- пашка, чтоль? - потом спросил у него мустаев. - пашка? павлуша значит. - да, да. павлуша личадеев. десятиклашка, мелкий ещё, но умный и улыбчивый такой, обоссаться можно!
юра тогда ещё посмеялся. а потом сам в этом убедился, когда паша, довольный, с краснючими щеками, смеялся, пытаясь любимице мустаева, сашке вроде, снег за шиворот ему закинуть. сам же потом ещё с волос своих снег убирал, всё смеясь заливисто. какие-то заумные словечки ещё говорил. правду даня сказал: и умный, и весёлый. идеал просто какой-то!***
месяц как прошёл, и за это короткое время юрка успел узнать у паши его номер телефона и списаться, подружились потом. музыченко всё удивлялся: как это так пашка добровольно учится на отлично, так ещё у него это получается? а на следующий день пашка позвонил юре в квартиру. открыл он двери. увидел личадеево зарёваного всего, с краснючими щеками и носом. от холода, наверное, - надеялся юра. спросить он не успел пашку, как пашка сам подошёл и крепко-крепко обнял музыченко. выговорился потом ещё личадеев юрке, рассказал обо всём: и как родители его заставляют оценки только отличные получать, и как саня его постоянно стебёт за чёлку, как анечка в любви отказала ему, как муха ещё обои дерёт и тетради иногда грызёт. юрка ещё тысячу причин этих слёз выслушал, всё ещё обнимая, по спине медленно-нежно гладил, да глаза на лоб лепил. не добровольно, всё-таки. а щёки, зато, из-за мороза. напоил пашу какао сладким-горячим ещё юра, одеялом тёплым укрыл. обнимал со спины долго и крепко, носом в плечо утыкаясь, успокоить пытался. вроде даже удалось. потом музыченко комедию глупую какую-то включил и шутки шутил, надеясь пашку развеселить. удалось даже настроение поднять: личадеев всё же засмеялся хрипло-тихо с очередной шутейки, что юре тоже стало так легко-легко, что выть хочется. чмокнул в патлатую макушку, мягко обняв. пошёл потом на кухню сделать ещё пашке какао, одновременно думая, какую комедию дальше включить, чтоб не грустил он больше. - у самого все костяшки разбиты в кровь, - паша тихо смеётся, закутывая себя в одеяло сильнее. смотрит ещё на юрку, который сначала в ступоре стоит с горячей-обжигающей чашкой в перебинтованных руках. потом музыченко недовольно эйкает, возмущается, быстро подходит к паше, ставит чашку на стол и треплет по волосам. - эй! узлы же будут, я не вычешу их! - личадеев пытается отбиться от юры, но не получается - поваливает его на диван будущий актёр, дыша тяжело прямо в лицо. - узлы же.. будут… не вычешу их, - паша повторяется, тоже тяжело дышит, смотря юре в глаза, потому что ум умом, но физической силы у него мало, даже на такую маленькую «драку». - слезь, пожалуйста.. неудобно мне. юра смотрит пару секунд с вопросом в глазах. потом начинает смеяться заливисто, утыкаясь лбом в плечо. паша всё ещё лежит из-за тяжёлый тушки на себе, смотря на потолок, тоже начиная тихо хихикать. пары секунд после оглушающей тишины не проходит, как личадеев слышит тихий «чмок» и тёплое-мягкое прикосновение к своей щеке. - чтоб не болел. на профилактику, так сказать, - юра сказал это неприлично тихо-близко, прям на ухо, заставляя мурашки по коже паши начать бегать туда-сюда. Но потом слезает со школьника всё-таки. — это.. бинты красные у тебя полностью… заражение может пойти.. перевязать надо? — спрашивает личадеев тихо, запинаясь. — поможешь? — а юра смотрит на него, немного смущённо, снимая ткань красную с рук. — помогу.***
паша аккуратно, стараясь не задевать лишний раз сбитые костяшки, перебинтовывал музыченко ладонь, иногда промокая перекисью новый моточек бинта, на что юра недовольно шипел и морщился. - терпи, мужик, - личадеев дует аккуратно, как ему мама когда-то, пытаясь утихомирить щипание у старшего. - терплю, мужик. не рыдаю. - и не рыдай, - молчит. - не будь мною. всё, - паша отстраняется от руки юры, мельком поглядывая на его лицо. - тобой? в каком смысле? - музыченко недоумённо переводит взгляд на школьника, который суетливо пытается закинуть на себя одеяло. — ну, просто? - молчит опять. - просто, блять, юрочка, не рыдай и не нервничай из-за всяких мелочей.. нервы у тебя рано или поздно закончатся, и.. и всё… будешь дёрганный и зашуганный. юра всё ещё недоумённо смотрит на пашу, пытаясь выстроить из его слов логическую цепочку. потом смеётся тихо-хрипло, всё ещё смотря на пашу. - дурак ты, пашка. солнышко. патлатое. личадеев смотрит на него, будто на дурачка, сначала., а потом до него доходит: юрка музыченко, гроза района и улиц, назвал его дурачком. солнышком, блять, патлатым! паша хочет завыть псиной, но сдерживается, поэтому просто улыбается ярко-широко, как только может, сам начиная немного подрагивать от подступающего смеха. - не полюбить тебя невозможно, паш. не-воз-мож-но, - шепчет юра уже в плечо, за талию обнимая, медленно-нежно поглаживая, - понимаешь? да куда тебе понимать, ты же не я, - молчит. - но пойми ты, пашка, ты красивый такой, прям пиздец. патлы эти твои классные ещё. пашка смотрит на него так недоверчиво, взглядом заинтересованным. - глаза у тебя ещё такие глубокие. красивые. а губы, - музыченко притрагивается холодными пальцами к жарким-тёплым губам. - губы у тебя пухлые такие, мягкие! ресницы пушистые такие ещё. пашка, невозможно красивый ты, знаешь? теперь знаешь. и знай дальше это. - говоришь, как в пьяном бреду, юр, правда. музыченко кладёт подбородок на плечо паши, хмурится и задумывается. - возможно. но я не пил только. - дурак ты юрка, дурак, - паша улыбается, закрывая глаза. - а ты солнышко патлатое, павлуша.