***
— Танигучи-семпай! – окликнула Мацури Харуми, стоящую в нескольких метрах от неё и оглядывающуюся по сторонам в поиске подруг, и помахала ей, чтобы быть замеченной. Шатенка повернулась на голос, который она сразу же узнала, и увидев мелькающую в толпе девушку, тянущую вверх руку, двинулась к ней. — Рано ты,– сказала Танигучи, подойдя к светловолосой, и та, невольно улыбнувшись, ответила: — Надеялась, что если приду раньше, приближу нашу встречу,– радость захлестнула её, и она провела ладонью по чужой щеке, при этом игриво заглянув в карие омуты. Харуми чуть шире распахнула глаза и ощутила, как к щекам подступил жар, и уголки губ Мацури, когда она заметила смущение возлюбленной, поднялись выше. Старшая перевела взгляд в небо, а за ним и тему: — Юдзучи стало значительно лучше. — Да.. По сравнению с тем, что было всего неделю назад,– Мидзусаву неторопливо опустила ладонь, до этого лежащую на порозовевшей щеке, на плечо семпай, и провела ею к кисти; взяла чужую руку в свою. — Когда президент приходит, она прям светится от счастья,– карий взгляд поднялся от скреплённых в замочек рук и встретился с голубым. Девушки так и замерли, кажется, моментально позабыв, о чём только что разговаривали и разговаривали ли вообще. Каждая их частичка сконцентрировалась друг на друге, и весь-весь остальной мир растворился. Тепло от прижатых друг к другу ладоней распространилось по их телам, согревая от зимнего воздуха. Мацури с волнением выдохнула паром, и когда облачко рассеялось, лицо Харуми стало ближе. Поняв, к чему всё ведёт, светловолосая вдруг испугалась. Они встречаются третий день, а до этого их немало времени тянуло друг к другу не по-дружески, но Мидзусава боится поторопиться, боится что-то испортить. Она всегда была прилипалой и инициатором подобных действий, и это её волнение несколько странно. Но его вызывают чувства к семпай. Чувства, которые девушка никогда прежде не испытывала. Даже к Юдзу. Возможно, от того ей немного страшно. — Что-то Нэнэ-сан опаздывает,– полупрошептала голубоглазая, так неожиданно, что это остановило Танигучи. Последняя почувствовала неловкость и чуть расстроилась. Она развернулась, доставая из кармана пальто телефон и смотря в загоревшийся белым светом от нажатия нужной кнопки экран: — Да, ты права. Уже на пятнадцать минут. Может позвонить ей? Как думаешь? – затараторила шатенка и снова посмотрела на Мацури. Та хотела было что-то ответить и уже приоткрыла рот, но знакомый голос где-то слева, ляпнувший что-то непонятное, не дал этого сделать и окончательно отвлёк обеих от недопоцелуя. — Вспомнишь солнце... – сорвалось с уст светловолосой. — Танигучи-семпай, Мацури-сан! Простите, я опоздала! К нам приехали родственники с детьми, и эти мелкие стащили мой телефон, и я... – начала рассказывать запыхавшаяся от пробежки Нэнэ, энергично жестикулируя руками, что грозило попаданием пальца в глаз какому-нибудь прохожему, которые, видимо, это предчувствовали и обходили подруг на приличном расстоянии. Когда брюнетка закончила свой рассказ, Харуми поинтересовалась у кохаев, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов в сторону храма: — Ну что, идём? — Идём! – радостно взвизгнула Нэнэ; Мацури кивнула с лёгкой улыбкой. Именно улыбкой, а не ухмылкой как всегда, что было необычно, так ново для кареглазой, но ей это нравилось. Девушки отправились в храм. — Ой, смотрите, там какая-то супер острая якисоба! Давайте попробуем! – завопила Намура, порываясь к палатке, но не успевая сделать и шагу – рука шатенки крепко схватила её за ткань куртки где-то возле плеча. — Сначала храм, потом еда,– раз, наверное, в десятый, повторила старшая – Нэнэ наровила полакомиться вкусняшками буквально из каждой второй встречавщейся на пути палатки. — Пока мы там ходим, всё разберут, и нам ничего не достанется! – негодовала девчонка. — Не достанется якисоба, так достанется что-нибудь другое. — Но я хочу её! — Я тоже много чего хочу,– карие глаза покосились на молча идущую Мидзусаву, которая это заметила, и, немного поразмыслив, решила, что таким способом Танигучи просит избавить её от нытья Намуры. — Уже знаете, что загадать? – спросила она. — Знаю,– произнесла Харуми. — Я тоже знаю! – хлопнула в ладоши брюнетка,– Хочу, чтобы Юдзу-семпай поскорее поправилась! Хочу, чтобы мы снова гуляли вчетвером! И якисобу хочу! — О твоих желаниях не должны знать другие люди, иначе они не сбудутся,– шатенка хихикнула, увидев испуганное лицо Нэнэ, когда они уже поднимались по ступеням к храму. — Мало того, случится наоборот,– Мацури подлила масла в огонь. — Мелкая, не пугай её,– посмеиваясь, сказала Танигучи. — Разве ты не сделала то же самое? — Вы злые,– надулась девчонка. — Ну, ну, не обижайся. Это шутка,– Харуми потрепала кохая по чёрным волосам,– Давай, загадай их. Они обязательно сбудутся. Девушки проедолели все ступеньки и остановились. Они сложили ладони вместе и закрыли глаза, говоря про себя свои желания, и в этот же момент часы на большой площади пробили полночь. Первыми глаза открыли Мацури с Харуми – Нэнэ что-то агрессивно бормотала себе под нос, потирая ручки и нахмурив брови – и сразу повернулись друг к другу. Младшая не нашла ничего лучше, чем издать смешок и сказать: — Привет. — Привет,– шатенка не сдержала улыбки. — Я рада,– сделав шаг к семпай, произнесла Мидзусава, и заметив непонимающий взгляд, продолжила,– Ты – первое, что я вижу в Новом Году,– ещё два шага, сокращающие расстояние между ними до четверти метра, а то и меньше. — Я тоже,– засмеялась Танигучи, ощущая, как её щёки вновь загораются смущением,– Лучшее начало года,– чуть тише добавила она, видя, как щёчки её кохая тоже порозовели, и сделала маленький шажок ей навстречу, так, что теперь они могли чувствовать тёплое, немного сбившееся дыхание друг друга. Мацури быстро собрала в миг спутавшиеся мысли, и, крепко сжав пальцами рукава куртки, закрывающие половину её ладоней, стала медленно-медленно подниматься на носочках. Заметив это движение, Харуми чуть наклонилась, прикрывая веки, и тогда... — Готово! – довольный вопль Нэнэ заставил девушек вздрогнуть и отпрыгнуть друг от друга, а затем взглянуть на девчонку – да, Намура не знала об их отношениях и свято верила, что ХаруЮзу – канон,– Вы чего такие? Призрака увидели? – нахмурились брюнетка, когда повернулась к подругам – Танигучи была опечалена и раздражена во второй раз несостоявшимся поцелуем, а волнение и страх Мидзусавы обратились в смущение, и она просто вцепилась в руку семпай, пряча лицо в мягкой ткани пальто и чувствую себя странно, но не плохо. Такого с ней ещё не было. — Замёрзли, пока тебя ждали,– спустя полминуты тишины, ответила кареглазая и вздохнула,– Что ты там так долго бормотала? Видимо не только то, что говорила нам. — Я повторила всё по пятьдесят раз, чтоб наверняка! — Не думаю, что это поможет,– пробурчала Мацури, не пошевелившись, но Нэнэ её не услышала. — Пойдёмте скорее, пока там ещё что-то осталось! – махнула рукой девчонка, зовя подруг за собой, и понеслась вниз по лестнице, подпрыгивая. — Нэнэ-чан, осторожнее, а то упадёшь! – крикнула ей вслед Харуми, на что ей ответили, что всё в порядке,– И откуда в ней столько энергии. — Молодёжь,– протянула голубоглазая, оторвавшись от руки шатенки, когда они пошли за Намурой. — Да ты сама тот ещё ребёнок,– не удержала смеха Танигучи. — А ну объяснись,– глухо произнесла Мацури, но её семпай лишь сильнее засмеялась; они уже шли мимо палаток. Мидзусава хотела что-то добавить, но визг Нэнэ снова не дал сделать этого: — Мне досталась последняя порция! – радовалась брюнетка, держа булочку с якисобой в руках,– Представляете, как повезло! Ой, уже так поздно, меня ждут дома. Я побегу! – без остановки протарахтела Намура, обняла подруг, при этом чуть не задушив, и скрылась, а оставшиеся в живых после ужасающе крепких объятий девушки неторопливо двинулись дальше. — Так что ты там говорила про ребёнка? – проворчала светловолосая. — Смотри, там яблоки в карамели! – вдруг радостно воскликнула Харуми, указывая на палатку, где продавались ярко-красные яблоки на палочках, покрытые карамелью и попкорном. — Эй, ты меня слушаешь? — Давай купим! – кареглазая взяла Мацури за руку – тогда недовольство той исчезло – и потащила к нужной палатке. Купив яблоки, девушки продолжили свой путь. Народ уже потихоньку расходился кто куда, но его по-прежнему было немало. — Почему ты вдруг так захотела их? – поинтересовалась Мидзусава и с хрустом откусила кусочек сладости. — Когда мы с сестрой были маленькими, бабушка часто покупала их нам,– отвечала шатенка,– А когда она заболела, это прекратилось. И сестра запретила есть их,– в её голосе послышалась нотка печали,– Но я рада спустя столько лет снова почувствовать этот вкус. Всё то время, пока Танигучи говорила, голубоглазая просто смотрела на неё. В её голове застыла мысль о том, насколько же сильно она влюбилась в эту девушку, и захотелось плакать. От счастья, не от грусти. Но это желание отступило, как только ветер сдул с щёки единственную слезинку, а Харуми предолжила: — Может пройдёмся по парку? Там людей должно быть не так много. — Я не против,– улыбнулась светловолосая, поднимая глаза на семпай, которая, оказывается, глядела на неё,– Ой, у тебя тут... – заметив возле губ кусочек попкорна от буквально только что съеденных яблок, сказала девушка. — Что? Что там? – шатенка остановилась у дороги – на светофоре горел красный свет. — Кукурузка,– встала напротив неё Мацури. — Что? — Хрустик. — Что? — Попкорн. Кусочек. Вот здесь,– Мидзусава показала на себе, где находится этот самый кусочек; Танигучи попыталась убрать его, но безуспешно,– Позволь мне. Не дожидаясь ответа, младшая поднялась на цыпочки, и через секунду уголок губ кареглазой обожгло холодом нежных пальцев Мацури. Харуми вновь ощутила чужое дыхание на своём лице, и в её сознании ярко вспыхнула мысль: «Сейчас!». Но стоило ей чуть наклониться, как светофор загорелся зелёным, и все желающие перейти дорогу двинулись вперёд. Кто-то задел плечом светловолосую, и она, дабы удержать равновесие, полностью опустилась стопой на землю, тем самым уходя от поцелуя, о возможности которого, на самом-то деле, практически не подозревала. В голове Танигучи прозвучали***
За полчаса пара дошла до дома Харуми, при этом страшно околев – поднялась метель. Они сняли обувь с верхней одеждой, и хозяйка жилища отправила Мацури в свою комнату, а сама прошла на кухню – взять перекусить. Пока светловолосая грела жопу за катацу и щёлкала каналы, ища, что оставить на фоне, Танигучи натаскала еды на это самое катацу, а вскоре присоединилась к возлюбленной, накрывая обеих пледом. В комнате было темно, свет исходил лишь от экрана телевизора да нескольких гирлянд. — Как с родителями отметили? – поинтересовалась шатенка у Мидзусавы, наблюдая, как та, тихонько напевая что-то, наваливает себе в тарелку гору салата – проголодалась. — Никак,– просто ответила младшая. — То есть...? – осторожно сказала Харуми, ощущая, что, возможно, что-то с этой темой не так. — То есть мы не отмечали. Их нет в городе,– на немой вопрос «Почему?», читающийся в карем взгляде, Мацури взяла ложку салата в рот и, жуя, ответила,– Они вечно работают, и сейчас в очередной командировке. Мы никогда не праздновали вместе ни Новый Год, ни мой День Рождения, ни что-то ещё. А если и праздновали, то очень давно, когда я была совсем мелкой,– договорив, она абсолютно спокойно продолжила есть – лишь голос в конце стал тише. — Выходит, ты всегда была одна? – спросила Танигучи, и её сердце сжалось, стоило ей вспомнить, как раньше она, в попытке отрицания своих чувств, отталкивала от себя с детства одинокую девушку. Голубоглазая кивнула: — Пока не встретила Юдзу-чан. С тех пор я перестала быть одна. А потом благодаря ей я познакомилась с тобой, семпай. И с Мэй-сан, Нэнэ-сан, с ребятами. Так что не переживай, я больше не расстраиваюсь из-за того, что родители предпочли работу родной дочери Недолгое молчание прервалось выдохом: — Мацури... И шатенку вдруг переполнила любовь. Она обняла возлюбленную и уткнулась лицом ей в живот так неожиданно, что та чуть не выронила лежавший в ложке салат. — Чего это ты так внезапно, семпай? – спросила Мидзусава, отложив еду. — Подумала, что люблю тебя,– негромко и еле разборчиво пробормотала в ответ Харуми, но кохай поняла всё, однако, застыв и, кажется, позабыв, как дышать, произнесла на полутоне: — Что? Танигучи приподнялась, опираясь на ладони, и остановившись в нескольких сантиметрах от чужого лица, так же тихо повторила: — Я люблю тебя. И в этот момент недавно словно замершее сердце Мацури забилось так сильно и быстро, что если бы не шумок телевизора, кареглазая точно услышала бы его. — Я тоже тебя люблю,– светловолосую настолько поглотили карие омуты, что она даже не поняла, сказала ли сейчас эти четыре слова. Однако за пару секунд до поцелуя стало ясно, что да – губы Харуми тронула счастливая улыбка.***
К трём часам ночи пара уснула. Так же сидя – то есть уже лёжа – за катацу, под тёплым пушистым пледом, обнимая друг друга. Проснулись они, когда было ещё темно. Вернее, проснулась Танигучи, и аккуратно вылезла из-под руки Мидзусавы. Та поворочалась, что-то промямлила, но продолжила спать. Выдохнув, старшая отошла к шкафу и достала оттуда красиво украшенную коробочку – подарок для возлюбленной. Бесшумно ступая по полу, подошла к столу и поставила на него коробку, после чего отправилась на кухню. Пока шатенка была занята вне комнаты, Мацури пробудилась ото сна. Она потёрла кулачками глаза и потянулась, а затем заметила, что семпай здесь нет, но есть стоящий на катацу подарок, который девушка, сев, взяла и принялась осматривать. Вскоре её отвлекла отворившаяся дверь и вернувшаяся Танигучи с двумя кружками горячего шоколада, от поверхности которых исходил пар. — Проснулась? – улыбнулась она, ставя напиток на стол и садясь рядом с возлюбленной. — Почти,– светловолосая прикрыла ладонью зевок. — Доброе утро,– Харуми оставила на правой щеке Мацури поцелуй, вызывая у неё улыбку. — Утро. — Откроешь? – Танигучи кивнула на коробку, которую держала в руках кохай. Та потормозила немного, а потом потянула красную ленту, развязывая бантик; открыла крышку. Её улыбка стала шире, когда она увидела, что находится на дне – новенький блестящий фотоаппарат, о котором Мидзусава мечтала уже долгое время, и все уши прожужжала о нём шатенке и друзьям. — С Новым Годом,– на этот раз поцелуй лёг на левую щёку,– Тебе нравится? — Да.. Да, очень! – светловолосая обняла Харуми за шею,– Это лучший подарок! – она выпустила семпай из объятий, чтобы достать из своего рюкзака, валявшегося у катацу, подарок для неё, и, протянув его девушке, произнесла,– А это тебе. Кареглазая повторила широкую улыбку своей возлюбленной, увидев свитер, лежавший внутри. — Ты не успела купить его тогда на распродаже и очень расстроилась, поэтому я решила взять его, когда она закончилась. — Но он же ужасно дорогой. — Об этом не беспокойся. Лучше надень его. Шатенка послушно сняла с себя кофточку, заставляя Мидзусаву краснеть от вида пышной груди в чёрном бюстгальтере, и надела мягкий свитер. — Ну как? – спросила Танигучи; Мацури показала два больших пальца, поднятых вверх, и теперь уже старшая кинулась к ней с объятьями,– Спасибо, мелкая! Они просидели так несколько минут, слушая тиканье часов и собственное дыхание, а после Харуми предложила: — Сфоткаешь нас? И светловолосая включила камеру, поворачивая её объективом к ним и держа палец на нужной кнопке, готовая вовремя на неё нажать. А потом повернулась к шатенке, которая этого и ждала, чтобы накрыть губы напротив своими. Раздался щелчок – их третий поцелуй запечатлён надолго. — Солнце скоро встанет. Не хочешь посмотреть на первый восход? — С тобой – конечно,– не раздумывая, сказала Мидзусава, заражая улыбкой семпай. Девушки поднялись и, прихватив с собой некоторые вещи, вышли из комнаты, а затем и из дома на крыльцо, где сели на стоящую там скамейку и укутались в плед. Вскоре холодно жёлтое солнце появилось над горизонтом и медленно поползло вверх, становясь всё больше и больше. Мацури поправила выбившуюся розовую прядь и опустила свою ладонь на чужую. Взгляды встретились, всего на несколько секунд, пока глаза не закрылись, а губы не соединились в новом поцелуе со вкусом шоколада.Держаться за руки, встречая рассвет.