Шоколад на двоих

      Джим скоро станет отцом.       Эта ситуация как нельзя лучше описывала глупость Джима Гордона. Разумеется, он заделал Барбаре Кин ребёнка, разумеется, иначе и быть не могло. Не то, чтобы у них и без этого было мало проблем. А ещё Барбара по-прежнему мечтала отомстить Освальду за убийство Табиты.       Честно говоря, осознавать, что Джим даже не задумался об этом и всё равно переспал с Барбарой, было немного больно. Освальду казалось, что у них с Джимом получилось создать какую-никакую, а команду для борьбы с военными и Джеремайей Валеской. Они неплохо сработались и ночи напролёт проводили за обсуждением дальнейшего плана действий в компании друг друга и отвратительного ликёра, который обнаружился в столе у Джима. Впервые за долгое время Освальд почувствовал, что Джим снова стал ему другом. Он… Они бы…       Освальд поклялся, что обыщет весь остров, но найдёт для Джима все возможные контрацептивы, упакует их в подарочную бумагу и перевяжет бантиком.       Он неловко хромал вниз по ступеням полицейского участка — подальше от Джима — и не переставая думал о глубокой яме с проблемами, которую Гордон вырыл и для себя, и для Барбары. Глубоко в груди поселилось неприятное тянущее чувство, и Освальд надеялся, что оно никак не отразилось на его лице. Некоторые копы искоса глядели ему вслед, очевидно услышав громкие крики из офиса капитана, раздававшиеся эхом пару минут назад, но предпочитали молчать. Они уже давно смирились с частым присутствием криминального босса в своём участке. К тому же, кто в здравом уме рискнёт действовать на нервы Пингвину?       — Вы в порядке, мистер Кобблпот?       Освальд остановился и огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда прозвучал голос. Вглядевшись в темноту одного из офисов, он заметил знакомого молодого человека, который всего лишь стоял, прислонившись к стене, но каким-то образом всё равно скрывался от посторонних глаз.       — Мистер Уэйн, — произнёс Освальд с негромким смешком. — У вас талант прятаться у всех на виду.       Брюс слегка изогнул губы в улыбке и пожал плечами, опустив взгляд. Он был одет в привычный чёрный плащ, но на этот раз снял перчатки, держа в руках… шоколад. Да, это точно был шоколад.       — Вы не ответили на вопрос, — заметил Брюс и незаметно положил в рот кусочек шоколадной плитки.       — Просто… у нас с капитаном Гордоном произошёл довольно неприятный разговор, — ответил Освальд. Тёмные глаза Брюса проследили за дверью в офис Джима, а потом он снова переключил внимание на Освальда. Не произнося ни слова, Брюс отломил от шоколадки приличного размера кусок и протянул ему. Освальд удивлённо смотрел на протянутое угощение. В нынешних условиях даже для миллиардера любой провиант был бесценен, и тот факт, что Брюс делится с Освальдом шоколадом, многое говорил о нём.       Вскоре Освальд вернул себе самообладание и подошёл ближе к юноше, благодарно принимая шоколад из его рук, после чего он повторил его позу и прислонился к стене, что помогло ему немного облегчить давление на больную ногу. Некоторое время между ними висела тишина, и двое мужчин просто стояли в компании друг друга, наслаждаясь редкими моментами спокойствия.       — Предположу, что это очередной подарок от вашего тайного поклонника, — сказал Освальд, на что Брюс согласно хмыкнул.       — Ваше предположение абсолютно верное.       Освальд не знал точно, сколько подарков получил за это время Брюс Уэйн, но слышал, что их было гораздо больше, чем одна бутылка ликёра в самом начале и один шоколад, который они сейчас разделили. Брюс так же получил несколько долгоиграющих сюрпризов, например, новые начищенные до блеска ботинки, набор чёрных кастетов и другие, более фривольные дары, хотя Освальд бы поспорил, что букет лилий представляет собой большую ценность, чем всё остальное. Ещё среди подарков был гель для укладки волос. Об этом Освальд узнал от Джима, который без конца посмеивался над столь странным выбором; удивительно, но даже подозрительный ко всему коп посчитал сложившуюся ситуацию забавной.       Всю эту информацию люди рассказывали Освальду добровольно, потому что он никогда бы не стал спрашивать первым, рискуя выдать себя с потрохами. И пусть его вряд ли стали бы подозревать, он всё равно не желал рисковать почём зря. Его вполне устраивали нынешние отношения с Джимом и готэмской полицией, а Джеремайя Валеска не стоил того, чтобы случайно их испортить.       — Ну что ж, спасибо им, — сказал Освальд с улыбкой и с, возможно, излишней горечью в голосе. — Кем бы они ни были.       Брюс кинул в его сторону многозначительный взгляд, но Освальд настойчиво его игнорировал, вернувшись к шоколаду.       — Кем бы они ни были, — повторил Брюс совсем не тем тоном, с которым говорил Освальд. — Мистер Кобблпот, если я буду с вами откровенным, вы ответите мне тем же?       На это Освальд слегка нахмурился, не уверенный, куда идёт этот разговор, но всё же кивнул.       — Насколько это будет возможно, — сказал мастер изворотливых ответов. Он не хотел давать юноше обещаний, которые не факт, что сдержит.       — У меня появились подозрения с того дня, как я получил самый первый подарок, — Брюс задумчиво посмотрел на Освальда. — Подозрения в том, что вы прекрасно знаете, кто присылает мне всё это.       Освальд опустил взгляд на свою трость, задумавшись о возможных вариантах ответа. Он вполне мог солгать, но что-то подсказывало ему, что, если он не хочет пасть ещё ниже в глазах Брюса, то так поступать не стоит. Оставался единственный вариант: сказать правду.       — Вы весьма проницательны, мистер Уэйн. Не верьте никому, кто заявит обратное.       Вновь наступила тишина. Освальд готовился к очевидным вопросам, которые, несомненно, последуют за его словами, и старался сделать их максимально расплывчатыми, чтобы не подставлять себя. Обычно, как для босса мафии и бывшего политика, это было плёвым делом, но сегодня обстоятельства немного изменились.       Освальд напрягся, услышав глубокий вздох со стороны Брюса, который, скорее всего, собирался заговорить. Но, когда он действительно заговорил, это звучало вовсе не как допрос. Напротив, Освальд различил некоторую ветренность в его тоне. Как напоминание, что, пускай Брюс был серьёзным и рассудительным юношей, в нём по-прежнему бурлила молодость.       — Когда вы виделись с Джеремайей?       Освальд вздёрнул голову: Брюс не изменился в лице, но его взгляд заметно обострился. Он нарочно задал этот вопрос максимально небрежно, и это сработало: реакция Освальда выдала его с потрохами.       — С чего вы решили, что я с ним виделся? — нахмурил брови Освальд. — Может, я просто догадался. Как и вы, по всей видимости. Кстати, как вы догадались?       — Мы с вами знаем, что цветы и конфеты — это совсем не в стиле Джеремайи, — пояснил Брюс. — Не думаю, что он сам или кто-то из его окружения задумались бы о подобном варианте. А о том, как я догадался…       Брюс опустил взгляд на последний кусочек шоколада в своих руках и замолчал на несколько секунд. А когда же он подал голос, его тон заметно изменился. Плотная завеса, которой он отгородился, чтобы выудить из Освальда ответы, исчезла — пускай даже на мгновение, — и любой мог без труда разглядеть его уязвимость в этот момент, если бы захотел. Пускай то, что сказал Брюс, технически являлось вопросом, на выходе это прозвучало как утверждение:       — Кто же ещё это может быть.       Он съел последнюю дольку шоколада.       Тишина возобновилась.       Освальд огляделся на мельтешащих на фоне офицеров, и волнение о том, что те могут их подслушать, моментально исчезло. Эти полицейские никогда не вызывали доверия, и даже сейчас их нисколько не смущал тот факт, что босс крупнейшей в городе мафии о чём-то переговаривается с мультимиллиардером.       Когда Освальд вновь обратил внимание на Брюса, тот уже покончил с шоколадкой, но в глазах юноши по-прежнему плескалась буря противоречивых эмоций. Освальду было его искренне жаль, что лишний раз доказывало, насколько сильно его глупое сердце жаждет любви. Неважно, насколько болезненным был его опыт с Джимом, они всегда оставались организованным преступником и копом. Никак не монстром, коим стал Джеремайя, и не спасителем, подобием которого являлся Брюс. К тому же, Брюс, очевидно, разделял чувства Джеремайи, в отличие от Джима…       Не думай об этом. Сейчас не время.       Освальд прочистил горло, и пусть Брюс не поднял головы, его взгляд переместился чуть влево.       — Признаю, это я проинформировал Джеремайю, что его подарки никуда не годились, и предложил некоторые альтернативы, — сказал Освальд, а Брюс удивлённо изогнул бровь. — Но отмечу, что я назвал ему лишь примерные варианты. Он определённо проявил инициативу, и, должен заметить, он вполне способен совершать хорошие поступки, когда не занят созданием планов по уничтожению города.       — Почему вы его не убили?       Брюс прервал его попытки представить Джеремайю в каком-никаком, а благоприятном свете, и на мгновение Освальд замолчал.       — Мне казалось, вы не одобряете убийства, мистер Уэйн, — уклончиво ответил Освальд.       — Не одобряю. Но вы с Джеремайей придерживаетесь другого мнения, мистер Кобблпот, — пояснил Брюс. — В голове не укладывается, что вы находились в одном помещении и каким-то образом оба вышли оттуда живыми.       Освальд тяжело вздохнул и, повернув голову, оказался с Брюсом лицом к лицу, с сожалением отметив их внушительную разницу в росте. Освальд всегда был низким, но только сейчас он обратил внимание, насколько вырос Брюс. Годы пролетели незаметно, и за них Брюс из мальчишки превратился в мужчину.       — Могу я поделиться с вами одной тайной, мистер Уэйн? — поинтересовался Освальд, и Брюс, кратко оглядев его, кивнул. — Большую часть своей жизни я провёл в обществе криминальных авторитетов, а затем я стал их Королём. Я убил сотни людей лично и ещё больше погибло от рук моих головорезов. Я сталкивался с худшим, что мог предложить нам этот город. Чёрт, может, я и есть то самое худшее, что есть в Готэме… И всё же, несмотря ни на что, моё сердце не очерствело. Когда я вижу двух влюблённых друг в друга людей, то не могу оставаться равнодушным. И когда передо мной стоит человек с разбитым сердцем, мне ничего не остаётся, кроме как посочувствовать. Даже если этот человек — Джеремайя Валеска.       — В каком смысле у Джеремайи разбилось сердце? — спросил Брюс, не обратив внимание на всё остальное.       — Джеремайя хотел, чтобы я убил его, — ответил Освальд, и Брюс тотчас переменился в лице. — Он… ну, он выглядел отвратительно. Он думал, что вы наконец-то ответили на его чувства взаимностью, но факт того, что это оказалось ложью, уничтожил его.       — Это… — Брюс опустил глаза на свои блестящие ботинки. — Это было необходимо.       — Согласен, — пожал плечами Освальд. — И тем не менее, его сердце разбито.       Брюс так и не поднял головы, а его голос звучал приглушённо, так что Освальду пришлось напрячь слух.       — В каком состоянии вы его оставили?       — Он уже начал приходить в себя, когда я ушёл. Я не только дал ему несколько советов по ухаживанию. Я… сказал ему правду. Он не должен страдать от мыслей, что безразличен вам, потому что это не так.       Брюс наконец-то посмотрел выше, однако продолжал молчать. Не пытался оправдать себя или отрицать всё вышесказанное — на его лице застыла неподвижная маска, а тёмные глаза не выражали ни единой эмоции.       — У вас есть шанс? — мягко поинтересовался Освальд.       — На что? — отозвался Брюс, скорее желая уточнить суть вопроса, нежели разыгрывая непонимание.       — Вы и Джеремайя. Это возможно?.. — протянул Освальд, и в следущую секунду Брюс разорвал с ним зрительный контакт, оглядевшись на шумный департамент, где ни один коп даже не догадывался, что происходит в одном из тёмных углов участка прямо у них под носом.       — Нет, не думаю, — последовал ответ. Освальд шумно выдохнул, а шрамы на его сердце стали чуть глубже. — До бомб, до Селины… Тогда у нас был даже больше, чем просто шанс. Но теперь… Я не могу. Я хочу сделать этот город лучше, но у меня не получится, если… Если я буду рядом с человеком, в которого он превратился.       — А что насчёт человека, которым он был? — продолжил Освальд и натолкнулся на взгляд Брюса, полный невысказанной боли. — Мистер Уэйн, вы когда-нибудь задумывались, где окажетесь, если перестанете цепляться за ваш моральный кодекс?       Губы Брюса изогнулись вверх, и он глухо усмехнулся, прежде чем ответить.       — Иногда, — признался он. — Но… не думаю, что это возможно. Я не представляю, что произойдёт, если я вдруг откажусь от него.       — Думается мне, вы станете гораздо счастливее.       Брюс отвернулся, и между ними вновь повисла тишина. Судя по наблюдениям Освальда, мистер Уэйн пребывал в состоянии глубокой задумчивости: его взгляд стал мрачным, и было невозможно понять, о чём именно он размышляет. Но, прежде чем Освальд решил сдаться и уйти, Брюс словно очнулся ото сна и ответил:       — Тут я с вами соглашусь, мистер Кобблпот.       — Брюс!       Мужчины синхронно обернулись, увидев высунувшегося из своего кабинета Джима, который наградил их донельзя подозрительным взглядом. Освальд даже не оскорбился — наконец-то, хоть кто-то в департаменте посчитал странным, что он (опять же, глава мафии) разговаривает с Брюсом (опять же, с юным миллиардером). Брюс жестом пообещал зайти к Джиму в кабинет через секунду, и Джим, удовлетворившись этим, скрылся за дверью.       — Вы расскажете Джиму о том, что я отпустил Джеремайю? — поинтересовался Освальд, выгнув бровь.       — А вы расскажете Джиму о моих чувствах к Джеремайе?       Освальд улыбнулся и, пусть на это ушло несколько секунд, Брюс тоже ответил ему искренней улыбкой.       — Вы хороший человек, мистер Уэйн. Один из немногих, кто остался в Готэме, — добавил напоследок Освальд. — Я лишь надеюсь, что для вас этого будет достаточно.       Он направился в сторону выхода, стремясь покинуть это жуткое место как можно скорее. Чтобы вернуться в свою обитель и на некоторое время залечь на дно; после столь насыщенного дня ему было жизненно необходимо отвлечься. Например, выгулять Эдварда. Конечно, появляться на улице было опасно, но ведь это Готэм. Если бы он отказывался выходить на улицу просто потому, что в Готэме это делать небезопасно, то сидел бы взаперти до самой смерти.       — Освальд.       Он замер, не ожидая услышать из уст Брюса своё имя, и обернулся как раз вовремя, чтобы юноша успел сократить между ними дистанцию. Брюс огляделся по сторонам, убедившись, что их никто не слышит, и произнёс низким голосом:       — Вы ведь осознаёте, что Джим переспал с Барбарой лишь потому, что сильно перенервничал, а она была рядом?       — На что вы намекаете, Брюс? — спросил Освальд и нахмурился, пытаясь понять, к чему вообще этот разговор.       — Я лишь хотел сказать, что Джим довольно часто повторяет одни и те же ошибки, и окажись на том месте вы, то…       Освальд обронил на пол челюсть, а Брюс не посчитал нужным закончить свою мысль, вместо этого расплывшись в непривычной для него широкой улыбке. Несмотря на тяжесть многочисленных травм и постоянную борьбу за выживание, Брюс всё ещё был слишком юн.       — О, вы и мистер Валеска просто созданы друг для друга.       После этих слов в глазах Брюса промелькнула едва заметная вспышка горечи, но он всё равно проводил Освальда не сходящей с лица довольной усмешкой.