вести себя так, чтобы было комфортно и ему и другим. Он тихий, мягкий и любит порядок. Чангюн проводит время часто в одиночестве, пытаясь писать стихи или читая произведения других авторов самоучек на разных сайтах в интернете, которые подписываются часто забавно, по его мнению. К примеру, как milky-cloud. Чангюн думает, что только такие люди, как он, ходят в уютные маленькие светлые кофейни, где пахнет карамелью, ванилью или корицей и где на стеллажах стоят стопки книг, которые можно брать к себе домой или читать тут же. Поэтому он очень удивляется, когда, выбрав книгу и заказав себе вишневый молочный коктейль, видит за круглым столиком у окна с тоненькой книгой в руке того самого рэпера из ночного клуба, в который он заходил пару дней, а, может, уже и неделю назад. Только Чжухон не выглядит сейчас, как тот рэпер: на нем нет той дерзкой одежды, его волосы не завязаны в тонкие косички сбоку и не начесаны, а мягко спускаются челкой на лоб, в его взгляде нет ничего бушующего, и единственное, чем он может выделиться в этом месте — черным цветом своей одежды. Но и тот выглядит достаточно элегантно, чтобы вписаться в общий концепт кофейни. Чжухон сидит за столиком, закинув ногу на ногу, и, согнувшись, упирается локтем одной руки в бедро, пальцами дотягиваясь до губ, без остановки их сминая и пощипывая. Вторая рука также упирается в бедро, но лежит параллельно ему и аккуратно вмещает в ладони книгу. Чангюн не может понять, что Чжухон вовсе не такой, каким кажется изначально, но все равно разглядывает его, пока ждет коктейль, а когда тот готов, и над ухом звучит: Возьмите, вздрагивает. Парень берет в руки холодный и мокрый стакан и продолжает смотреть на место у окна: в голове у него противоборствуют разные чувства. С одной стороны ему хочется подойти хотя бы для того, чтобы спросить тот ли Чжухон это и если тот, то что он вообще здесь делает, даже несмотря на то, что тогда в ночном клубе он вел себя достаточно мило? С другой — Чангюн не понимает, что Чжухон вовсе не такой, каким кажется изначально, а потому думает, что вся та возможная обходительность была частью флирта и ухаживаний, и если он сейчас приблизится, то его либо отошьют, мягко говоря, либо попытаются закончить начатое. Ли вчитывается в рядки маленьких черных букв и терзает свою губу. Он сидит лицом ко входу в кафе, так что замечает, как внутрь входит еще один посетитель, нарушая тишину, пахнущую легкой выпечкой и молочным кофе, тихим звоном музыки ветра. Чжухон не двигает головой, а только поднимает глаза, чтобы взглянуть на человека, и совсем не удивляется, когда узнает в нем одну из потерявшихся душ. Чангюн выглядит таким домашним, уютным и нежным, что у Ли, может быть, даже бегут мурашки от того, насколько по-настоящему тот выглядит, насколько его образ не искусственно созданный, потому что человеку так нравится, а реальный, присущий ему и не слепленный нарочно. Чангюн сразу подходит к продавцу, приветливо улыбается, смешно хлопая глазами, смотря вперед и немного опустив подбородок вниз, и делает заказ, отворачиваясь к находящейся рядом полке с книгами. Он стоит возле нее в светло-голубых джинсах, черно-белых кедах и огромном розовом свитере, рассматривая форзацы. Чжухон улыбается сам себе и снова возвращает все внимание книге: он не намерен подходить и навязываться, потому что не хочет надоедать и портить пребывание здесь этому человеку своей компанией, ведь сюда приходят для общения с книгой, а не с агрессивными рэперами. Ли упирается взглядом в черные рядки, но все равно замечает, как Чангюн растерянно поворачивается в его сторону и смотрит, замерев. Чжухон все еще не намерен отвечать на этот взгляд и делать ситуацию неловкой, поэтому не реагирует и продолжает щипать свою губу, но, правду сказать, удивляется, когда паренек решает подойти сам. Ли не реагирует на это приближение до тех пор, пока не убеждается, что идут именно к нему, а не к столикам рядом, после чего поднимает голову и показывает свои ямочки. — Привет, — Чжухону не сложно общаться, Чжухон может расположить к себе за доли секунды, если захочет, хотя бы с помощью своей потрясающей улыбки. — Привет, я… я не помешаю? — Чангюн решается только потому, что успевает шагнуть в сторону этого столика ровно в тот момент, когда в голове заканчивается мысль: Чего мне стоит сделать это? и не успевает начаться: Но если… — Нет, что ты, присаживайся, — Ли протягивает ладонь, указывая на место напротив и убирает руку от губ, чтобы помешать ложкой горячий американо. — Спасибо, — Иму неловко, он не знает уместна ли эта благодарность, поэтому смущается еще больше. — Я… В тот вечер мы ушли с друзьями раньше, поэтому… — парень прячет глаза где-то внизу, пока ставит на столик бокал и кладет книгу, пододвигая под себя стул и наконец-то усаживаясь. У него все еще двоится в мыслях, однако эту двойственность хочется быстрее проверить. — Все в порядке, это твое право, — Чжухон улыбается этим оправданиям и на секунду пугается, что парень может оказаться все же серой мышкой, но всего лишь на секунду. — Да, вполне мое право испуганно уходить оттуда, где на уши орут рэперы со сцены. Да? — он поднимает глаза, пряча ладошки в длинных рукавах и задорно улыбаясь, но с тем же вздрагивая внутри от неуверенности и боязни того, что разговор может пойти как-то не так. Как с его стороны, так и со стороны парня. Ли же удивленно открывает глаза, открывая рот в усмешке: — Охо-о, — юноша тянет это весело и с долей уважения, что ли, а после поджимает губы и прихватывает чашечку с кофе, — куда лучше находиться в этом кафе в тишине и спокойствии, куда громкие и грубые рэперы никогда не зайдут, верно? — парень делает небольшой глоток, щурясь от горячего напитка и выравнивая спину. Чангюн на это смеется, растягивая губы так, что верхний ряд зубов оголяется, показывая два небольших остреньких клыка по бокам; смеется тихо и до щекотки в животе мило, все еще смотря вниз и поджав плечи, пока его пальцы держаться за краешек стола. — Верно… — парень неловко проводит ладонью по шершавой обложке книги старого издания и почесывает кончик носа. Ему хочется сказать, что его мысли угадали, однако от собственной нерасторопности и, может быть, еще стеснения, он думает над следующей репликой дольше, чем его собеседник. — Часто сюда заходишь? — Чжухон цокает керамикой, ставя чашечку на блюдце и наклоняется чуть-чуть вперед. Им на мгновение поднимает глаза, после поворачивая голову и зачем-то окидывая взглядом все помещение. — Не очень, если вообще, и часто, если сравнивать с другими кафе. А ты? — Настолько часто, что первые три полки уже прочитаны. — Ого, — парень снова поворачивается, и останавливает взгляд на стеллаже с книгами, — так любишь читать? — Скорее писать и кофе, а книга так, для отвлечения. Я же больший фанат комиксов и марвеловских историй. Чангюн только сейчас замечает на краю столика блокнот, весь исписанный и почерканный, и ручку рядом с ним. — Как это — для отвлечения? — он непонимающе хлопает глазами и делает несколько глотков коктейля. — Ну… — Ли опускает глаза вниз, а после поднимает наверх, наконец-то устанавливая зрительный контакт, — когда я пишу, мысли не всегда сплошной рекой текут в мою голову, и нужно расслабляться и отвлекаться, чтобы сосредоточиться заново, а книга для этого лучшее, что можно придумать. Лично для меня, конечно. Прочитал пару абзацев, и уже вместо каких-нибудь образов утесов и скал из книги в голову лезут рифмы и строчки. Вот так вот. — И на много строчек хватает этих абзацев? — Лист-полтора, думаю, получается написать. — То есть, судя по трем полкам прочтенного, хен, написать ты уже успел достаточно? — Я не настолько талантлив, — Чжухон смеется, а после обращает свое внимание на кое-что другое. — Хен? Так с виду решил, что я старше? — Я у друзей узнавал… — парень смущенно опускает глаза и отпивает из бокала. Чангюн любит пастельные тона, цветы, книги и тихие места, а еще, как оказывается, такие же тихие разговоры, приятные и совсем не навязчивые, какие получаются у них с Чжухоном. В тот день они болтают подряд час или два, или еще больше, перебирают подряд все темы, какие только у них появляются, не зацикливаясь на чем-то одном, и Им понимает, что парень, сидящий перед ним, является одним из тех, с кем диалог получается как-то сам собой, с кем можно делиться абсолютно любой обыденностью, и она не покажется скучной. Слова находятся легко, а еще без всякого намека на что-либо. Младший, несмотря на все свои опасения, не видит в репликах Чжухона какого-то вульгарного или пошлого намека, поэтому и сидит в кофейне вместе с ним, выпивая подряд три бокала коктейля, а после еле набирает у себя в кармане мелочь для их оплаты. Они смеются вместе, и старший сам задает вопросы или сразу же поясняет еще не заданные по поводу того, действительно ли он там зачитывал рэп, нравится ли это ему, а если да, то почему сейчас сидит здесь. И для Чангюна непонятно, как можно слушать андерграунд и закидывать толпу жестокими фразами во время выступления, а после сидеть в милом кафе и плавно покачивать головой в такт совсем старенькой блюзовой мелодии; как можно писать саркастичные тексты, полные иронии, наряду с лирическими стихами, а затем для развлечения читать книги Харуки Мураками, размышлять над философией в произведениях Камю и в запой пролистывать несколько журналов с комиксами; как можно в конце концов в один момент быть агрессивным артистом с пусть небольшой, но все же толпой поклонников, любящим выпить и прогулять до утра, а в другой — просыпаться чуть ли не на рассвете, чтобы прогуляться по утреннему Сеулу, и затем сидеть весь день дома, кутаясь в плед и засыпая вечером где-то в пять, чтобы после встать через пару часов сонным только для того, чтобы досмотреть какой-то сериал по ТВ. Чангюн совсем не понимает, но ему интересно. Они встречаются снова, потому что Чжухону нравится общаться, а Чангюну просто любопытно. Старший рассказывает много и так же много слушает, смеется и выпячивает нижнюю губу, если разговор заходит о чем-то серьезном, не стесняясь, громко говорит и тихо шепчет, смущаясь; всегда смотрит на Има, пока тот отвечает, но держится на расстоянии, не позволяя себе влезть в чужое личное пространство. И последнему очень комфортно с ним. Так, как не бывало с друзьями. Так, как было раньше только наедине с самим собой. Младший, боясь, открывается парню, пока тот поддерживает, не смеется и не издевается ни над чем, а говорит, что он чувствует то же самое или просто высказывает свое мнение по поводу чего-либо. Они быстро сближаются, слишком быстро, как кажется Чангюну, потому что он всегда думал, что для доверия нужно время. Но, как оказывается, для доверия нужно только довериться. Дни идут одни за другими, Чжухон продолжает звать встретиться, а Чангюн продолжает соглашаться, иногда проявляя инициативу, сам прося погулять когда-нибудь. Они не видятся каждый день, однако уделяют все больше и больше времени другу другу. Их общение начинает становится понятнее для них самих, но сложнее для посторонних, и теперь уже общие друзья кидают вопросительные взгляды, после того, как эти двое без слов соглашаются с чем-то, дают нужные вещи, не спросив о них заранее, или стараются создать более комфортные условия друг для друга, потому что Чангюну холодно, давайте зайдем в магазин или Чжухон пьет воду без газа, поэтому купите другую бутылку. В их общении тонны взаимопонимания, поддержки и искренности, и ни капли желчных ссор или разногласий, потому что они умеют разрешать конфликты до того, как те перерастают в маленькие обиды или недовольства. В их общении литры открытости и никаких тайн, но Им до сих пор не понимает, как старший вмещает в себе мягкость с жесткостью, гибкость с платиновой твердостью. Не понимает, но вполне принимает, потому что Чжухон в конце концов — не он, а другой человек со своим характером и убеждениями. И если младшему они не совсем понятны, это не значит, что они плохие или странные.***
Спустя, может быть, месяц или около того Чангюн снова встречается со старшим, однако середину их прогулки прерывает холодный, поздне-ноябрьский дождь. И пусть Ли обожает и его, запах мокрой земли, серые тучи и стук разбивающихся капель, не боится промокнуть, но он переживает, что промокнет парень, бегущий рядом и вздрагивающий от холода и влаги. Поэтому он снимает свою куртку и накрывает ею младшего, полностью намокая и слушая, как на него, только и делают, что ворчат: В кайф? Тебе все в кайф! Заболеешь, тоже в кайф будет? Чжухон только хохочет, но соглашается с тем, что им нужно просохнуть и переодеться. Им ведет к себе домой, просто потому что быстрее додумывается до именного этого места, как варианта, где можно согреться. Квартира Чангюна оказывается, наверное, еще уютнее, чем предполагал себе старший, с небольшой, чистой кухонькой, маленькой светлой ванной и спальней с круглой кроватью в углу, комодом для одежды рядом и небольшим столиком с несколькими белыми полочками со стопками книг, кучей маленьких светильников самых различных форм и размеров и декоративными растениями в крошечных горшочках. Младший заталкивает Ли в душ, потому что тот промок буквально насквозь, достает для него свою одежду, а сам переодевается и вешает сушиться мокрую одежду. А еще он решает, что хочет какао, поэтому и становится его варить, пока за стенкой шумит вода. Чжухон купается быстро, однако после вытирается, причесывается и одевается еще долго, настолько, что напитки успевают разлиться по кружкам, а на тарелке рядом оказываются несколько бутербродов и купленное вчера печенье. — Так молоком пахнет… — старший наконец выходит из ванной и заглядывает в кухню. — Хен, у меня есть мандарины, но я не знаю — чистить их? Я как-то не особо хочу, но… ты будешь? — парень поворачивается лицом к Ли и невинно почесывает пальцем бровь, зачем-то при этом задрав локоть той же руки кверху. Его тело тонет в огромном светло-коричневом свитере, гладком и мягком, а брови сдвинуты, придавая юноше еще больше наивности. — Мандарины с какао? — Чжухон тихо смеется и медленно подходит ближе. — Да вот и я думаю… Так что не надо? — он поворачивается к столу, собираясь взять кружки и тарелку. — По-моему вечер и без них получится достаточно романтичным. — Пх, романтичным? — у Има слегка розовеют щеки, пока он смеется, и оголяются сверкающие маленькие клыки, пока улыбка собирает короткие складочки у уголков губ. — Ну да, — старший подходит еще ближе, заставляя обратить на себя внимание, — ты мне нравишься, поэтому, почему вечер не может быть романтичным? Чангюн поворачивается всем туловищем к парню, хлопает ресницами, и пусть вся ситуация до жути прозрачная, он все равно сомневается в том, что это то самое ты мне нравишься. Ли подходит максимально близко и медленно берет ладони младшего в свои, заводя их себе за спину и будто прося обнять, а после и сам обнимает его, все это время неотрывно смотря парню в глаза. А затем шепчет, слегка склонив голову: — Можно тебя поцеловать? — его сердце нервно стучится в груди, потому что до последнего не может быть уверено, в ответе. Им же еле вдыхает, и, наверное, мысленно дает себе подзатыльник, потому что позволяет себе усомниться в том, о том ли поцелуе он думает. Он пытается хоть куда-то деть свои глаза, потому что взгляд напротив заставляет еще больше волноваться. — Ра-разве, о таком спрашивают? — парень не осознает, однако так напрягается, что если бы Чжухон попытался сейчас отойти от него, то просто не смог бы вырваться из объятий. — Ну конечно, — старший улыбается, успокаивая этим и незаметно склоняясь к лицу, на секунду опускает взгляд на губы, тут же возвращая его к глазам, и шепчет еще тише, — ответь, иначе я ничего не сделаю. Чангюн мнется на месте, дыша чаще и мысленно ругая Ли за эти вопросы, за то, что он продолжает заставлять его краснеть, за то, что он слишком теплый и близкий сейчас. А затем, все еще мысленно ругнувшись и взяв всю волю в оба кулака, тянется вперед, едва касаясь чужих губ и теряя при этом разом всего себя, все свои силы и мысли, и становится обратно. — Это сойдет за ответ? — младший и сам не понимает, как он способен сказать в этот момент такую длинную фразу, да еще ни разу не заикнувшись, правда. — Более чем, — Чжухон снова тихо хохочет, показывая свои ямочки, и они — последнее, что видит Им, перед тем, как закрывает глаза и чувствует чужие губы на своих. Старший же держит свои глаза немного открытыми и видит, как щеки напротив покрываются еще большим румянцем; прижимает их тела еще ближе, и целует нежно, мягко, долго, совсем не спеша. Его ладонь двигается от поясницы вверх по свитеру и оставляет мурашки на шее, прежде чем зарывается в волосы на затылке. Они отрываются на секунду, чтобы выдохнуть, наклонить по-другому головы и посмотреть друг другу в глаза, после чего Им опускает плечи, поднимает свои руки, расслабленно оставляя их где-то возле ключиц парня, и их губы снова сливаются в одно-единственное чувственное движение. Они целуются неспешно, наслаждаясь каждым прикосновением, а затем наконец-то отстраняются, дыша, и Ли снова улыбается, заглядывая Чангюну в лицо, пока тот продолжает смущаться. — Хватит… на меня так смотреть… — Как? — парень рассматривает колыхающиеся волоски на макушке. Младший поднимает на него глаза, замирает, пока в его голове щелкают шестеренки, прокручивая заново события последних пяти минут, и после с шуточно-разочарованным возгласом: Какой ужас! закрывает лицо ладошками. — Почему ужас? — Чжухон не перестает улыбаться, бережно обхватывает запястья парня и тянет их на себя, — по-моему, все очень даже хорошо. — Его губы мягко касаются лба сквозь челку, — пойдем пить какао, а то совсем остынет. Парень делает шаг назад, берет в одну руку кружку, во вторую — тарелку и разворачивается в сторону спальни, а Им в это время натягивает на ладони рукава своего свитера. — Хен? — Мм? — парень оборачивается, еле успев пройти метр. — Ты мне тоже нравишься… — Я знаю, — старший показывает ямочки, — иначе бы ты так классно не целовался. Он, как ни в чем не бывало уходит в спальню, оставляя Чангюна стоять в кухне и краснеть, в жестоком непонимании глазеть куда-то в пол или в стенку и желать только засунуть голову в морозилку, чтобы не было так жарко, чтобы он перестал смущаться.***
Когда люди сближаются друг с другом до состояния кое-что большее, чем дружба, то они обязательно должны меняться, их отношения должно меняться и подгоняться под какие бы то ни было стандарты — так думает Им до тех пор, пока не встречает Чжухона. После того, как они признаются, с их поведением относительно друг друга ничего не происходит, может, они начинают не так опасливо касаться друг друга и целоваться. Много целоваться. Но больше — ничего: они не берут на себя какие-то пресловутые роли или не начинают ссориться и ревновать при каждой удобной возможности или еще что-то. Они остаются такими, какими и были, только разве что целуются много. Да, определенно много целуются. Младший оказывается жадным до этого, несмотря на свою стеснительность, и тянется хотя бы даже за простым чмоком к губам Ли при каждом удобном случае, однако тот совсем не против. Он и сам готов смаковать эти губы часами напролет, что, собственно, иногда и делает, перекатываясь с Чангюном по полчаса на кровати, только и занимаясь тем, что целуясь. Но вместе с этим их личные границы все еще остаются их личными границами. Несмотря на появившуюся чрезмерную близость, постоянное желание физически чувствовать друг друга, они не надоедают и не навязываются, оставляют достаточно пространства просто для того, чтобы можно было свободно вздохнуть.***
Им и старший в очередной раз после прогулки идут домой, чтобы проваляться весь вечер перед экраном ноутбука, на котором мелькают непонятные картинки. Непонятные, потому что они на них не обращают внимания, без остановки целуясь, отрываясь на несколько мгновений, чтобы вдохнуть, и при этом даже не удосуживаясь открыть глаза. Они по очереди оказываются лежащими на спине и нависающими сверху, оба ложатся набок и оба, очень редко, но все же садятся — и все это не переставая целоваться, целоваться, целоваться… Они распаляются с каждой минутой все больше, а воздух в комнате становится совсем душным. Чжухон в очередной раз опрокидывает парня на спину и нависает сверху, перекидывая ногу через тело под собой и продолжая терзать губы, лишающие его рассудка, потому что не перестают манить к себе ни на секунду. Поцелуи получаются громкие, дыхание — очень шумное, и младший в какой-то момент замечает это, замечает, что нога Ли, совсем недавно перекинутая через него, теперь упирается коленом между его ног, замечает, что руки придавлены к кровати чужими, а свитшот, пусть и не по чьей-либо вине, задрался так, что оголяет часть живота. Парни отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, и старший уже тянется опять вниз, однако: — Хен, — Чангюн отворачивается немного в сторону и тяжело дышит, чувствуя, как сердце в груди гулко качает кровь. Чжухон же несколько мгновений еще затуманено смотрит перед собой, после чего обращает внимание на тело, сжавшееся под ним, и сразу отпускает ладони, ставя свои рядом на кровать, убирает свое колено, стоящее между чужих ног, и восстанавливает дыхание, продолжая нависать над Имом. — Хен, я… еще не готов, — парень, как только его руки освобождаются, тянет их к кромке свитшота и поправляет его, страшась посмотреть вверх. — Все в порядке… — он наклоняется, целуя лоб, — я спрашивал тебя о поцелуе, думаешь позволю сделать себе что-то другое без твоего согласия? — улыбка с ямочками сияет добротой и спокойствием, абсолютным и чистым. — Правда? — младший расслабляется, но все равно чувствует себя немного неловко. — Правда. Хотя мы, наверное, все же слишком увлеклись, — Ли, поджимая губы и многозначительно широко раскрывая глаза, перекатывается набок, садясь при этом и стараясь держать корпус максимально согнуто. Чангюн тоже старается подняться и принять похожее положение как можно скорее. — Каждый раз, по-моему, слишком увлекаемся, — парень улыбается, но тут же ловит себя на сказанном и пугается, что старший может подумать, что он какой-то чересчур озабоченный. Им возможно даже затаивает дыхание, поворачиваясь к Чжухону и сталкиваясь с ним взглядом, однако тот только смеется. — Это да… Но что поделаешь… — парень продолжает смеяться, а младший заливается краской. — Предлагаю досмотреть все же то, что мы включили и пойти поесть. Я как-то очень проголодался. — Я тоже. Они действительно заканчивают смотреть, оказывается, мультфильм, а после идут есть, правда, первым выходит на кухню Чангюн, а Ли остается еще сидеть, свернувшись калачиком, какое-то время. На ужин у них оказывается несколько ломтиков запеченного мяса и чай с мелиссой, после которого обоих начинает клонить в сон, поэтому они спешат обратно в спальню и валятся на постель. Им подползает к парню с левой стороны и укладывается головой на плечо, лежа животом вниз, обхватывает одной рукой его талию, закидывая на его левую ногу свою, после чего засыпает буквально за пару минут. Старший же левой рукой только придерживает спину юноши, а пальцами правой, не сдерживаясь, пробегается сквозь копну его волос.***
Мне кроме тебя ничего не нужно — фраза, которую слышал Чангюн не только от парочек в кино, но и в реальной жизни от своих друзей, состоящих в отношениях, видел ее написанную на многоэтажках, или в статусе у кого-нибудь на страничке в какой-либо социальной сети. Однако она никогда не звучала в его сторону из уст Чжухона. Сколько они бы друг с другом не нежничали, сколько бы не держались за руки, не гуляли вместе, не целовались, не ленились бы просто на кровати, парень до сих пор ни разу не слышал, чтобы Ли сказал ему что-то подобное. Он, впрочем, и не ждет, что старший что-то такое скажет, потому что последнему нужен не только Им. Ему необходима возможность делать все, что он пожелает без каких-либо ограничений, отводить на любимые занятия столько времени, сколько он посчитает нужным и не стараться урезать его, ради чего-то другого; ему нужно много свободы и личного пространства, в которое никто бы не пытался влезть; он нуждается в сцене, бьющей по ушам музыке и прыгающей под его рэп толпе, в ночных клубах с кучей знакомых и фанатов, в тихой атмосфере своей квартиры, в часах, проведенных за блокнотом и ручкой, в прогулках с множеством своих друзей, в одиночестве в конце концов и абсолютном спокойствии. Чжухону нужно чувствовать все, что жизнь ему может дать, все счастье и боль, похвалу и критику, холод и тепло, Чжухону нужно просто чувствовать и иметь возможность двигаться дальше, каждый день оказываясь в точке, находящейся хотя бы немного, но дальше от той, в которой он был вчера. Поэтому он и не может сказать, что кроме Чангюна ему больше ничего не нужно. Нужно, много чего нужно. И младший знает это. Он понимает, что весь мир Ли не может вот так взять и сконцентрироваться на нем одном, потому что в принципе было бы неправильно, если бы старший вдруг, как одержимый, решил, что Им — все для него. Потому что в таком случае он бы остановился и перестал двигаться, потому что жизнь состоит не только из отношений с одним-единственным человеком. Поэтому Чангюн не обижается, если Чжухон не может встретиться с ним, из-за того, что занят чем-то своим, не злится, если парень просит не беспокоить его какое-то время, не расстраивается, потому что знает — Ли нужно много чего. Старший же в свою очередь чувствует безмерную благодарность, потому что для него слишком важны его личные границы и пространство, которые юноша хранит и оберегает со своей стороны. И Чжухон готов отдавать всего себя на самом деле только из-за того, что младший позволяет ему вести себя так, как он ведет себя, меняться в ту сторону, в которую сам посчитает нужным, делать то, что для него действительно важно, и не зацикливаться лишь на том, как на это все сможет отреагировать Им, потому что знает — тот поддержит или направит. Парень готов отдавать и отдает, заваливая Чангюна своим вниманием, безмерной заботой, искренностью и абсолютным доверием, которое оправдывается с обеих сторон. Ли старается показывать свои чувства так часто, как только может, и полностью дарить их младшему, однако, смотря каждый день на отношение последнего к себе, Чжухон задается вопросом, чем он вообще заслужил его? Он не делал в своей жизни ничего плохого, но и ничего настолько хорошего, чем мог бы заслужить Има. Тот, впрочем, задается тем же вопросом, однако они продолжают быть вместе, и Вселенную их вопросы мало волнуют. Отношения Чангюна с Чжухоном полны настоящих чувств, таких, о которых пишут в книжках и показывают в кино, таких, от которых сердце бьется при виде человека одинаково сильно сегодня и через месяц, таких, о которых не рассказывают, а хранят только в себе. Чувств, при которых ощущается огромная благодарность только за то, что человек просто существует.***
Парни не долго думают, с кем будут отмечать приближающийся новый год, и в один момент спрашивают друг друга об этом. Оба решают, что праздновать будут дома у Чангюна, вдвоем и больше без никого, оба уточняют последний факт почему-то как более важный и ни один не задумывается о том, почему каждый с таким напором делает на нем акцент. Они закупаются фруктами и красной рыбой, свечами и гирляндами, приобретают маленькую декоративную елку и две больших хлопушки, а еще они перевозят из дома старшего к Иму огромный мягкий плед темно-коричневого цвета и раскладывают его на полу в спальне. Там же вешают всякие милые украшения, и вообще сносят туда все, что купили. Комната окутывается праздничной атмосферой, и к вечеру тридцать первого числа становится совсем волшебной, загораясь множеством желтых огоньков гирлянд и начиная пахнуть ванилью, имбирем и совсем легким ароматом сладкого кофе. Чжухон и младший заваливаются с улицы в квартиру около половины одиннадцатого ночи, прогуляв вместе почти весь вечер и сейчас будучи немного уставшими, однако еще полными сил для празднования. Они стаскивают с себя куртки и спешат помыть руки, морщась и смеясь от того, как покалывают замерзшие ладони под горячей водой. Чангюн все поторапливает и спешит на кухню, потому что хочет перекусить и подготовиться ко встречи нового года, потому что всего лишь полтора часа, давай быстрее! Старший только смеется и выходит на кухню, принимаясь чистить мандарины и нарезать бананы, хотя считает последнее занятие жутко глупым и бесполезным. — Кто вообще бананы режет? Их нужно есть целыми, держась за шкурку. А так только руки пачкаются! — парень смеется и ворчит одновременно, но продолжает резать, пока Им хохочет. — Шпажки мы для чего покупали? — Для винограда! — А кто виноград шпажками ест? — младший прыскает, укладывая на тарелку последний ломтик рыбы и тянется к верхней полке, чтобы взять кружки, которые сегодняшним вечером выступают у них в роли бокалов. — Нет, ну это прикольно хотя бы, а бананы!.. — Ли кладет нож и, протерев руки, берет шпажку, накалывая на нее одну виноградинку и съедая ее. Чангюн же улыбается и тоже открывает рот, пока моет посуду. На язык через пару секунд опускается виноградина, и он стаскивает ее зубами со шпажки, начиная жевать. Парень концентрируется на мойке, но через пару мгновений замечает боковым зрением, что ему протягивают еще одну виноградину. Им тянется к ней, только ее отодвигают дальше, он продолжает тянуться, но в итоге вместо ягоды натыкается на чужие губы. — Дурашка, — младший тут же отталкивается в сторону, весело фыркая, — чем ты занимаешься? — А чем я занимаюсь? Чжухон быстро шагает вперед и хватает развернувшегося парня за талию, улыбаясь одной из тех улыбок, которая сводит все внутренности в животе Чангюна. Последний только посмеивается и отходит назад, упираясь бедрами в столешницу и закидывая свои руки на шею старшего. Тот продолжает ухмыляться и медленно наклоняется к губам, касаясь их со всей возможной нежностью, Им же прикрывает глаза и целует в ответ, а после снова и снова. Они не успевают простоять так и минуты, прежде чем отрываются, и в комнате звучит шепот: — Давай останавливаться, а то пропустим новый год, — слова Ли звучат для младшего как-то предательски. — Первый начал, — парень дует губы. — Это не прокатит, — старший смеется, проводя ладонью по чужой макушке, а затем, опустившись рукой от нее до подбородка, целует парня в лоб, — идем. Чангюн только еще больше выпячивает губы и следует за парнем, взяв с собой кружки. Они заходят в спальню и располагаются на полу, на постеленном тут же пледе, подтягивая ближе гирлянды и устанавливая напротив ноутбук с трансляцией какого-то новогоднего фестиваля. Парни ставят рядом кружки, бутылку шампанского и лимонада, а сами садятся рядом друг с другом, расслабляясь и начиная шептаться обо всем подряд. Так проходит почти час, атмосфера кажется спокойной, однако Им часто ерзает на месте, будто бы от нервов. — Эй, у тебя все хорошо? Ты нормально себя чувствуешь? — парня волнует состояние младшего, однако тот отвечает: — Да, просто не могу нормально сесть, — он улыбается и, замерев на секунду, решает, что удобнее всего сидеть, лежа головой на чужих ногах, как он, собственно, и устраивается. После этого Чангюн вроде бы успокаивается, и они продолжают болтать, но через пару минут парень берет Ли за руку, а потом тихо шепчет: — Хен? — Мм? — Чжухон заглядывает в его глаза и мягко улыбается. Тот ничего не отвечает, только смотрит на губы и тянет ладонь. Старший наклоняется, и они снова целуются, но теперь уже проходит пара минут, прежде чем им приходится отодвинуться. — Гюн-а, мы так пропустим новый год, — Ли смеется, но на его реплику никак не отвечают и снова требовательно ладонью притягивают к себе. Опять они отрываются друг от друга через пару минут, во время которых поцелуи становятся менее нежными и более откровенными. — Нет, серьезно… — парень снова говорит тихо, однако более серьезно, и начинает поднимать голову. Но младший быстро поднимается следом и теперь уже садится на чужие колени, выгибая поясницу, прижимаясь ближе и все еще смотря только на губы напротив. Чжухон сначала еле удерживает равновесие, а после хмурит брови, но все же отвечает на поцелуй. Им расходится, дышит тяжелее, а после, не отрываясь от чужих раскрасневшихся губ, сползает на пол и тянет парня на себя, пока сам медленно ложится на спину. — Гюн… — старший в замешательстве двигается вперед и непонимающе смотрит перед собой. — Да, да… только не спрашивай… Чангюн снова заставляет целовать себя и совсем падает на спину, скользя ладонями по широкой шее и выдыхая на влажные вспухшие губы. Ли же мечется какое-то время, порываясь спросить: Уверен ли он? однако после смотрит на лицо младшего с порозовевшими щеками, на прикрытые глаза, слышит частое дыхание и сильно тянущие на себя руки, и понимает, что тот, наверное, сейчас уверен больше, чем он сам. Чжухон отцепляет от своей шеи и лица ладони, прижимает их к пледу и смотрит несколько секунд в глаза напротив. Им же за эти несколько секунд видит, как из взгляда старшего испаряется все то нежное и мягкое, уступая место желающему и страстному. По пояснице парня пробегается дрожь из-за этого, прежде чем они снова начинают целоваться, но он доверяет Ли, поэтому только шумно выдыхает и приоткрывает рот. В животе собирается сгусток предвкушения, смешанного со страхом, желанием, доверием и волнением, который, закрутившись спиралью, проносится от поясницы вверх и мурашками отзывается на макушке. Чжухон снова наклоняется и, не отпуская ладоней юноши, проходится поцелуями по всему лицу, начиная с губ. Эти поцелуи успокаивают и расслабляют, и старший, оставив последний влажный след на лбу парня, приподнимается над ним, зависая буквально на пару секунд, словно для того, чтобы еще раз убедиться, что все в порядке. А после упирается на колени и двигает руками вниз, отпуская чужие ладони, забирается ими под толстовку и тянет ее наверх. Чангюн не оказывается полуголым сразу — Ли приподнимает одежду до половины торса и опускается, касаясь губами вздрагивающей от прикосновений нежной кожи на животе, оглаживает ладонями бока и поднимается выше вместе с поцелуями, подтягивает толстовку дальше и целует немного просвечивающиеся ребра, двигает толстую скатавшуюся ткань еще и зацеловывает грудь с ключицами. Младший же только глубоко дышит, хватается за предплечья парня, подняв руки, помогает снять с себя одежду и только открывает глаза, после того, как толстовка откидывается в сторону, как к его губам припадают чужие, а лопатки медленно опускаются на мягкий ворсистый плед. Чжухон уделяет внимание всему: он касается и щек, и век, и лба, и шеи, двигается вниз к ключицам и плечам, груди и рукам, а затем, быстро стянув кофту с себя, не покусывая, но прихватывая кожу, ведет дорожку поцелуев по животу вниз. Он доходит до резинки домашних штанов и цепляет ее пальцами, захватывая вместе с ней и белье. Им же в этот момент смотрит вниз и сжимает плечи парня. Тот поднимает прикрытые веками и затуманенные чувствами глаза вверх и стаскивает одежду, а после, избавив Чангюна полностью от нее, двигается к его лицу, неотрывно смотря в глаза. Парень заставляет щеки младшего розоветь еще больше, а его самого притянуться в объятия, зарывшись в изгиб шеи парня носом и ощущая, как у того колотится сердце. Им тихо вздыхает от волнения, пока его плечо покрывается поцелуями, а после тянется рукой куда-то вверх, к краю пледа и вытаскивает из одной из его складок небольшую упаковку и тюбик, тут же наугад тыкая ими в руки старшего. Последний молча забирает то, что ему дают, и приподнимается, заглядывая юноше в его сверкающие глаза своими, одаривая жарким, желающим взглядом и опускаюсь к нему с таким же поцелуем. Одна из ладоней Ли ползет вниз, щекоча короткими ноготками кожу, и еле касается пальцами члена, прижатого к животу, проводя по нему несколько линий к основанию. Младший вздрагивает из-за этого и выдыхает, тихо и коротко простанывая в поцелуй, пока ладонь снова задевает чувствительную плоть. Чжухон упирается руками в пол, нависая над парнем, и оглядывает его, бездумно закусывая губы, тяжело дыша и также тяжело глотая, а затем шепчет: — Ты такой восхитительный. Чангюну от смущения хочется глубоко вздохнуть и закрыть лицо ладонями, перевести все в шутку и сбросить это напряжение от стеснения, но он смотрит на старшего, которому вовсе не смешно, который смотрит на него, такого желанного, и его взгляд полон только возбуждающей абсолютной искренности. Поэтому Им низко стонет в очередной раз, когда его члена касаются уже более ощутимо, и выгибается, вытягивая шею и понимая, что он уже готов рассыпаться на кусочки от происходящего. Где-то на фоне нарастает шум, какие-то взрывы салюта и общий гомон, и младший поворачивается в сторону ноутбука, понимая, что уже полночь. — Хен… с новым годом… — парень еле улыбается, немного растерянный от возбужденности, а Ли, прекращая шуметь упаковками, наклоняется вниз. — С новым годом, Гюн-а… — в его голосе нет улыбки, он не говорит это так же весело, как и Чангюн, он шепчет, как-то завороженно и не сказать, чтобы отстранено, но с такой интонацией, будто это поздравление не такое уж и важное. Парень впивается поцелуем в улыбающиеся губы юноши, тот отвечает, снова начиная шумно дышать, опуская уголки рта вниз, и они опять существуют только друг для друга, не обращая внимания на то, как на той стороне экрана люди продолжают праздновать, а на сцену выходит очередная группа с очередной песней. Им чувствует, как его ягодицы раздвигают — он вздрагивает и вздыхает, прежде чем внутрь проникает один палец, медленно и не спеша. Чжухон растягивает долго и аккуратно, ловя чужие вздохи-стоны в поцелуях и все норовя услышать, что-то более громкое и откровенное, в ответ на свои действия. Он все сгибает пальцы и проталкивает их глубже, проходясь по гладким стенкам, а после наконец-то слышит, как из груди младшего льется низкий стон, пока он сам изгибается. Чангюну хорошо, слишком хорошо, настолько хорошо, что он не понимает, что делать со всеми теми чувствами, которые его одолевают. Он не слышит самого себя, пока его ласкают руки и губы старшего, пока он ощущает его аромат и тепло. Тот же все также затуманено смотрит вниз, быстро избавляется от оставшейся одежды и раскатывает по своему члену презерватив, после чего выливает на него смазку и склоняется над юношей. Последний часто-часто вдыхает и выдыхает в тот промежуток времени, в котором из него выскальзывают пальцы, а за ними к ягодицам подставляют возбужденную плоть. Ли входит медленно и осторожно, упираясь на прямые руки, напрягая плечи и шумно, тяжело выдыхая через нос; сильно сжимая свои же ладони, падает вниз, без устали целуя плечи и изгиб шеи младшего, а после хрипло шепчет: — Тебе не больно? Гюн-а?.. — его голос, возбужденный, жаждущий и еле взволнованный, несется огромной волной мурашек по пояснице младшего, и он молча притягивает парня к себе для поцелуя. Только Чжухон отрывается и настаивает на ответе, нетерпеливо, но сдерживаясь смотря перед собой. — Нет-нет… — Им спешит сказать это и снова отдается во власть дрожи из-за того взгляда, которым одаривает его старший. А после, не успевая проконтролировать ни себя, ни парня, широко открывает рот, запрокидывая голову и резко набирая полную грудь воздуха. Ли двигается, раскачиваясь и стараясь не ускоряться, плавно толкается вперед и также плавно скользит обратно, пока в его руки и плечи впиваются пальцы юноши, и он сам так потрясающе дышит, закусывает губы и стонет, ерзая на месте и периодически заглядывая быстрым взглядом, в котором горит наслаждение и какое-то смущение вперемешку с уверенностью и открытостью, в глаза старшего. У Чжухона что-то щекочет затылок и шею сзади, сводит скулы и дрожит в пальцах, ослабляет все мышцы и выбивает воздух из груди, и он хочет сказать об этом парню, но лишь смотрит на него, упираясь на локти, и облокачивается лбом о ключицу, целуя те места, до которых достает, только и шепча: — Ты такой потрясающий, Гюн… Такой потрясающий… Чангюну же хочется испариться под этим взглядом и от этих слов, но он лишь поджимает пальцы на ногах и громко протягивает стон, потому что внизу живота пульсирует и ноет, и терпеть он этого больше не может. — Хен… Юноша шепчет между стонами, а Ли поднимается, упираясь на вытянутую руку, а другой, оглаживая бок младшего, ползет к его члену. Парень обхватывает его ладонью и смотрит вниз, пока ласкает плоть и дрожащими бедрами продолжает толкаться в изгибающееся тело. Чжухон начинает дышать чаще и более шумно вместе с Имом, который уже не может смущаться от того, насколько вожделенно его сейчас разглядывают, насколько откровенно стонет он и парень над ним, поэтому лишь отворачивается в сторону, выдыхая который раз, и, судорожно вздрогнув, кончает. А когда его голова снова оказывается лицом к старшему, то он ловит на себе взгляд последнего. Ли закрывает глаза, сдвигая брови, затаивает дыхание на мгновение и выдыхает, тяжело и шумно, сильно напрягая плечи, на которых блестят капельки выступившего пота. Парень кончает, одной рукой с силой, жестоко сжимая плед, а второй аккуратно обхватывая щеку младшего, чтобы развернуть его лицо к себе. Он выдыхает куда-то вниз, делает еще несколько вдохов и выдохов, открывает глаза, тут же заглядывая в глаза юноши, и наклоняется к нему, обессиленно упираясь на дрожащие локти, чтобы только поцеловать приоткрытые губы. Чангюн все еще чувствует слишком много, от безысходности обхватывает спину парня и вдыхает глубоко-глубоко, когда тот отрывается. Глаза последнего постепенно приобретают свой нормальный вид, становясь более ясными и спокойными, а сам Чжухон, ничего не говоря, поднимается, выскальзывая из обмякшего тела, осматривается, после протягиваясь к тарелкам, чтобы стащить из-под них салфетку, и возвращается, вытирая ею Има и заворачивая в нее использованный презерватив. Старший продолжает молчать, когда снова нависает над парнем, когда целует его в лоб и когда переваливается вбок, падая на спину, протягивая руку под голову юноши и помогая ему лечь себе на плечо. Тишина продолжается и в то время, пока младший переворачивается на живот, по привычке обхватывая рукой талию Ли и закидывая на его левую ногу свою. Они лежат какое-то время, и Чангюн впадает в сплошное умиротворение, пока слышит размеренное биение сердца парня, ощущает его кожу своей и чувствует, как его спину аккуратно обнимает чужая рука. — Все в порядке? — Чжухон тихо задает вопрос, шепча его, приподняв голову и зарываясь носом в копну волос. — Умм-м-м… — парень совсем лениво тянет что-то нечленораздельное, потому что готов уже заснуть, и жмется ближе. — Правда? — он не унимается, а Им, вздохнув, поворачивает к нему свое лицо. — Да, — юноша чмокает старшего в губы и возвращает голову на место. Но через пару секунд вздрагивает из-за того, что грудь начинает резко подниматься и опускаться под ним из-за тихого смеха. — Хорошо встретили новый год, ничего не скажешь, — Ли продолжает хохотать. — А что — скажешь нет? — младший тоже улыбается, ощущая, как сонливость улетучивается. — Хорошо, хорошо… Особенно, если придерживаться фразы: Как встретишь новый год, так его и… Он не договаривает, потому что Чангюн толкает его, вставая, и идет за вещами, смущенно, но весело фыркая: Кошмар какой! — А вообще я на самом деле собирался встретить новый год и только после… Им поворачивается в этот момент, поправляя толстовку на себе, а Чжухон достает из-под другого края пледа практически такой же тюбик и пачку, одновременно натягивая на себя штаны. — Только ты слишком нетерпеливый, — он щурится и улыбается одним уголком губ. У парня же розовеют щеки, но он не поддается смущению, возмущаясь ради смеха: — Ааа, я еще и виноват остался? — А кто еще? — старший смеется, очарованный им, тянет юношу на себя, роняя на руки и снова щекоча носом, а после обнимает со спины и, опустив свою голову сбоку от его, шепчет, — я люблю тебя. Чангюн разворачивается лицом к лицу парня и, заглядывая в его глаза, блестящие и смотрящие открыто и искренне, также шепчет: — Я тебя тоже.***
После встречи нового года не происходит ничего глобального, сколько бы Им не думал о том, что что-то должно измениться — он и Ли продолжают заботиться и стараться сделать друг друга чуточку счастливее, хотя сами понимают, что стараться для этого особо и не нужно. Конкретно им — потому что у них все получается как-то по наитию. А, может, они просто не задумываются об этом, потому что привыкли вести себя, как люди, думая наперед о том, к чему могут привести слова и действия; может, поэтому им и хорошо просто от того, что они приносят друг другу радость, а не ждут, когда сделают это для них. Может, поэтому через время, несмотря ни на что, они будут все теми же: Чангюну будут нравиться уют, кофты с длинными рукавами и тишина и, может, только полюбятся длительные поездки, а Чжухон будет рвать толпы в клубах и цветы для Чангюна в то время, пока они будут взбираться на какой-нибудь холм во время очередного путешествия. Но это так — мечты младшего, вполне осуществимые, но все же мечты. А пока они остаются теми же, и их отношение друг к другу не меняется, разве что оба следуют, брошенной ранее фразе: Как встретишь новый год, так его и проведешь. Надо сказать — очень строго следуют.***
Чангюн сидит в гримерке клуба, где они познакомились с Чжухоном, и ждет окончания выступления старшего, пролистывая его блокнот с записями и улыбаясь некоторым из них. Нет, Чжухон совсем не такой, каким показывает себя на сцене. В нем нет той агрессии или жестокости. В нем только мягкость, нежность, забота и огромный океан чувств, в который он окунается с головой и которым заливает все вокруг. Внутри него столько любви, любви ко всему абсолютно, что для той мнимой жесткости и надменности, с какой он выступает, просто не остается места. Да, Чжухон полон харизмы, сильной, мощной харизмы, но она не выливается в грубость и напыщенность, совсем нет. Она остается харизмой, своеобразной, пробирающей до нутра, но все же той, что является лишь частью образа. А настоящий Чжухон — это сгусток очарования и энергии, спокойствия и притягательности, который дано увидеть не всем. Нет, Чжухон совсем не такой, каким кажется изначально, и из всех живущих на земле, в полной мере это осознает, наверное, только Чангюн. Им пальцами разглаживает одну из страничек, проходясь глазами по написанным строчкам, а после встает и начинает одеваться, потому что выступление уже подходит к концу. На листе открытого блокнота остается виднеться надпись, выведенная старшим и подписанная, как и все остальные быстрые заметки:Растворяясь в твоих руках, я обретаю форму И понимаю, что ветер свободы, взбивающий мою макушку — твое дыхание.
— milky-cloud