Наказание за грехи

Сестра Лелиана знала, что за глаза ее зовут сукой. С разными вариациями, но чаще просто «рыжая сука». Которой все не так и не этак: чай то слишком горячий, то слишком холодный, вороны орут как атакующий дракон, дворяне в духах, похоже, вообще купаются. Да, ее все раздражало. А в первую очередь — она сама. Храм Священного праха взлетел на воздух, взрывом испепелило сотни делегатов, на небе светится зеленым магическая дырища, армии морового магистра снесли Убежище… она должна была об этом, ну хотя бы о последнем, знать! Заранее! Это же ее работа! А она всех подвела! Как ее еще терпят? Как она сама себя еще терпит? Хрррр! Врезать бы этой рыжей башкой о косяк, но от этого лучше не станет. Ни ей, ни Инквизиции, которой нужен ну хотя бы такой тайный канцлер. В былые времена ей отпускали грехи понимающие люди. Маржолайн. Ох, если бы не она, Лелиана просто с ума сошла бы. Она все пояснила, прояснила, научила и время от времени стегала свою ученицу. Однако навсегда при Маржолайн она не осталась. Была церковь в Лотеринге, было видение, из-за которого она ушла с тем самым Серым Стражем. Амелл на многое был готов для своих спутников. Подарки регулярно падали на спальник каждому, и об услугах его просить не стеснялись. Надо найти потерянный невесть где меч, навестить сестру или подружку, да хоть прибить постылую мамашу? Обращайтесь! Так что к просьбе Лелианы он отнесся спокойно: мало ли какие у сестер Церкви причуды. Каялась она уже ему, а он выбирал наказание. Изобретательно, благо был маг и магию любил. Морриган со временем начала почем зря ревновать, но потом резко выкинула эту тему из головы. Лелиана так и знала, что та спрятавшаяся лиса была на самом деле их общей знакомой ведьмой. А потом Амелл умер, а она спустя годы стала Левой рукой Верховной Жрицы. И за провинности отвечала перед ней. Джустиния секла ее обычно правой рукой, левое плечо часто болело. Но Правую руку в дело, конечно, не впутывала. Да и сама Лелиана не стала бы просить коллегу о подобных услугах. Все же не те у них отношения. Но вот теперь, после гибели Джустинии, довериться стало совершенно некому. А напряжение накопилось страшное. Соловей присматривалась то к одному, то к другому, но все не то. Шартер? Не надо ее так шокировать. Бык знает толк в боли и точно разделяет ее подход, но он все же агент кунари, с ним надо держать ухо востро, а не обнажать спину. Мать Жизель принимала исповеди, но плетку в руки не взяла бы, не того склада человек. Эх, попробовать, что ли, еще раз самой? Хлестать на этот раз не стоит — не помогает, запомнила. Немножко иначе… *** Дверь лазарета распахнулась от мощного пинка. Неспроста был тот шум во дворе, значит, неспроста. Кажется, кричали что-то про сестру Лелиану и лестницу. В помещение влетел дюжий разведчик со своей начальницей на руках. — Скорее! Она упала с лестницы, кажется, ногу сломала! — Портной, да не паникуй ты так! — упрекнула его Соловей. Целители мельком обернулись на новую пациентку. Заметив, что она в сознании, и в ближайший час явно не помрет, переключились на тех, кто грозил вот-вот отдать душу Создателю. Зато из угла выскочил взволнованный Тревельян, не так давно назначенный Инквизитором. На левой руке была повязка с небольшим пятном крови. Неизвестно, чем он был болен, но на кровопускания приходил регулярно. — Где болит?! — Лодыжка, левая… — Снимай с нее сапог! — скомандовал он разведчику, и тот принялся за дело. Меж тем сам Инквизитор крутил головой, выискивая, что бы холодное приложить. Увы, ничего не нашлось, и он решил импровизировать. Охладил опухшую лодыжку женщины заклинанием. — ААААААА! — не выдержала Соловей, и он тут же отдернул руки. — Простите, холод все же не моя специальность. Разведчик, живо наружу, набери снега в какой мешок и назад! — Так точно! — и ускакал. На обратном пути Портной снова услышал пронзительный вопль Сестры Соловей, и припустил так, что упал уже сам. Даже не думая, поломал он ноги или нет, вскочил, и влетел в лазарет, где тайный канцлер прямо цвела в улыбке. — О, так хорошо, совсем не болит… А на ноге у нее уже магический иней таял. *** Тревельян не раз слышал пересуды разных подчиненных о травме Сестры Соловей. Многие не верили, что ловкая бардесса могла вот так просто упасть с лестницы. А вот он верил. Как говорится, и на старуху бывает проруха. Задумаешься так, или просто бумажки обзор перекроют, и готово, сбиваешься с ритма, и летишь вверх тормашками. Ну или ей просто захотелось пощекотать себе нервы. Ему самому частенько хотелось, а ведь казалось бы, жил себе спокойно в Круге чуть ли не тридцать лет. Не иначе как Брешь или Якорь влияют. А Соловей так вообще бардессой была, с Пятым Мором боролась, пес знает сколько стрел в Уртемиэля всадила и сколько глоток ради Ее Совершенства перерезала. Такая точно от бумаг и рутины взвыть должна была. Прыгать с крепостной стены для нее немножко не комильфо, вот и подстроила «несчастный случай». Жаль, что он ей ненароком еще и обморожение добавил, но он уже извинился и отдал неплохой запас зелий из эльфийского корня. Казалось бы, инцидент исчерпан. Однако тайный канцлер попросила о встрече один на один в его покоях. Пришлось согласиться. — Лорд Тревельян, вы же Вестник Пророчицы нашей, так? Я бы очень хотела… исповедаться. — Я ни в какой сан посвящен не был, я лицо не духовное, и не могу… — Ох, да бросьте, для людей вы сейчас самое духовное лицо из живущих, но я вас поняла. Зайду с другого угла: вы — мое начальство, и у меня для вас отчет. Я… совершила ошибки, и прошу вас принять меры. — Кажется, это мы обсуждали на заседании совета в ставке командования. Или есть что-то еще? — Нет, не обсуждали! Я подвела Ее Совершенство! Я подвела Инквизицию! Тревельян тяжко вздохнул, но промолчал. — Потому я требую дисциплинарного взыскания. Накажите меня. — Хммм, ладно. Прочтете вот этот стих двести раз, — он протянул что-то из Песни Света. Сам, поди, не знал, что именно. — Вестник, я же не Сестра, сбежавшая на ночь на свидание! — Не понимаю, что вы хотите. Не с балкона же вас выбрасывать! Ваша смерть сильно подкосит Инквизицию. — Об этом никогда не говорят открыто, но в Церкви принято наказывать не только стоянием на коленях на горохе или чтением стихов сотни раз, — Лелиана вручила ему плетку, а сама, повернувшись спиной, начала разоблачаться. И готова была поспорить на всех своих нагов, что Вестник аж рот раскрыл от изумления. Да, взяла на себя еще один грех, но он же поверил. Почему нет, он всю жизнь провел в Круге и к андрастианству никаких симпатий никогда не питал, по возможности избегал даже немногих служб в часовне башни магов, ну и что он может знать о Церкви? Не так уж сильно она и соврала, в конце-то концов, Джустиния ее и правда не раз и не два порола. — Ну и сколько ударов? И как сильно? Как оно там принято? — Не стесняйтесь, отведите душу. Вспомните Убежище. Тревельяну вспоминать Убежище хотелось в последнюю очередь. И так все в голове перемешалось. Сказать бы ей, чтобы шла уже отсюда, но ведь не уйдет, пока не получит свое. Вот зараза, он даже не видел, как родители слуг за провинности порют. Может, и не пороли вовсе. А храмовники Круга редко наказывали непокорных магов на глазах благополучных. Что ж, ударил, как сумел. И еще раз. И еще. — Ну же! — подзадоривала его тайный канцлер. Во дает. Сначала понавешала на себя почем зря все грехи Корифея, совершенные в этом веке, а теперь заставила его, непричастного, отдуваться и махать плеткой до боли в плече. Раззадорившись, он откинул эту дурацкую штуку в угол и, сведя руки на выдохе, шарахнул молнией. — АААААА!! — заверещала Лелиана, изогнувшись в дугу. Кажется, ей наконец-то хватило. *** Искательница сидела в довольно смурном настроении и таращилась на самую высокую башню крепости. Обычно Варрик проскользнул бы мимо, но сегодня душа просила острых ощущений. Он с ней заговорил. — Что, хотела те покои себе? — Не дури. — А, значит, думаешь об их обитателе? — Ты его недавно не видел? — Видел, как он от Сэры через окно вылез и быстро-быстро пошел в ту башню, как будто его кто-то ждал, а он и забыл. — Я же даже знаю, кто ждал, — Искательница начала сердиться. — Неужели его мать приехала?! Ей же уже за семьдесят! — с фальшивым ужасом прокричал Варрик. — Ха-ха. Нет, Лелиана его ждала. В его покоях. С докладом. Опять. — Соловушка работает день и ночь. По себе знаю, что шпионские дела иногда не могут подождать до заседания совета. — Очень на это надеюсь, — процедила Кассандра. — Искательница, да ты… ревнуешь! Ох, ну дела! — Не выдумывай. — Ревнуешь к Соловушке! Да он сам мне говорил, что рыжих не выносит. — Они заняты срочными донесениями тайной сети, только и всего. Потому что ну чем еще? — она пыталась убедить только саму себя. — Обсуждают духовные вопросы, например. Одна моя хорошая подруга, например, тоже часто ходила в собор, задать несколько вопросов Владычице Церкви. Но та частенько была занята, и на вопросы нередко отвечал один послушник. А потом подруга нас всех пригласила в собор, на какую-то странную церемонию. Церковное бракосочетание, кажется. — Хрррр… говнюк низкорослый, — еле слышно пробормотала Кассандра, к великому удовольствию получившего недельную дозу адреналина гнома. *** Как узнала Кассандра, Тревельян в последние месяцы куда реже стал приходить в лазарет за кровопусканиями. А что Лелиана стала куда спокойнее и перестала беситься по малейшему намеку на повод, заметил весь Скайхолд. Меж тем приватные встречи лорда Инквизитора и тайного канцлера продолжались. Хотя интерес Вестника к ней, Кассандре, ничуть не ослабевал. Он нередко просил уединения с ней, и они с удовольствием целовались в здании кузни, на самом верхнем этаже. По ее просьбе он уговорил Варрика написать продолжение «Мечей и щитов». А потом подарил венок из цветов, не увядающих благодаря лириуму. Однажды она рискнула спросить, зачем к нему приходит Лелиана. — Доклады, куда от них денешься, — притворно вздохнул Тревельян. — Доклады? — не зря же она была Искательница Истины. — Я не буду вдаваться в подробности. Не имею права. И вообще, это не самое приятное дело. Сестру Лелиану многие считали самым страшным человеком в Скайхолде. Надо же, даже Инквизитор ее боится, а ведь он и сам довольно строгий и запросто может устроить подчиненным выволочку. И все же ей не было покоя: что они там делают? В окна можно не смотреть, слишком высоко, да и витражи искажают то немногое, что можно углядеть. Поэтому она, отчасти сама стыдясь того, что делает, пошла в его покои, пока он гулял по стенам. Если заперто — развернется и уйдет. Если открыто — значит, он и не против. Дверь была открыта. Кроме того, Инквизитора дожидался еще один гость. Дориан, не стесняясь, доил бочонок с вином. — О, еще много осталось, хорошо-то как, — приговаривал Павус. Любимый кубок Тревельяна он брать не посмел, нашел другой. Тот же сиротливо стоял на столе, совсем сухой, кое-где припыленный. А ведь раньше Инквизитор каждый день пил то, что в Скайхолде уже обозвали «коктейль Вестника» — смесь красного вина и настойки эльфийского корня. Не то чтобы у него были видимые проблемы с алкоголем, но что он стал меньше пить, не могло не радовать. Всем бы так. — Дориан, а ты здесь зачем? — Искательница, тебе не понравится, что я отвечу. Я же знаю твое отношение к некромантии. А, ну да, Тревельян ведь пошел в ученики к Анаксасу. Но не так давно Кассандра ревновала Вестника к нахальному тевинтерцу. Как выяснилось, зря. Тот как-то раз пообещал Инквизитору некий подарок, и утопал в башню с похабной ухмылкой на лице. Вернулся как пришибленный и поплелся в таверну хлестать винище, и несколько дней старался Тревельяну на глаза не попадаться. Может, и к Лелиане она ревнует напрасно? Никаких личных вещей Сестры Соловей видно не было, и даже ни одного рыжего волоса на кровати. В одной подсобке бочонки вина, во второй — утварь вроде метел и ведер. Еще там затесался неказистый жесткий деревянный стул. Наверное, для посетителей, чтобы не расслаблялись. Лелиана сидела, пристегнутая к деревянному стулу металлическими скобами. Две на подлокотниках для рук, две для ног — на ножках. По ней уже зарядили молнией четыре раза. С этой стихией Тревельян обращался куда более умело, чем с холодом. Мог и слегка, почти любя, пощекотать, а мог и весь дух выбить. — Фуууух… да, мне уже легче. Хватит на сегодня. Вы сами-то как? Не желаете… исповедаться? — Я за собой никакой вины не чувствую. — И даже то, что вам рассказал дух в Тени… — Я себя Вестником Андрасте никогда не называл. И что люди на этот счет думают, от меня не зависит. Я и так на каждом углу говорил, что никакой я не Вестник, но никого в этом не убедил. Тут моя совесть чиста. — А судьба Хоук? — Хоук сама вызвалась. Да и не перед вами мне в этом каяться. Я приму хоть болт в плечо, хоть стрелу в колено, хоть посохом по голове, хоть щитом по груди от ее друзей и родных, но не от вас. Надеюсь только, что этот ее друг, который сердца из груди вырывает, не придет. Вот такого мне не пережить. — Будем бдеть, ваша милость. У него весьма приметная внешность, не пропустим. А вообще — счастливый вы человек. *** В Великом Соборе любили принимать главу Инквизиции. Неизвестно, о чем он время от времени уединенно беседовал с Ее Совершенством Викторией, но после этих встреч она ходила такая умиротворенная. Воистину Вестник Андрасте, живой святой! Некоторые, правда, считали, что эти двое там вовсе не разговорами заняты, а кое-чем более трудоемким. — Говорю тебе, они любовники! — Я тебе рот зашью за такие наветы! — Сама посуди, почему лорд Тревельян еще не женился на леди Кассандре? Почему у него вид такой грустный? Да он только о Виктории и думает. Бедняжка. Такая трагедия, любимая ушла к Создателю, хотя еще и жива. Он и ходит в черном, потому что по сути вдовец. — Оххх, ты невыносима! Еще и синий от черного отличить не можешь! Знал бы кто, чем Верховная Жрица Виктория и Вестник Андрасте занимаются наедине в ее покоях. О таком даже в «Распутной вдове» не пишут. Как она, не снимая даже расшитой ризы, садится на изящное кресло, а он аккуратно, но крепко привязывает ее, чтобы не осталось ссадин или синяков. И выслушивает о всех ее недавних прегрешениях. Три дня назад вот приказала убить делегатов магов прямо в соборе, их кровищу еще час отмывали. За такое Ее Совершенство получает парочку разрядов. От мага, что то ли символично, то ли иронично. Кричит, а потом он ее освобождает. Оба валятся на кровать, отдыхают и гладят нагов. Вроде и не любовники, но так доверять она может только ему. Он же все бледнеет, и в последнее время неважно выглядит. Будь это обычная хворь, все бы с удовольствием бросил да поехал к морю, в Антиву, выздоравливать. Но это все клятая метка. Якорь, который, похоже, скоро его потопит. Когда-то он опасался, что магия иссякнет, и метка погаснет до того, как он одолеет Корифея. Но она, наоборот, стала разгораться все жарче, устраивая хозяину множество проблем. Впервые за эти годы он начал скучать по Соласу, но где его теперь искать? Лелиану новости огорчают. Не станет Вестника — кто отпустит ей грехи? Всегда был кто-то на голову выше: наставница, жрица, герой или святой. А так она останется одна на этой вершине. Наедине со своей виной, своими грехами и ошибками. Тревельян слегка удивляется, вдруг почувствовав нежное объятие женщины. Но все равно приятно, что ни говори.