***
Солнце поднималось над Готэмом, когда Освальд и Эд ворвались в её палату. До этого всё было спокойно; Барбара только уложила Табиту обратно спать, после того как та долго и беспрерывно плакала, а Селина дремала на подоконнике, греясь в лучах солнца словно настоящая кошка. Идиллию прервали Эд и Освальд, появившиеся на пороге с инвалидным креслом и мрачной решительностью на лицах. — Пора уходить. Барбара напряглась, но молча позволила мужчинам усадить себя в кресло. Пусть история её знакомства с этими двумя идиотами была далека от идеальной, она осознавала, что они делают всё, чтобы помочь ей выбраться из Готэма и уберечь Табиту от беды. — Сейчас? — обеспокоенно спросила Селина, увидев болезненное выражение лица Барбары, когда ту усадили в кресло. — Сейчас или никогда, — ответил Нигма. — Мы не сможем долго сдерживать Джима и Харви, они скоро явятся сюда, чтобы забрать ребёнка, — добавил Освальд, и Селина стиснула зубы, решительно кивнув. — Тогда пошли. Селина вышла первой, за ней Освальд и Эд, который толкал коляску с Барбарой. Некоторое время никто не издавал ни звука (включая Табби), и все четверо успешно продвигались вниз по коридору, сосредоточившись на том, чтобы действовать максимально бесшумно — Барбара ни на секунду не отвлекалась от дочери, удостовериваясь в том, что та не проснётся и не начнёт плакать, привлекая внимание. Вскоре перед ними показалась дверь, ведущая наружу, а дальше требовалось всего несколько минут на автомобиле, чтобы добраться до пирса. Совсем скоро они покинут Готэм, и Барбара сможет растить дочь, не беспокоясь о том, что кому-то вздумается её забрать. Возможно, они вернутся, когда материк и остров вновь объединятся, но одному богу известно, когда именно это произойдёт, если вообще произойдёт. К тому же, у Барбары будет полно времени и денег, чтобы создать свой собственный мир, где никто и никогда не услышит о Джиме Гордоне. — Остановитесь. Группа застыла, наткнувшись на перегороженный путь: Джим и Харви вышли на свет, вооружённые пистолетами, а Ли следовала за ними по пятам. — Ты что, собираешься застрелить мать своего ребёнка?! — воскликнул Освальд, жестом показав на Барбару с Табитой. — Пока она держит этого самого ребёнка на руках?! — Освальд, Эд, Селина, вы можете идти, — ответил Джим этим не терпящим возражений тоном капитана полиции. — Но я не позволю тебе забрать с собой этого ребёнка, Барбара. — Она не «этот ребёнок», она мой ребёнок, — выплюнула Барбара. — И её зовут Табита. — Барбара, отдай Табиту Ли, — чуть менее грозно, но так же безаппеляционно, заявил Джим. — Барбара… мы же все прекрасно знаем, что из тебя не выйдет хорошая мать. — Нет, нет, нет! — закричала Барбара, прижимая Табиту к груди, когда Ли сделала шаг ей навстречу. — Она моя. Ты не можешь её отнять! Для Барбары не было неожиданностью то, что Джим отнюдь не наслаждался происходящим, потому как, в конце концов, никому не было дела до его чувств; нравилось ему это или нет, но он пытался разлучить новорождённого ребёнка с её матерью. Ли подошла ещё ближе к Барбаре, которая враждебно оскалилась, будто готовясь к драке, а Освальд, Эд и Селина слегка обступили её со всех сторон, проигнорировав предупреждающие выкрики Харви. Но, прежде чем Ли успела бы подойти слишком близко к Табите, или прежде чем копы успели бы запаниковать, между Барбарой и Джимом появилась ещё одна фигура. Вместо каменного лица и дула пистолета, направленного на неё человеком, пытавшимся отобрать её дитя, Барбара увидела черноту, которая словно тень отделила её от Гордона. — Отойди, Брюс. По голосу Джима стало ясно, что тот удивлён — остальные последовали его примеру, но только не Барбара. На самом деле, впервые с их первой встречи — и со всех тех бесчисленных раз, когда другие люди из её окружения настолько высоко отзывались о нём — Барбара в полной мере осознала, почему так много людей искренне дорожат Брюсом Уэйном. — Это неправильно, Джим, — серьёзным тоном произнёс Брюс, словно предостерегая. — Брюс… — выдохнул Джим, как если бы Брюс сказал нечто гораздо более обескураживающее, чем эти простые и очевидные слова. — Что ты… — Я не позволю тебе этого сделать. Как только Брюс озвучил свои истинные намерения, все вокруг замолчали. Никто не смел произнести ни слова, то ли потому что сказать было нечего, то ли потому что боялись последствий. Вместо этого их взгляды сошлись на двух мужчинах, что стояли друг напротив друга: Брюс, который стоял твёрдо, без толики сомнений, и Джим, чьи эмоции на лице сменяли друг друга с невероятной скоростью. Джим долго изучал Брюса, выискивая что-то, какую-то слабость или признаки гипноза. А когда не нашёл, то грозно посмотрел на мужчину, который стоял рядом с юношей. Он безмолвно умолял его образумить Брюса и увести его подальше отсюда, втолковать хоть немного здравого смысла в голову парню, которого тот вырастил. Альфред лишь повёл плечом. — Прости, дружок. — Альфред… — обиженно произнесла Ли таким тоном, что Барбаре захотелось лично прострелить ей колени из принципа. На Альфреда её мольба, тем не менее, не подействовала. — Прости, Ли, — чуть более искренне извинился он. — Но я не смогу спокойно спать, зная, что позволил вам отнять этого ребёнка. Тогда Барбару осенило. Тот факт, что Брюс сделал первый шаг и защитил её от Джима, вовсе не означал, что это была только его идея. Она вдруг поняла, о чём Альфред хотел с ним поговорить. И осознала, что никакие уговоры Джима теперь не смогут убедить Брюса отступить. Ничто не сломит Брюса Уэйна, пока его спину прикрывает Альфред Пенниуорт. Брюс повернул голову в сторону преступников, воров и убийц, которых защищал. — Селина, задний ход. Эти слова вывели Джима из ступора, и он снова поднял пистолет, целясь Брюсу прямо в сердце. — Отойди, Брюс, — повторил Джим, на что Брюс дерзко вскинул подбородок. — Нет. Освальд шлёпнул Эда по руке, выводя его из ступора перед развернувшейся у них на глазах поразительной сценой. Нигма развернул коляску с Барбарой и последовал за Селиной, которая вела их в сторону упомянутого Брюсом заднего хода. Теперь Барбара не видела ни Джима, ни Брюса, но услышала их последние слова, прежде чем её вывезли наружу. — Я не шучу, Брюс. — Тогда тебе придётся пристрелить меня.***
Барбара проводила двери клиники настороженным взглядом, до последнего ожидая увидеть несущихся за ней Джима с Харви с намерением похитить её ребёнка. Но ничего из этого не произошло за время, пока все садились в машину Освальда. — Думаешь, он справится? — так же нервно оглядываясь назад, спросила Селина. — Джим никогда не выстрелит в Брюса, и им обоим это известно, — резонно заметил Освальд, устраиваясь на пассажирском сидении. — Худшее, что с ним может случиться — это арест и пара дней за решёткой. С ним всё будет хорошо. Словно издеваясь, сразу же после слов Освальда, двери больницы распахнулись настеж, и все моментально замерли в страхе. Однако, повода для паники не было: вместо вооружённых до зубов Джима и Харви оттуда вышли Брюс с Альфредом, которые принялись баррикадировать выход. Не успел Эд сесть на водительское кресло, как его место занял Брюс — он оперативно завёл мотор и остановился только затем, чтобы дать Альфреду время их догнать. Какое-то время в салоне автомобиля царило всеобщее молчание. Они мчались вниз по улице, постепенно отходя от событий десятиминутной давности. А если конкретно, то от поступка Брюса — от осознания того, через какую черту он переступил и какие мосты сжёг, лишь бы вытащить их отсюда. — Что? — удивился Брюс, кратко оглядев присутствующих, и тогда они поняли, что натурально пялились на него всё это время. Они тут же опустили глаза, делая вид, что ничего особенного не произошло. Все, кроме Барбары. Её взгляд остался прикован к Брюсу и, несмотря на то, как лихо их машина заворачивала во все углы и проезжалась по каждой кочке, Барбара потянулась вперёд и положила ладонь на его плечо. Часть её жалела о том, что она не может выразить свою благодарность более подходящим способом, но когда пересеклась с Брюсом взглядом через зеркало заднего вида, поняла, что и этого достаточно. Он понял. — Пирс? — спросил Брюс. Барбара кивнула. — Пирс.***
Они остановились напротив подлодки, и все взгляды снова обратились к Брюсу. Но на этот раз не потому, что тот выступил против Гордона и всей полиции Готэма, ведомый моралью, а потому, что решил припарковаться прямо на досках причала, что весьма соответствовало рассказам Селины о безбашенном водителе, коим являлся Брюс Уэйн. Барбара благодарно кивнула Альфреду, который помог ей выйти из машины, пока остальные торопились к подлодке. Она понимала, что какое-то время после родов ей будет больно, но не ожидала настолько неприятного сюрприза. Хотя с другой стороны, это неудивительно — Готэм постоянно так и норовил максимально усложнить ей жизнь. — Как долго будете выводить эту штуку к реке? — спросил Альфред, на что Эд недовольно скривился. — Меньше пяти минут. — Думаю, пять минут это слишком долго, — заметила Селина, и все обернулись следом за ней. К пирсу приближался другой автомобиль, без сомнения, быстрый. И все понимали, что им пора бежать как можно скорее. Спасение ребёнка Джима Гордона из рук злобной женщины — это самый правильный и самоотверженный поступок, который только могла совершить доблестная полиция. — Я подготовлю лодку к запуску, — нервно сообщил Эд и скрылся на палубе. Освальд закатил глаза и протянул руки Барбаре, которая брезгливо заглянула внутрь субмарины. Понятное дело, она не сможет забраться внутрь с ребёнком на руках. Последнее, чего она бы сейчас хотела — это отпускать Табиту, но другого выхода не было. Барбара стиснула зубы и молча положила малышку на руки Брюса, после чего забралась на борт. Как только её ступни коснулись плоского металлического пола, она тут же потянулась за дочерью, и Брюс отдал ей Табиту без каких-либо лишних слов. Следующим забрался Освальд (с ворчанием и руганью из-за больной ноги), за ним Селина, которой понадобилось на это меньше всего времени. Брюс взялся за лестницу, но в последний момент остановился, взглянув на другую сторону пирса. Полицейская машина подъехала к причалу. Скоро из неё выскочат Джим и Харви с пистолетами наперевес, делая всё возможное, лишь бы остановить их. — Как долго, мистер Нигма? — спросил он. — Три минуты, если все сейчас же заберутся внутрь, — ответил Эд с нескрываемым недовольством и паникой. Вместо ответа Брюс серьёзно посмотрел на Альфреда, общаясь с ним без слов. Альфред улыбнулся. — Я последую за вами куда угодно, господин Брюс. В ту же секунду стойкий фасад Брюса дрогнул, а его губы растянулись в улыбке; одной фразы хватило, чтобы напомнить ему о силе Альфреда и о том, что он всегда будет рядом. Брюс коротко кивнул, опустил глаза внутрь субмарины, откуда на него смотрела растерянная Селина. — Уходите. Прогремел звук захлопнувшейся двери, словно ставя жирную точку. Широко распахнув глаза, Селина кинулась к лестнице, но не добежала пары шагов, как вдруг Освальд схватил её поперёк туловища, затягивая назад. — Мы не можем его оставить, — воскликнула она. — Мы не можем! — Селина, — спокойно начала Барбара, но Селина продолжила сражаться с Освальдом, пусть это и было бесполезно. — Отпусти меня! Освальд зашипел от боли, когда Селина выпустила когти и полосонула его по руке, вынудив выпустить её, хотя порез не выглядел слишком глубоким, чтобы стоило о нём тревожиться. Прежде, чем Селина успела бы взобраться вверх по лестнице и начать царапать выход, на крохотной палубе подлодки прогремел грозный крик. — Селина! Этого хватило. На один краткий миг девушка застыла, а потом развернулась лицом к Барбаре, так что все пассажиры увидели её влажные от слёз глаза. Воцарилась тишина. — Он хотел уплыть, — приглушённо выдавила Селина. — Он обязан был уплыть… Долгое время никто не произносил ни слова. — Погружаемся, — наконец-то подал голос Нигма. — Вам стоит занять свои места. Это вывело Селину из ступора, и она послушно прошла в другой угол лодки, подальше от остальных. Девушка прислонилась к стене, чтобы затем медленно сползти по ней вниз. Освальд, в свою очередь, глубоко вздохнул, перебарывая какую-то свою внутреннюю боль — Барбара знала, что Брюс не был ему безразличен, поэтому, скорее всего, он много чего испытывал, — и сел рядом с Эдвардом. Барбара обняла Табиту и прошла в дальний угол подлодки рядом с иллюминатором, откуда было видно размытый город. Она прислонилась лбом к холодному стеклу, впитывая последние виды Готэма, но не придавая им значения. Вместо этого она обратила внимание на еле различимые фигуры, стоящие на пирсе: двое мужчин в чёрном, с честью и достоинством встретивших наставленный в их сторону пистолет Джима Гордона. И пускай её не интересовала картина города, она знала, что пришло время прощаться с лучшей его частью. Но последним воспоминанием Барбары о Готэме будет вовсе не сильный духом молодой человек, который пошёл против своего наставника и тем самым спас её вместе с ребёнком, потому что как только небо в иллюминаторе скрылось за толщей воды, все пассажиры субмарины отчётливо услышали звук выстрела.***
Это была обычная аллея. И мысль об этом добивала Брюса каждый раз: неважно, как долго это место терзает его душу и сколько его ночных кошмаров таится в её уголках — оно навсегда останется обычной аллеей. Ни лучше и ни хуже любой другой в Готэме. Брюс прошёл чуть дальше, прежде чем остановиться и перевести дыхание. У него не было никаких подтверждений, кроме воспоминаний семилетней давности, но он точно знал, что это оно. Место, где всё произошло. Иногда Брюс жалел о том, что не обратился в религию, чтобы иметь возможность сделать хоть что-нибудь другое, нежели накапливать внутри глубокую боль и переживать её снова и снова. Когда её острая вспышка угасает, на смену приходит свербящий пожар, разливающийся по венам. Брюс огляделся по сторонам, убедившись, что за семь лет аллея ни капли не изменилась. Тогда он взошёл по ступенькам пожарной лестницы и присел на одну из них, как когда-то давно. Закралось желание почувствовать на своих плечах тепло шокового одеяла, как в ту самую ночь — несмотря на то, что его шок давным-давно прошёл, от одеяла он бы не отказался. Он дольше необходимого бездумно рассматривал свои ботинки, осознавая, что стоит ему поднять взгляд, как все произошедшие здесь события снова предстанут перед глазами. Те из них, которые когда-то приносили комфорт, сейчас сделают только хуже. Наконец, собравшись с духом, он устремил взгляд на конец аллеи. Он помнил, как сидел здесь семь лет назад и увидел там его, мужчину, который упорно продолжал искать Брюса среди толпы людей, не обращая внимания на копов. Он был там, когда Брюс лишился всего. Всегда был там. Он был единственным человеком, благодаря которому Брюс верил, что обязательно пройдёт через любые трудности и испытания. — Сегодня годовщина. Забавно, не правда ли? — произнёс Брюс в пустоту. — Семь лет назад я потерял родителей, а в этом году… Слова застряли в горле горьким комом, и Брюс вынужденно зажмурился, пытаясь сглотнуть слёзы. — Я до сих пор гадаю, был ли момент, когда я сидел здесь, а Джим Гордон обещал найти убийцу моих родителей… был ли он мгновением, когда я обрёк его на то, чтобы стать убийцей Альфреда. Под конец голос Брюса задрожал, и он наскоро вытер скатившиеся по щекам слёзы, хотя это совсем не помогло справиться с нахлынувшими эмоциями. — Альфред, он… Альфред мёртв. Даже проговаривать это вслух было невыносимо, и Брюс, не сдержавшись, всхлипнул, прежде чем смог продолжить: — Альфред мёртв, — повторил он, с трудом совладав с голосом. — Мои родители мертвы, Селина ушла, а Джим… Джим Гордон убил последнего дорогого мне человека. В эту ночь я потерял абсолютно всех. Мгновение абсолютной тишины было прервано скрипом пожарной лестницы, которая воспротивилась дополнительному весу, но Брюсу было всё равно. Он обернулся, и его тёмно-карие глаза пересеклись с другими, бледными и выцветшими. — О, дорогой, — шёпотом произнёс Джеремайя. — Не всех.